Я собрала все силы, чтобы со стоном подняться с постели во второй раз за сегодняшний день. В тот момент, когда я подняла руку, я обнаружила уже проснувшегося Хьюстона, он сидел и уставился на меня так, словно я пнула его котенка. Чувствуя, что мне это нужно, чтобы встретить новый день, я мысленно вызвала образ Хьюстона с дюжиной котят, ползающих по нему. Я убедилась, что он заметил улыбку, которую это вызвало, когда я спрыгнула с верхней койки и приземлилась на ноги.
— Кофе? — спросила я.
Я не стала дожидаться его ответа, прежде чем проскочить в дверь, ведущую на кухню.
Конечно, он последовал за мной.
Хьюстон молчал, садясь за маленький столик, которым никто никогда не пользовался. Я знала, что он пытался выяснить, что я задумала и как далеко зашла с Лореном в его постели. Я напевала себе под нос, просто чтобы позлить его, пока возилась с их модной кофеваркой. Я постепенно осваивалась со всеми прибамбасами и наворотами.
— Что ты задумала, Фаун?
Ах, так оно умеет говорить. Я стояла к нему спиной, пока наполнялась первая чашка:
— Что ты имеешь в виду?
— Почему ты задаешь вопросы, которые тебя не касаются?
— Это твоя точка зрения. Не моя.
— Прекрати это, Брэкс. Я, блядь, серьезно говорю. Больше никаких вопросов и притворства, что тебе не насрать. Никто из нас не собирается влюбляться в тебя.
Иисус.
Каждый день Хьюстон давал мне новый мотив для его убийства. Я задумывалась, было ли время, когда он не был таким высокомерным. Я сомневалась в этом.
Схватив полную чашку, когда кофеварка перестала работать, я поставила ее перед ним, зная, что он, как и я, любит крепкий кофе. Наши черные сердца бьются в одном и том же жестком ритме.
— Ты прав. Мне все равно. Мне просто любопытно, — я решила проигнорировать его заявление о том, что я искала любовь. Я бы не стала принижать его предположения, отвечая на них.
— Почему? — спросил он, посмотрев на свой кофе, прежде чем отодвинуть чашку. Я ухмыльнулась. Удивительно, но мне никогда не приходило в голову отравить его.
— Что «почему»?
— Почему тебе это интересно?
— Вот в чем особенность любопытства, Морроу. Это случайно и часто бессмысленно. Мимолетное увлечение. О, смотри-ка, мне уже скучно.
Он мгновение смотрел на меня, прежде чем его взгляд сузился.
Ну конечно, Хьюстон, я правда имею в виду тебя.
— Тебе скучно? — он отозвался эхом так тихо, что я почти ничего не расслышала.
Я ухватилась за стойку позади себя, пытаясь казаться непринужденной. Все, что дало это действие — это выпятило мою грудь. Его взгляд на мгновение опустился к моим соскам, торчащим сквозь тонкую майку, прежде чем вернуться ко мне.
— Абсолютно.
— То есть ты хочешь сказать, что если бы я попытался поцеловать тебя прямо сейчас, ты бы мне не позволила?
— Ты просишь разрешения? Раньше тебя это никогда не волновало, — бросила я в ответ.
— Не имеет значения. Да или нет, Фаун?
Я держала рот на замке.
Когда он медленно поднялся со стула, я заставила себя не двигаться. Нам обоим нужно было что-то доказать, и ни один из нас не задумывался о последствиях.
После стольких месяцев он все еще не понял, что я никогда не облегчу ему задачу.
Я уже чувствовала, как поцелуй Хьюстона усиливает боль, которую Лорен вызвал у меня между ног. Черт возьми, у нас обоих все еще были не почищены зубы, но это не имело значения, когда он был так близко. Я была прижата к стойке, а его руки лежали у меня на бедрах. Крошечные шорты, которые я носила, никак не защищали меня от его тепла.
Хьюстон был пылающим адом, а я была спичкой, которая поджигает его.
— Последний шанс, Брэкстон.
— Иди к черту, Хьюстон.
Улыбаясь, он не торопился, позволяя нашим губам встретиться. Он давал мне шанс сделать выбор, а я все еще притворялась, что у меня его нет. Это было безответственно. Никто из нас не хотел брать на себя вину за то, что произойдет дальше.
