с гитарами!»
В этой мрачной шутке была только доля шутки. После развала СССР начался настоящий музыкальный Drang nach Osten — на постсоветское пространство хлынул поток западных пластинок, видео- и аудиокассет. Этот девятый вал грозил утопить всех отечественных исполнителей.
В независимой Украине были свои нюансы. Первое время здесь случались национальные перехлесты: петь на русском считалось непатриотичным. (Впрочем, в Харькове проблема «западэнщины», насаждения украинского языка, так остро никогда не стояла.)
Но главная проблема была в другом. Перефразируя слова Александра Гениса о советском арт-андеграунде, можно сказать, что вплоть до перестроечного времени сов-рок совершал героические усилия, чтобы удержаться на наклонной поверхности, по которой СССР скатывался к остальному миру. Август 1991-го наступил рокеру на пальцы — руки разжались, и советский рок упал в пропасть... Кончилась социальность. Рокеры перестали бичевать «совок». Песни стали другими. Может быть, музыкальней.
Отныне рок-музыка стала жить по законам рыночной экономики. Об этом еще весной 1991-го предупреждала «Комсомольская правда»: «Из рока нельзя вычесть понятия шоу, проблемы аппаратуры, зала, системы рекламы и торговли и еще тысячи мелочей. Нужен профессионализм и профессионалы».
1992: «Цыганская слободка»
Богема — материально не обеспеченные люди свободных профессий, ведущие легкомысленный и беспорядочный образ жизни; узкий индивидуализм и распущенность — их характерные особенности.
Из советского словаря
Прошедший 1991 год был для «РЛ» весьма бурным: масса событий, масса впечатлений. На его исходе, 19 декабря, Чернецкому сделали в Питере сложнейшую хирургическую операцию. С этого момента тяжело, но уверенно он пошел на поправку.
— Первые годы с Чижом, с 89-го по 92-й, это были годы самой сумбурной, самой беспечной жизни «Разных людей», — говорит Чернецкий. — Причем я то играл в группе, то не играл, это было неважно, несущественно — группа была самодостаточна. И телега «Разных людей» всё равно продолжала катиться...
Но в 1992 году колеса «телеги» основательно увязли. Экономический кризис в бывшем Союзе заставил людей надолго позабыть о зрелищах. Посещаемость концертов катастрофически упала. Если раньше у «РЛ» случались гастроли, за которые платили хотя бы мизерные гонорары, то теперь группу никуда не приглашали. Все парни имели семьи, и это заставляло думать о деньгах. Паша Михайленко занялся продажей стиральных машин и утюгов, Клим — препарата «Гербалайф», Леша Сечкин стал «челночить» в Польшу. Музыка отошла на второй план. Как тогда казалось — временно.
Семья Чиграковых переживала свои трудности: из «Тихого уголка» пришлось съехать — хозяину срочно понадобилась квартира. Чтобы снимать новое жилье, Чиж опять стал играть халтуры. На этот раз с цыганской семьей Карафетовых, которые «перекупили» его у еврея Лившица. («Один корифей свадебного искусства, — рассказывал Чиж, — звонит другому и говорит: “Здравствуй, Леня! Мне нужен толковый клавишник, у тебя нет?” Проходит неделя, первый звонит второму и говорит: “Знаешь, пожалуй, я его себе оставлю. Я ему больше платить буду”».)
Карафетовым был нужен клавишник, который умел бы мгновенно подхватывать любую незнакомую мелодию. На цыганских свадьбах этот навык был особенно важен: горячие «ромалэ», делая заказ музыкантам, не умели долго ждать. «“Въезжать в тему” нужно было с ходу, — подтверждает Чиж. — Пока в морду не дали».
В марте 1992-го Карафетовы помогли Чиграковым перебраться в т. н. «цыганскую слободку» на окраине Харькова. Своей запущенностью этот район мог бы посоперничать с Гарлемом. Вокруг стояли пустые и полупустые дома в стиле «баракко», предназначенные под снос. В квартире на первом этаже, куда вселили Чижа с Ольгой, не было горячей воды, постоянно барахлило отопление и горела всего одна лампочка, которую на длинном шнуре переносили по мере надобности из комнаты в кухню, а из кухни в туалет. Но зато проживание в этой халупе было бесплатным. (К тому же именно здесь, в слободке, Чиж написал немало песен, которые, как принято говорить, вошли в его «золотой репертуар».)
На следующий день после переезда Чиж уехал «обслуживать» очередную свадьбу. Беременная Ольга осталась наедине с грудой нераспакованных вещей.
— А 8 марта, — вспоминает она, — по телику показали «Красотку», эту жизнь американскую. Я сидела немытая, потому что воды не было. Есть тоже было нечего, в магазине продавали только хлеб. И что-то там на кухне происходит — шур-шур-шур...
Утром она обнаружила, что кто-то опрокинул мусорное ведро и разбросал весь мусор. А следующей ночью ее разбудил грохот: кто-то смахнул с кухонного стола пустую трехлитровую банку. Виновника полтергейста обнаружил вернувшийся Чиж. Когда он присел в сортире с папироской в зубах, из дыры в прогнившем углу выглянул пасюк. Большая серая крыса.
На кухне мышка уронила банку,
Смолкла тальянка, Вудсток опустел.
Поистерлись струны хипповской коммуны,
Но все мы помним песню Земляничных Полей.
«Мышка», 1992
— Первый раз я увидел Вудсток, — говорит Чиж, — когда приехали ребята с Минска и устроили выставку фотографий и видеокассет. Я с ними закорешился и брал на время эти кассеты. Сашка тогда с кровати не вставал. Знакомая барышня приносила ему свой видик, и мы смотрели эту кучу кассет. Я представлял себе Вудсток примерно таким образом. Но чтоб так!.. И что такое вообще могло быть!.. На это у меня даже фантазии не хватило... А на другой кассете был концерт Led Zeppelin, и я двинулся мозгами напрочь! «Битлз» — да! Но я худо-бедно их уже видел. Но, как оказалось, я не был готов ни к Led Zeppelin, ни к Вудстоку. Естественно, меня пробило потом на «Мышку», на «Ты был в этом городе первым».
Конкретным поводом для написания «Ты был...» стала смерть знакомого музыканта из Дзержинска, у которого «передоз» наложился на сахарный диабет. «А вообще — это собирательный образ дзержинских музыкантов, которых я похоронил, а их достаточное количество. Все это было очень страшно, и песня написана на полном серьезе».
И одни говорили, что ты был как Сид Барретт[78],
А другие, что сгубила игла...
С тобою рядом положили гитару, чтоб не было скучно —
Да будет тебе блюзом земля!..
«Ты был в этом городе первым», 1992
В месяц Чиж работал на одной-двух свадьбах. Обычно их справляли по выходным в больших цыганских особняках или в арендованных кафе. На «жигуленке» Карафетова арт-бригада добиралась даже до пригородов Ростова. Домой Чиж привозил нежно любимый цыганами коньяк «Белый аист» и деньги, которых хватало, чтобы протянуть пару недель. («Еду я не брал. Как-то неправильно было авоськами загружаться».)