— Это синий чай, в России его нет в свободном доступе. Я раньше часто привозил его из Таиланда… Не бойся, попробуй — он немного пряный на вкус, но честно признаюсь, мне больше нравится его заваривать, чем пить…
Действительно — на вкус словно слегка подсахаренная вода, с нотками цитруса… Но его цвет… И этот запах…
— Это так красиво! — Прошептала я, только сейчас обратив внимание на то, что Виктор сидит слишком близко ко мне. Сидит и смотрит. Все время смотрит — не отводит взгляда.
— Маша, а где сейчас Аня?
— Моя мама прилетела, она сейчас с ней.
— Ты ведь домой поедешь? Могу я подвести тебя или…
— Подвези…
Виктор вновь улыбнулся, словно чеширский кот. Он подал мне руку, помог встать, тут же схватив меня за талию — из-за того, что мы долго сидели на коленях, ноги затекли, и я почти их не чувствовала. Он будто бы знал, что так будет…
— Ты смотрела на цветы слишком долго, не меняла положения тела… Как ноги? — А в голосе ехидство, но без единого намека на озлобленность и сарказм. Он продолжал улыбаться, наблюдая за тем, как я постепенно начинаю чувствовать те самые противные мурашки, что бегают по затекшим ногам всякий раз, если долго сидеть в одной позе. Ноги будто бы не слушались…
— Больно-то как… — честно призналась я, опираясь на Виктора. — Сейчас пройдет. Я и забыла как это, ощущать, словно по тебе ползет целое полчище муравьев.
— Где твоя обувь? А, вижу. Садись сюда, на скамейку.
— Ты что делаешь? — Я тут же спрятала ноги под сидение, на которое Виктор меня посадил. — Я сама себя одеть могу!
Но меня не слушали. Тонкие мужские пальцы аккуратно обхватили лодыжку правой ноги, лишь слегка касаясь кожи. Он осторожно, но в тоже время быстро, надел на нее туфельку, застегивая тонкий ремешок.
— Почему ты поехала с ним? — Этот вопрос был задан настолько неожиданно, что я даже не успела понять, что стоит сказать, а о чем следует промолчать. Вот ведь. Мама права была — сейчас мне только что продемонстрировали один из приемов в психологии. Умных названий и терминов я не знаю, но принцип работы заключается в следующем — обескуражить, вывести из равновесия и резко задать интересующий тебя вопрос. Человек ответит, не раздумывая, вот как я сейчас:
— Потому что мне очень плохо.
— Из-за обморока?
— Нет, дело не в моей усталости. Это очень тяжело — быть одной. Не физически — морально. Иногда мне кажется, что наступила свобода от эмоций, что пережитое прошлое больше не внедряется в настоящее, но это не так.
— Ты… Неужели ты хотела сохранить брак? Ты же говорила мне, что все было очень плохо…
— Боже упаси! Господи! Нет и еще раз нет! Мой бывший — теперь не моя проблема и ты даже не представляешь, насколько я счастлива, что мы расстались! Я искренне сочувствую той девушке, но теперь этот человек — ее геморрой.
Я сделала паузу, стараясь не расплакаться. Ведь то, что я скажу, действительно является для мня очень важным моментом в жизни.
— Я боюсь ошибиться. Боюсь сделать не тот выбор, боюсь, что вновь останусь одна, что придется переживать все заново. Я боюсь, что человек, который, как мне кажется, мне нравится, может обмануть…
— Мой брат не умеет любить…
— Я сейчас не о нем…
— Но тогда о ком? Он ведь приз…
Виктора резко прервали. Телефонный звонок от мамы. Он замолчал на полуслове, жестом показал, что не хочет мешать разговору, а я не могла в его присутствии объяснить, что же произошло. Ответив коротко, что я скоро буду дома, я повесила трубку, требуя продолжения разговора с Виктором, но мужчина лишь аккуратно поставил мою ножку на пол, молча подал руку и к великому удивлению мастера Евгения, что наблюдал за происходящим из-за угла, повел меня в сторону выхода.
— Пристегнулась?
— Да, — ответила я, понимая, что больше информации я от этого человека не получу. j Боковое зрение зацепилось за странный цвет… Розовый… Я обернулась с удивлением отметив детское кресло на заднем сидении. Виктор так его и не убрал, — а почему ты его оставил?
— Потому что думал, что мы можем поехать еще куда-то. Куда тебя надо привезти? Твоя мама ведь где-то недалеко живет от нашего… съемного дома?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я назвала адрес, машина мгновенно тронулась с места и мы молча выехали на набережную.
