его наполняли самые радостные надежды и почти уверенность, что он увезет из Кудояра самый ценный дар. Потом и сам Вратимир поднялся с места:
– Вы уж ложитесь, устали ведь, а я пойду дозором город обойду да и тоже лягу.
– Дозором? – удивился Ярдар.
– У отца такой обычай! – пояснила Добраня. – Всяк вечер перед сном весь город обходит, смотрит, все ли ладно, нет ли где непорядка.
– А не возьмешь ли меня в спутники? – предложил Ярдар. – Или там дело тайное?
– Да чего здесь тайного? – Вратимир надел кожух и шапку, подпоясался и взял высокий посох с дедовой головой. – Пойдем, коли охота под дождем бродить. Я как пройдусь, так мне и спится лучше. А то знаешь, стар стал, бессонница. Мне мать зелий заваривает, да не всегда помогают. Нивяницу, чабрец…
– Моя мать тоже мается, – поддержал беседу Ярдар, надевая свой кожух. – Душицу, мяту, пустырник пьет. Да тоже помогает когда как…
Спустившись по всходцам, они вдвоем вышли на двор, под мелкий дождь. Конечно, не ради разговора о травах Ярдар увязался за стариком. Он сказал еще далеко не все, что было ему поручено; пожалуй, самое важное было впереди. Но после встречи с Вратимиром и его семейством заговорить об этом стало трудно, и он предпочел начать наедине.
Верхняя площадка горы, на которой стоял Кудояр, была довольно обширна – более ста шагов в длину и ширину. С двух сторон, южной и восточной, ее ограждали валы, с других – только высокие склоны. Отвесные обрывистые участки на них были не очень длинны, но начинались от самой вершины. Чтобы никто из детей или скотины не свалился, с этой стороны площадка была ограждена жердевой загородкой. Хотя размерами Кудояр почти не уступал Тархан-городцу, людей в нем, как заметил Ярдар, жило меньше, простора оставалось больше. Отдельные дворы имели легкие ограды, чтобы свиньи и куры не разбредались. Вратимир с посохом в руке обходил площадку, с востока на запад, как само солнце, очерчивая обережный круг. По пути кивал немногим жителям, кто еще возился по каким-то делам, но таких попадалось немного. Настала та пора, когда вечерами уже сидят при огне, но печи были протоплены, заслонки на оконцах задвинуты, дворы казались спящими. Да многие, видно, уже и легли, лишь из нескольких изб доносилось пение сидящих за пряжей женщин.
– Ой на поле, на курганах, – запевал сильный женский голос, и еще несколько подхватывали:
Ой, люли-люли-люли!
Растет былка-чернобылка,
Ой, люли-люли-люли!
На той былке цвели цветки лазоревые.
Ой, люли-люли-люли!
Никто к цветам не подходит,
Никто былку не сломит.
Отозвался тут удалый молодец,
Он с добра коня соскакивал,
Синий цвет той подхватывал.
Во шелков платок завязывал.
Ой, кому ж мой цвет достанется?
Молодой жены у меня нетути…
Неспешно удаляясь мимо дворов вслед за Вратимиром, Ярдар еще долго слышал: как молодец предлагает цветок то младшей сестре, то старой матушке, но они отказываются, дескать, это не наше, пока наконец он не встречает красну девушку, которая соглашается взять цветок… Вратимир тоже слушал, неспешно постукивая посохом на ходу, и у Ярдара сильно билось сердце от мысли, что старик думает о том же: молодец с цветком – Ярдар, а та девушка – Унева…
Обойдя жилую часть, Вратимир вышел к святилищу.
– Здесь издавна святое место было, – он указал посохом на площадку за кругом из камней. – Еще при голяди. Потому и дед Вятко здесь своих богов поставил. Мы у них живем, не они у нас.
Три дубовых бога стояли, как три неусыпных стража, спиной к лесу, лицом к городу. У славян было не принято устраивать святилище прямо в жилом месте, этот обычай остался от древней голяди, но сейчас Ярдар подумал: хорошо, что они здесь, – в таком тревожном месте защита чуров и неба особенно нужна. Он никак не мог определить, хорошо ему здесь или нет: само это место было двойственным, с одной стороны – мирным, защищенным и даже уютным, вознесенным над всем светом, но с другой – Окольное, полное кудов, было так близко, что все время попадалось на глаза. Все же странно живым людям сидеть в Сумежье, на полпути между небом и землей.
Однако и здесь девицы длинными вечерами предзимья прядут лен и поют об ищущих друг друга женихах и невестах, как по всем обитаемым землям.
Вратимир и его гость приблизились к жердевой загородке на краю площадки – этот угол смотрел на лес и долину ручья, уже полную ночных теней. Вратимир, поставив к загородке посох, оперся на нее и стал задумчиво вглядываться в лес, в неглубокую речку с рыжей водой. Ярдар тоже поглядел – в лесу совсем стемнело, и жутковато было чувствовать внизу под собой пространства Темного Света. В этом месте прямо от вершины начинался отвесный участок скалы высотой в два-три человеческих роста, как примерно определил Ярдар, вглядевшись вниз. По склону выстроились ели, будто дозорные; казалось, как только люди отойдут от края, они перестанут притворяться немыми, заговорят, посмотрят вслед…
Вратимир молча рассматривал лес и обрыв, которые видел каждый день всю свою жизнь.
– Я еще не все речи Азаровы тебе передал, – начал Ярдар.
Вратимир не обернулся – этого он и ждал.
– Сам Азар велел сказать вам: если вы к стремени хаканову не встанете, то его поход с вашей земли начнется.
Вратимир повернул голову, и обычная веселость на его лице сменилась суровой сосредоточенностью.
– Нет у него права нам приказывать. Мы не холопы ему, сами знаем, как нам о нашей земле радеть.
– Хакан сказал: или вы ему друзья, или враги. Вы еще можете выбрать, под чьим стягом быть, но он свой выбор сделал. И ты сам понимаешь – что вы и что хакан. Один Азар с полусотней… – Ярдар слегка обвел рукой ближние дворы, намекая, что все это станет легкой добычей хазарского меча.
– Но если хакан возьмет радимичей, то и нас в покое не оставит – между радимичами и вами.
Ярдар развел руками. Оковским вятичам предстояло потерять свою независимость, но какой владыка оставит неподвластный ему кусок земли между своими владениями?
– А мы по доброй воле в холопы не пойдем, – тихо, но уверенно продолжал Вратимир.
– Мы – не холопы! – у Ярдара дрогнули ноздри. – Мы – вольные люди! А дружба хакана нам только честь и богатство приносит. У нас на одной бабе столько серебра, сколько у вас во всем доме, и то из богатых.