Он поцеловал меня медленно и нежно. То, как он ласкал мой язык своим, подарило мне картину о ленивых воскресных утрах, проведенных в постели с простынями, обернутыми вокруг наших переплетенных ног.
Это было совсем не то, чего я ожидала.
Одним поцелуем Хьюстон доказал, что он был бурей и спокойствием, а я — разрушением, которое он оставил после себя. Пока наши губы продолжали танцевать, мои руки нашли его обнаженную грудь, застонав от ощущения твердых мышц на ней. Я хотела, чтобы он обнял меня.
Почувствовав, как он отстраняется, я захныкала. Если бы я не зашла слишком далеко, мне было бы стыдно. Так много нужды в таком прерывистом звуке. Я не хотела покидать этот мир грез.
Когда я открыла глаза, он смотрел на меня сверху вниз, недоверие и желание клубились в его зеленых глазах.
— Продолжай свои выходки, Фаун. Мне действительно нравится заставлять тебя сожалеть.
Несомненно, если бы на свете была девушка более смелая, чем я, из них троих, Хьюстона было бы труднее всего завоевать. Он считал себя ответственным за своих друзей и за то, что осталось от всего, что у них было общего. Впустить кого-то означало ослабить бдительность и рискнуть, что этот человек не хотел причинить им вреда.
Мне стало больно от этой мысли, даже когда я заговорила:
— Тогда выведи меня из себя, Морроу. Для тебя это не должно быть слишком сложно.
ТРИДЦАТЬ ОДИН
Это становилось странным.
Но не в том смысле, который заставлял меня думать, что это полный пиздец. Надежда, шевельнувшаяся у меня внутри, была реальной, и она никуда не делась. С каждым днем она становилось все сильнее. Раньше она никогда не длилась дольше полудня, потому что мои друзья были придурками.
Знала она об этом или нет, но Брэкстон поддерживала нас.
Хьюстон был подозрителен и опасался худшего. Лорен все еще был убежден, что он хотел только намочить свой член. Он утверждал, что у него аллергия на обязательства, но думаю, что он желал их больше, чем подозревал. В какой-то момент мы начинаем верить в определенную точку зрения, и никакие другие доказательства не могут изменить наше мнение. Самой сильной иллюзией было наваждение.
Лорен смотрел на Брэкстон так, словно она питала его душу, и он с нетерпением ждал еще хоть капли. Когда он, наконец, поймет это, все закончится не очень хорошо. Он предпочел бы, чтобы ему сказали, что у него неизлечимая стадия рака, чем услышать, что он влюбился в нашу ненасытную бунтарку.
Прямо сейчас он был слишком занят губами Брэкстон, чтобы беспокоиться о своем сердце. Все, что мне оставалось, это смотреть вперед, пока Хьюстон направлялся в Даллас. Охрана следовала за нами в разных машинах, пока мы совершали эту небольшую прогулку. Брэкстон пригласила нас осмотреть достопримечательности, и ни у кого из нас не хватило силы воли сказать «нет». Даже если это было чертовски странно.
Заиграла «Headstrong» Trapt, и Хьюстон прибавил громкость. Я был почти уверен, что он пытался заглушить звуки поцелуев Лорена и Брэкстон на заднем сиденье. Впрочем, не имело значения, насколько сильно он увеличивал громкость. Мы были слишком внимательны к каждому их движению.
Даже сейчас я слышал шуршание одежды, сопровождаемое тихими вздохами Брэкстон.
— Какая жалость, — пробормотал Лорен, когда они, наконец, перестали лизать лица друг друга. — Я мог бы прямо сейчас засунуть пальцы глубоко в твою киску, но ты настояла на том, чтобы приберечь десерт на сладенькое.
Да, он определенно насмехался над Хьюстоном и надо мной.
— Как же я смогу это пережить? — ответила Брэкстон.
Лорен усмехнулся, но я знал его. Ему все это не показалось таким уж забавным. Краем глаза я увидел, как он сердито смотрит на свой телефон.
Я лишь почувствовал облегчение, что все закончилось.
Брэкстон больше не скрывала, что мы все ей нравимся. Прежде чем мы ушли, она поцеловала меня с пожеланием доброго утра, а Хьюстон и Лорен наблюдали за этим. Я видел их ревность, когда она отстранилась, но они не сказали ни слова. Я не знал, что это значит, и почему мы так действовали. Мы никогда даже близко не подходили к двойничку с групи, а теперь делились своей гитаристкой?