— Что с тобой? Он отлично справляется.
— Этого я и боюсь. — Зигги провел рукой по лицу. — Как бы он не оказался слишком хорош. Как бы не почувствовал свою силу.
— Зигги, ты начинаешь пугаться собственной тени.
Барни и Селеста выпили за столом еще по одной. От выпитого и от недосыпа Барни ощущал пленительную легкость. Он смотрел на ее полуобнаженную грудь. От этого занятия его оторвал незнакомый толстяк.
— Добрый вечер, мисс Веллингтон. Джоко сказал, что я могу поместить о вас заметку в завтрашней газете.
Селеста отодвинулась от Барни.
— Прошу вас, ничего личного.
— А как насчет профессиональной стороны? Джоко говорит, что вам светит успех, а он редко ошибается.
— Завтра утром вам позвонит Зигги. Я вас не прогоняю, — поспешила она с извинениями. — Наоборот, мне лестно.
Он слегка кивнул, давая понять, что с такой искренностью она далеко пойдет, и отчалил.
— Не перебраться ли нам куда-нибудь, где меньше народу? — предложила она.
— В Центральный парк?
— В парке слишком опасно.
— Ты говорила о месте, где мало людей, — напомнил он.
— Ко мне. — Она сказала это как бы через силу, давая понять, что испытывает смущение.
— Хорошо.
Она порывисто стиснула его руку.
— Официант! — позвал Барни.
Официант подбежал со стремительностью, редко демонстрируемой персоналом нью-йоркских ресторанов.
— Можно счет?
— За все уплачено, сэр.
Барни полез в карман за чаевыми.
— Об этом тоже позаботились, сэр.
Селеста навалилась на него всем телом, накрыла его руку, остававшуюся у нее на колене, и улыбнулась, оправдываясь за свою застенчивость.
— Тогда разменяйте мне двадцатку, — попросил Барни официанта. — Мне нужна мелочь, чтобы вызвать такси.
— Такси уже подано, сэр.
— Большое спасибо. — Барни не привык к такой предупредительности.
— Вам спасибо, сэр, — ответил официант и занялся другими клиентами.
Селеста забавлялась зрелищем его неподготовленности к щедрости Доджа и Мотли и спокойно ждала, какими будут его дальнейшие действия.
В замешательстве Барни машинально подергал себя пальцами за нос и почувствовал запах Сиам, сохраненный его кожей.
— В чем дело? — спросила Селеста, почувствовав в нем резкую перемену.
— Селеста, — медленно проговорил он, убирая руку от лица, — я не могу поехать с тобой.
— Не глупи. Привыкай, что за тебя платят другие. Этого требует их бизнес. Не относись к этому так серьезно. Пошли, выпьем еще по одной у меня.
— Я не могу.
Она выпустила его руку. Лицо Барни было безмятежно, она же через силу спросила:
— Почему?
— Ты тут ни при чем.
— Бизнес?
— Нет.
— Значит, я. — Она отвернулась.
— Селеста, я поднес пальцы к носу и почувствовал, что от меня пахнет другой женщиной.
— Мне все равно.
— А мне не все равно. Пожалуйста, Селеста, не отворачивайся.
Она не подчинилась. Вместо этого поднялась и спокойно вышла вместе с ним из ресторана. Прежде чем сесть в машину, она сердито бросила:
— Хотелось бы и мне так же оставаться в памяти мужчин.
Он попытался помочь ей сесть в машину, но она отвергла его помощь. Таксист повернул ключ зажигания, мотор взревел. Барни нагнулся и постучал в стекло. Ему все еще хотелось, чтобы она взглянула на него напоследок и прочла доброжелательство на его лице. Машина тронулась с места, он побежал рядом. Ему никак не удавалось увидеть ее лицо — в стеклах отражались яркие бродвейские огни. Когда машина на мгновение очутилась в темном месте, он увидел ее опечаленное лицо. Она сидела, отвернувшись, чтобы скрыть свои чувства.
Глава 18
— Ты ее упустил, упустил!
— Зигги, ты знаешь, который час?
— Восемь утра, большинство людей отправляются на работу. А ты чем занимаешься? Дрыхнешь! Я плачу тебе не для того, чтобы ты давил подушку.
Барни подпер голову рукой, так и не продрав глаз. Он чувствовал, что в окно льется солнечный свет, и страшился его яркости.
— Я вкалывал на тебя до четырех утра.
— Вот и довкалывался! — заорал Зигги. — Что случилось? Господи, да что случилось? Когда я уезжал, — он быстро успокоился, — вы жались друг к дружке, как карты в нераспечатанной колоде.
— Личные проблемы.
— Какие, к черту, личные проблемы, когда у тебя в руках такое богатство? — Если Зигги кого-то и было жалко, то одного себя: угораздило же его связаться с таким ослом! — Мне предстоят переговоры с Твидом, а что у меня за душой? И где Сиам? В постели ее нет.
— Откуда ты знаешь?
— Я сперва позвонил ей, думал разбудить тебя…
Упоминание о Сиам заставило Барни посмотреть открытыми глазами на утренний мир.
— У меня на телефоне лежит записка.
— Почему ты раньше ее не заметил?
— Я только что открыл глаза.
— Значит, мерзавец, ты разговаривал со мной с закрытыми глазами? Ты хотел меня оскорбить?
— Какие оскорбления? Просто я устал.
— Где Сиам?! — зарычал Зигги. — Ни разу не слыхал, чтобы она встала в восемь утра. Да еще оделась, да еще смоталась! Если она спрыгнула с моста Джорджа Вашингтона…
— То ты преподнесешь это как сенсацию в вечерних газетах.
— Этот твой глупый цинизм! Сразу видно, что в шоу-бизнесе ты профан. Шел бы резвиться к ягнятам — там тебе самое место. — Потом он перешел от гнева к делу: — Что сказано в записке?
Барни принялся медленно читать:
— «Лапочка…»
— Что еще за «лапочка»?! — опять вспылил Мотли.
— Наверное, это обращение ко мне.
— Прости, — кротко проговорил Мотли.
— Брось.
— Ну, что там идет за «лапочкой»? — Мотли было трудно сдерживаться. — Не тяни кота за хвост!
— «Лапочка, я поехала в Нью-Йорк ставить новый колпачок». — Барни не стал зачитывать продолжение, гласившее: «Я не выну его до скончания века».
— Что дальше?
— Дальше сугубо личное.
— Опять ты со своим чертовым «личным»! Она поехала ставить колпачок, а ты говоришь «личное»? В нее столько вложено, а она разъезжает без присмотра! Откуда ты знаешь, что она его поставит?
— Я ей доверяю.
— Ты свихнулся? Кому нужна беременная секс-звезда?
— Если это тебя успокоит, то знай, что я к ней не прикасался.