Боб вернулся, когда стемнело. Он поднялся по лестнице и вошел в дом, а потом появился на веранде с бутылкой текилы в одной руке и сигарой — в другой.
— Поскольку ты мой гость, почему бы нам немного не поговорить по душам?
Я выглянул из гамака.
— У тебя есть на то право?
Он увидел Эбби в своей рубашке и кивнул:
— Когда-то было.
Я знал, что должен объясниться.
— Мы уже несколько лет так живем. Постоянная борьба сузила наш кругозор. Я думаю исключительно о нас и наших нуждах. И я не прошу за это прощения, хоть и знаю, что это нехорошо.
Боб покачал головой:
— Похоже, вы и впрямь заслужили капельку участия.
— Как ты стал священником?
— После колледжа отправился в Рим и четыре года пробыл в Ватикане. Решил, что это мое призвание. Потом меня назначили в маленький приход на Миссисипи, затем во Флориде и, наконец, в Джорджии.
Я кивком указал в сторону шкафа.
— И что случилось?
— Ах это… — Он ухмыльнулся и отхлебнул из бутылки. — Хочешь знать правду?
Я пожал плечами.
— Я разворовал общественные деньги и переспал с половиной прихожанок.
— Достаточно честно.
— После двенадцати лет в тюрьме перестаешь держаться за дорогую тебе ложь.
Боб снова отхлебнул и закурил. По веранде пронесся ветерок, он подхватил струйку дыма и развеял ее среди деревьев. Боб глубоко затянулся, отчего кончик сигары зарделся, и спросил:
— Ты подумал, какие у тебя варианты?
— Сомневаюсь, что они вообще есть.
Он указал сигарой вниз:
— Ниже по реке у меня домик. Сейчас он пустует. — Боб засмеялся. — Уже давно. В последний раз там прятался один псих, который решил разбогатеть на акциях. Кажется, его звали Тед. Когда-то он был рок-звездой. В общем, он наделал ошибок и прогорел. Я в этом не разбираюсь. Короче говоря, он разорился, и его клиенты тоже. Когда они принялись охотиться за его головой, он вспомнил, что всегда хотел стать художником. К сожалению, картины никто не покупал. Судя по всему, проблемы у парня начинались, за что бы он ни брался. Я уже давно его не видел. Можете жить там сколько хотите. — Боб сбил пепел с сигары и прикусил губу. — Иногда… — Он сплюнул. — Иногда нужно переждать грозу, прежде чем двигаться дальше.
Луна отбрасывала тени на пляж, когда я нес Эбби в хижину. Я отпер дверь, вошел и обнаружил, что внутри чисто и пахнет кедром. Я нащупал выключатель. Единственная комната была разделена пополам; в одной половине находились кровать с пологом, комод, унитаз, зеркало и раковина. Очень функционально. В другой половине, с окном от пола до потолка, располагалась мастерская художника. Три мольберта, несколько свертков холста, десятки красок, кистей и прочих вещей, необходимых живописцу. Судя по всему, Тед был изрядным чистоплюем, потому что все было разложено по порядку. Даже краски расставлены по алфавиту. Я перестелил постель и уложил Эбби.
Несколько часов я провел, разбирая рисунки и карандашные наброски в пластмассовом ведерке в углу. На них изображались птицы, деревья, листья, рыбы — все, что можно увидеть в окно хижины. Роясь в столе и рабочих принадлежностях Теда, я вспоминал, когда рисовал в последний раз… хоть что-нибудь. Более трех лет назад.
Я посмотрел в окно и попытался припомнить, как выглядит этот участок берега с воды. Я проходил здесь много раз, но сохранил лишь смутные воспоминания об этом месте. Я помнил S-образный изгиб выше по реке, а потом — прямой отрезок длиной в полмили, за которым следует крутой поворот влево. Еще я помнил, что со стороны Джорджии течение сильнее. Но дом Боба и хижину, скрытую за деревьями, я никогда не видел. Вот и славно. Мы ведь хотели спрятаться.
Неподалеку от хижины в реку вливался ручей. Эбби лежала, сморщившись, на виске у нее пульсировала синяя жилка. Я укрыл ее одеялом до подбородка, взял фонарик и шагнул с крыльца. Я посмотрел на луну, а потом попытался заглянуть в собственную душу. То, что я там увидел, мне не понравилось, поэтому я зашагал вдоль ручья.
Если пару часов назад луна светила ярко, то сейчас она просто сияла. Видимо, ручей тек здесь с весны, судя по его глубине и обнажившимся корням деревьев. Речные гиды всегда ищут свежую воду — клиенты любят все, что с ней связано, начиная от купания и заканчивая поисками пиратских сокровищ. Я шагнул в ручей, погрузившись до пояса, и вода приняла меня, а течение начало легонько толкать. Ручей змеился, пробиваясь сквозь известняк; он начинался на поляне, которая смахивала на давно пересохший пруд. Теперь на его бывшем дне росли плакучие ивы и березы. Их отслоившаяся кора, похожая на листы бумаги, лежала на земле. Посреди деревьев стояло какое-то строение.
Я нырнул под иву — ее длинные зеленые ветви стекли по моей спине — и зашагал по бревенчатой дорожке к зданию. Разрубленные пополам бревнышки лежали точно шпалы, на расстоянии коротенького шажка. Я осветил фонариком старый дом. Дерево потемнело с годами; судя по количеству плесени и грибка, дом построили давным-давно. Подобный рисунок на бревнах получается, когда грибок — нечто вроде червя — проникает в дерево и проделывает себе ходы. Красивый психоделический узор. Я обошел вокруг, гадая, зачем кому-то понадобилось строить здесь жилище. Крыша была покрыта кедровой дранкой и густо поросла мхом. Судя по отметкам от воды, дом заливало в половодье. Наверное, поэтому он пустовал уже долгое время. Он стоял на сваях, вбитых в песок, диаметром полметра. Строению было лет сто или сто пятьдесят. Высокие окна закрыты ставнями, которые крепились сверху. Я обогнул дом, осветил крышу и получил ответ на свой вопрос.
«Даже пиратам нужен Бог».
Входная дверь висела на огромной проржавевшей петле, которую, должно быть, принесли с корабля. Кусок дерева, продетый сквозь железное кольцо, играл роль импровизированной щеколды. Я снял засов и приоткрыл дверь. Внутри ровными рядами стояли десятка полтора скамеек без спинки. Комната могла вместить человек пятьдесят, сидя и стоя, если они были не прочь потесниться. Все сгнило, покрылось пылью и паутиной. Здесь никто не бывал уже много лет. В полу, на равном расстоянии друг от друга, были просверлены дыры. Я стоял и гадал, зачем потребовалось портить буром отличный пол. С меня лилась вода — она текла по трещинам в досках, а потом исчезала. Я сообразил, что это сточные отверстия. Достаточно большие, чтобы могла пролезть ящерица, но не змея. На задней стене над окном на деревянной балке, поддерживающей крышу, кто-то вырезал замысловатыми буквами надпись. Она почти стерлась, но я провел пальцами по выемкам, до которых сумел достать. «Будешь ли переходить через воды…» Строка продолжалась, но дотянуться дальше я не смог.