Вот так, псих. Думаешь, ты единственный, кто проницателен в отношении других?
Я поднимаю подбородок, ожидая, когда ухмылка сотрется с его лица. Мой позвоночник подрагивает, когда она не только остается в прежнем положении, но и расширяется, причем настолько, что становится похожей на повелителя демонов, идущего на войну.
Мое тело напрягается, готовое к поединку, хотя сейчас я действительно не могу выдержать ничего физического. Несмотря на свои слова, у меня все еще нет иммунитета к его прикосновениям. Черт, место, где находятся его пальцы, горит и посылает прилив мурашек по всему моему изголодавшемуся телу.
Я ожидаю, что он будет настаивать дальше, дразнить и высмеивать меня со свойственным ему сарказмом, как и положено этому мудаку. Однако он легко и быстро отпускает меня и даже отступает назад, позволяя мне впервые вздохнуть без его пьянящего запаха и всепоглощающего присутствия.
— Хочешь, чтобы я тебя отпустил? Вот, я отпускаю тебя.
Я смотрю на него, не веря в то, что только что услышала. Неужели Лэндон сдался? Это просто невозможно. Я ожидала сопротивления. Черт, я думала, что буду находиться в этом безвыходном положении какое-то время, пока ему не надоест и он не сдастся.
Еще я думала, что он пойдет по грубому пути и попытается удержать меня силой или угрозами, как он уже делал бесчисленное количество раз.
Этот совершенно беспроблемный вариант никогда, ни на секунду, не входил в список моих ожиданий.
— Мия? — голос Майи доносится откуда-то снаружи. — Почему ты так долго?
— Иди, — шепчет он с ухмылкой. — Беги, муза. Постарайся спрятаться. Если ты позволишь мне поймать тебя снова, я разрушу твою едва начавшуюся жизнь.
Мой позвоночник дергается, и моя реакция «бей или беги» вырывается на поверхность в один непреодолимый момент. Я всегда выбирала борьбу, даже когда была аутсайдером и могла быть избита до полусмерти.
Единственное исключение – когда я сталкиваюсь с Лэндоном. Я не могу бороться. Если буду, то просто попаду в его ловушку.
А он выглядит абсолютно ядовитым и жаждет откусить еще кусочек моей плоти.
Я не допущу этого.
Бросив последний взгляд на его дразнящую ухмылку и стиснув челюсти, я распахиваю дверь и делаю то, что должна была сделать при первой встрече с ним.
Я убегаю.
* * *
Мой день рождения всегда был странным событием. Во-первых, я никогда не любила быть в центре внимания, и эта ситуация может превратиться из легкой странности в полную неловкость.
В отличие от меня, Майя любит быть звездой шоу. На ней белое шифоновое платье принцессы с высокими каблуками, которые добавляют ненужный рост ее и без того длинным ногам. Идеальные белокурые локоны ниспадают по спине, дразня обнаженную кожу под ними. Как и положено, в день рождения, я надела черную версию ее платья с кожаными сапогами длиной до колена. Волосы завязаны в косичку, переплетенную голубой лентой.
Это первый год, когда мы празднуем день рождения без родителей. Мама и папа предлагали приехать, но Майя сказала, что хочет праздновать с друзьями. Я тоже не стала их уговаривать, потому что могла бы и проболтаться обо всем хаосе, который творится в моей жизни в последнее время.
Тем не менее, мама и папа прислали нам подарки и первыми поздравили нас с днем рождения. Они сказали нам, что любят нас и что мы – самые яркие звезды в их жизни.
Нико, Килл и Гарет устроили нам грандиозную вечеринку в особняке Язычников. Все из КУ и их ближайшие родственники слетелись на феерию денег и ослепительной власти.
Они смотрят на моего брата, кузенов и Джереми как на знаменитостей. Непререкаемая власть и неприкасаемость Язычников – это все, чем они хотят быть. Мама всегда говорила мне, что власть – опасная игра, если не знать, как в нее играть.
Язычники во главе с Джереми определенно знают.
