пример. Блюзмен — это изначально Лидер, ведь блюз всегда произносится от первого лица. Этому надо соответствовать — и на сцене, и в жизни.
Кроме того, в блюзе безусловно присутствует мистика: только начни играть эту «черную» музыку — и судьба сразу обрушит на тебя кучу неприятностей. Словно испытывая на прочность. Как будто проверяя, есть ли у тебя это самое «право на блюз». Неслучайно один из историков блюза пессимистично заметил: «Если обратиться к биографиям блюзменов, мы увидим, что практически ни один из них не избежал участи бродяги».
— На шестой день меня выписали из роддома, — вспоминает Ольга Чигракова. — Я была еще не очень здорова и лежала дома. Дашка спала в коляске. Сережа читал на кухне. Было три часа дня. И вдруг затрещало так, что я подумала: всё, на нас валится крыша!.. Я вскочила, схватила коляску — и бегом к выходу. Вместе с Сережкой вытащили коляску на улицу и видим, что ровно по нашу стену свалилась крыша. Весь дом мог рухнуть в любой момент. Меня затрясло. Я до того испугалась, что у меня был настоящий шок...
За взятку домоуправ разрешил Чиграковым перебраться в соседний дом. За новую квартиру пришлось платить 20 баксов в месяц. По меркам Харькова — страшно дорого. Но «вторая цыганская», как называли ее Сергей с Ольгой, была действительно хороша — две комнаты и кухня с газовой колонкой, позволявшая всегда иметь горячую воду.
С рождением дочери проблем ощутимо прибавилось: можно во многом отказать себе, но не ребенку. Больших концертов по-прежнему не было, и Чиж начал зарабатывать деньги на «квартирниках». (Если в советские времена такие концерты были органичной формой существования рок-подполья, то при диком капитализме они стали способом физического выживания. Как сказал бы Чернецкий: «За что боролись, на то и напоролись».)
Типичный «квартирник» выглядел так: в чью-то квартиру (необязательно самую просторную) набивались люди, хозяин собирал со всех деньги, передавал Чижу, тот усаживался и начинал петь свои и чужие песни. Эти приватные концерты (если не считать рокерских пьянок, где гитару пускают по кругу) стали для него первым опытом такого рода. И, кстати, весьма полезным.
— Оказалось, что «квартирники» — очень тяжелая штука, — говорит Чиж. — Как ни крути, а часа полтора ты должен отпеть под гитару. И если в бэнде песня звучит шесть минут, то у тебя — две. Следовательно, твой репертуар должен быть больше. И при этом, конечно, надо выкладываться. Мне нравится время от времени играть такие «квартирники», потому что это серьезная проверка — не разучился ли я владеть аудиторией. Это как «вор в законе», который раз в год должен «по понятиям» пойти и самолично вытащить кошелек, проверить пальчики...
Но «квартирники» не могли прокормить семью из трех человек. Если бы не помощь друзей, Чиграковым пришлось бы туго. Возвращаясь с дачи, родители Чернецкого набивали холщовую чижовскую сумку ягодой, картошкой, помидорами и огурцами. Регулярно подбрасывали продуктов и денег Клим с Пашей. Гордеев привез Чижу из Германии замшевую куртку. Чем могли, всегда выручали друзья семьи Лена и Сергей Лактионовы, скромные и душевные харьковские интеллигенты-«технари». Разумеется, от голода никто из Чиграковых не пух и голым не ходил. Но была ли такая жизнь «морально комфортной» для 32-летнего главы семейства?
Питерская знакомая Света Лосева, побывавшая в гостях у Чиграковых, передает свои впечатления:
— Все в Харькове дома, у всех бабушки, холодильники, участки. Даже когда на Украине была полная жопа, худо-бедно все как-то жили. А Чиж — он такой, «в шортах под лопухом». С одной стороны, зал ходит на него не меньше, чем на Чернецкого. С другой стороны, ему на пиво не хватает...
— Ему реально было тяжелее, чем другим ребятам, — говорит Сергей Наветный. — Ребята не очень хотели это адекватно понимать. Типа «Как?! Мы же все в такой же заднице находимся!..» Был бы Серега один, он бы не дергался, наверное. Но была Ольга, семья — надо что-то предпринимать, что-то менять в своей жизни, иметь хотя бы какую-то крышу над головой. А как? Никаких перспектив, вообще ничего...
Скитания по чужим углам, отсутствие концертов и хроническое безденежье вызывали у Чижа приступы депрессии. Справиться с ними было непросто, поскольку переезд на окраину Харькова изолировал его от привычного круга знакомых.
— Если раньше к нам часто приезжали — все были молодыми, могли постоянно тусоваться друг у друга, — говорит Ольга Чигракова, — то потом начали появляться дети, дела, заботы. Добираться к нам нужно было, по крайней мере, час, а то и полтора. Сначала на метро, потом на трамвае, который редко ходил, а то и вовсе не останавливался возле нашего дома — там пешком топать было будь здоров. И постепенно началось не отчуждение, а, скорее, отдаление.
Одним из немногих, кто часто навещал Чиграковых, был Коча. Вероятно, он скучал не только по приятелю, но и по тем «пивным дням», которые раньше проводились в «Тихом уголке» строго по средам. С легкой руки Кочи эта добрая традиция была реанимирована. Причем не только по средам и не только с участием пива.
После очередной такой дружеской попойки Чиж написал песню. Он назвал ее «Доброе утро» (хотя с учетом его психофизического состояния правильней было бы назвать то утро «хмурым»):
Пробный выпад, первый секс — как прекрасен Синий Лес!
Расскажи мне о себе или нарисуй на руке
О том, как любишь...
Первый опус, первый дым... Быть кайфово молодым!
Но боюсь, что, когда кончится чай,
Мне придется пить анальгин...
Доброе утро всем! Доброе утро!
— Утром встал с похмелья, дома шаром покати, — вспоминает Чиж. — Напился кофе, и меня так поперло, что я написал «Доброе утро». И когда из меня ни с того ни с сего вдруг вылезла строчка — «Или нарисуй на руке о том, как любишь», — я «въехал», о чем вообще эта песня и с чего она началась...
Мысленно Чиж посвятил ее Рите Романовой, своей первой любви. Наверное, поэтому песня получилась удивительно светлой, как июльское утро. И точно так же, как «July Morning»[83], нетленный хит Uriah Heep, ностальгически погружала в атмосферу семидесятых.
Вклад Кочи в репертуар Чижа не был исчерпан одним «Добрым утром» (если понимать под «вкладом» активное соучастие в создании у Чижа посталкогольного синдрома, который, собственно, и вызвал творческий всплеск). Накануне вечером приятели сочинили еще одну песню.
—