Ни музыки, ни разговоров — полнейшая тишина и напряжение. Я чувствовала, что Виктор хочет что-то спросить. Всякий раз, как его губы замирали на полуслове, я гадала, какой вопрос мучает Волкова. Мужчина нервничал, сильно сжимал руль, постоянно вздыхал, словно набирался сил перед сложным разговором.
— Маша, — видимо он все же решился, — почему мой брат? Почему именно он? Что такого ты в нем нашла, что решилась быть с ним?
— О чем ты? — Я вообще не поняла смысла в этих вопросах. — Мы же не пара с Преображенским. С чего вообще эти вопросы?
— Но ты улетела вместе с Аней и Игорем… Вы улетели… Все вместе, — почему-то Виктор стал ее грустнее. Лицо выражало беспокойство и непонимание, — все прекрасно знают, что происходит между мужчиной и женщиной, когда они остаются наедине…
— Мы спали в разных комнатах, если ты об этом. К тому же наедине мы не были. Не забывай про детей, пожалуйста!
— Мы все слышали, как он признался тебе, — Виктор не унимался. Словно не верил, что я говорю правду. — Точнее мы все это поняли, когда ваши шаги замерли около двери и послышался шепот. По твоему лицу было понятно — обсуждали вы достаточно личные темы.
— Это бессмысленный разговор. Я в любом случае не смогу доказать свою версию. Твою, кстати, тоже. Так что у тебя выбор — поверить мне или принять другой вариант развития сюжета. Почему ты вообще всем этим интересуешься? Не все ли равно с кем я свою жизнь строить буду? Вместо такого интереса к чужой жизни лучше бы уделял время Виктории!<br>
— А Вика здесь причем? Я и так с ней часто бываю, куда ж больше!
— Вот видишь, как здорово! Вы вместе, личная жизнь налаживается, — хотелось выть от негодования и обиды. Ну почему он мне так нравится? Это не честно… Ну не честно же!
— Какая еще личная жизнь? — Виктор словно не понимал, к чему я веду, — ты о чем?
— Я о тебе и Виктории. Вы прекрасная и очень красивая пара…
Внезапный скрежет, запах покрышек. Волков ударил по тормозам, благо, что ехали не так быстро. Меня резко дернуло вперед, но я успела выставить перед собой руки. Мужчина с ужасом повернулся в мою сторону, наблюдая за тем, как я второй раз в своей жизни матерюсь, словно заправский сапожник, костеря Волкова на чем свет стоит.
— Прости меня, я просто… Маша!
— Ты с ума сошел? Ты что творишь?
— Маша! — Он словно не слышал мой голос, никак не реагировал на возмущение, — Маша! Вика — моя сестра! Какая еще пара? Неужели ты не знала?
— Как это… как сестра?
— Очень просто! Тебя не смутило, что мы очень похожи? Да у нас даже имена одинаковые — отец помешан на «победе». Ты что, все это время думала, что я с ней? Так вот почему ты так сильно в лице поменялась тогда, возле дома…и … ты поэтому согласилась поехать с братом? Ты ведь увидела меня с ней… Из-за этого решилась? Маша! Ответь уже что-нибудь!
— Мы приехали! Мой дом сразу за поворотом!
— Не уходи от темы! Это очень важ…
— Мама! — Я воскликнула, слегка подпрыгнув на месте. Указав рукой в сторону знакомой фигуры, я смогла уйти от разговора. Понятия не имею, что отвечать, понятия не имею, как поступить и честно признаться, мне просто дико страшно…
Виктор замолчал, прекрасно понимая, что мне необходимо время. Либо он настолько сильно разочаровался во мне, что решил не продолжать беседу.
Мы молча подъехали к нужному мне подъезду, я хотела выйти, и уже почти поблагодарила Виктора за то, что он привез меня к маме, как внезапно мужчина вышел, обошел машину и открыл мою дверь, протягивая навстречу руку. Взгляд суровый, решительный. Что-то задумал…
— Добрый день, а мы тут как раз домой идем с площадки, — мама сразу поняла, кто перед ней. Она с удивлением бросила на меня взгляд, потом позвала Аню, указывая ей в сторону гостя. Дочка тут же слезла с любимых качелей и кинулась в нашу сторону. Вот только вместо того, чтобы обнять меня, она запрыгала вокруг Волкова, тараторя что-то про краски и про обещание еще раз сыграть с ней в прятки. Что вообще происходит?