А такая харизма притягивает людей как магнит. Именно поэтому зал внизу наполняется людьми, алкоголем и громкой модной музыкой.
Майя танцует с группой своих фальшивых друзей этой недели, фотографируется и пьет алкоголь. Формально мы должны ждать, пока нам не исполнится двадцать один год, но мы пьем с прошлого года. Кроме того, это Великобритания, а здесь разрешенный возраст для употребления алкоголя – восемнадцать лет.
Нико, похоже, тоже не возражает. Я сижу между ним и Киллом на диване на верхнем этаже. С нашего места мы можем наблюдать за всей вечеринкой и в то же время быть отстраненными от нее.
Я бы предпочла пойти в шахматный клуб или пообщаться с растениями на день рождения, а не участвовать в этом бездумном празднике.
Хуже того, какая-то часть меня воспринимает это как годовщину бессильной немоты. Прошло уже почти одиннадцать лет, а я все еще думаю о том, что никогда больше не смогу говорить.
За еще один год полного молчания, говорю я себе, делая глоток мерзкого на вкус пива.
Я не очень люблю алкоголь, и совершенно не умею пить, но сегодня мне нужно отключить свой мозг.
Тем более что он находится в состоянии повышенной готовности с прошлой недели, когда Лэндон заявил, что отпустил меня. Он не пытался связаться со мной с тысячи номеров, не загонял меня снова в угол и даже не ходил в шахматный клуб.
Я приходила туда почти каждый день, чтобы сыграть с мистером Уитби, но мне сказали, что в последнее время Лэндон вообще не приходит в клуб.
Не то чтобы меня это волновало.
На самом деле, я рада, что он ушел из моей жизни. Я подозревала, что короткая, полная напряжения встреча в туалете не была концом для Лэндона, но, может быть, я предаю этому слишком много значения.
Может быть, он наконец-то покончил со мной.
Отлично.
Мне не нужно определение токсичной драмы в моей жизни.
И все же пиво на вкус еще более горькое и отвратительное. Как и все остальное.
Я уверена, что это просто фаза. Так должно быть.
— Почему ты не танцуешь там внизу со своим менее приятным близнецом, малышка Соколова? — Килл кричит сквозь музыку и толкает меня рукой.
Я поднимаю плечо и ничего не говорю.
Кроме того, один или двое из нас должны присматривать за Нико.
Я украдкой бросаю взгляд на брата, который курит уже тридцать минут. Одну за другой, как будто выполняет миссию по заражению своих легких раком.
Ему становится все хуже, а не лучше, несмотря на методы борьбы, которые Джереми предлагает ему. Похоже, никакое насилие не выведет моего брата из состояния психического саморазрушения.
Я трогаю его за руку, а он смотрит на меня, но, как и сегодня утром, когда он обнимал нас и поздравлял с днем рождения, он не замечает меня.
Бросив банку пива на журнальный столик, я показываю:
— Хочешь потанцевать?
Он качает головой.
— Ради меня? — я невинно моргаю.
Он снова качает головой.
Килл бросает в него подушку.
— У нее день рождения. Сделай это.
— Я убью тебя нахрен, ублюдок, — Николай отбрасывает подушку и попадает Киллу прямо в лицо.
Мой двоюродный брат бездействует, потому что мог спровоцировать Николая на боевую реакцию.
Я хватаю брата за руку и тяну, но так как он – образец чистой мускулатуры, сдвинуть его с места невозможно.
Наконец, он тушит в переполненной пепельнице недокуренную сигарету и позволяет мне перетащить его в стоячее положение.
Я держусь за его руки, прыгая под музыку. Сначала он не обращает на это никакого внимания, но потом к нам присоединяется Килл и подталкивает Нико к более активным действиям.
Весь танец происходит из-за того, что они толкают друг друга и крутят меня.
На мгновение я расслабляюсь, смеюсь и хихикаю над тем, насколько они так близки к драке и при этом делают вид, что танцуют.
И вдруг Килл останавливается.
Причина – не кто иной, как Джереми, идущий в нашу сторону, обхватив рукой спину своей девушки Сесили, в сопровождении Глин и Брэна.