будет сказать ему правду.
– Господин Матиас, хочу сделать признание. Когда я понял, что в центре истории находитесь вы, то сразу перестал беспокоиться об этих женщинах. Я знал, что такой человек не способен причинить им вред. Нельзя помогать роженицам приводить в наш мир детей лишь для того, чтобы отнять жизнь у них самих. Но я понимаю ваше желание отомстить… Представляю, как сильно вам хотелось заставить их заплатить за все накопившиеся страдания.
Делестран потратил несколько секунд на то, чтобы протянуть руку к собеседнику, который приставил револьвер к нижней челюсти.
– То же с вашим отцом, господин Матиас; мне трудно поверить, что… Только не такой человек, как вы!
При упоминании об отце доктор судорожно затряс головой, его лицо скривилось от боли. Делестран почти физически ощутил его глубокое психологическое страдание и испугался.
– Вы меня слышите, доктор? Не молчите. Надеюсь, я сумею понять некоторые вещи, не все, но… Расскажите, что произошло в саду Тюильри.
Нижнюю губу Матиаса свело судорогой. Выплеснет ли он свой гнев? Сможет ли найти в себе силы и смелость облечь его в слова и нарушить молчание?
– Скажите, вы подрались? Что случилось? Мне нужно знать.
– Вы не сумеете понять… – начал было Матиас, но тут же умолк.
– Знаете, когда часто общаешься с людьми, начинаешь многое понимать. Вы знаете, о чем я, у вас тоже часто случается подобная… близость, если можно так выразиться.
Матиас еще крепче зажмурился, чтобы стереть реальность. Рука с револьвером дрожала, другая была сжата в кулак до белых костяшек.
Делестрану сообщили через наушник, что Митч и Виктуар уехали в деревню за ручным болторезом.
– Я слушаю вас, господин Матиас, не трусьте, скажите правду! – Он повысил голос: – Я вас слушаю. Что такого ужасного сказал ваш отец, что вы его толкнули?
Делестран снова и снова повторял свои вопросы в надежде на ответную реакцию.
– Вы ведь толкнули его, так? Толкнули – и он упал. Именно это вас мучает, это вы не в силах вынести? Бедняга был героем, да, героем… Чем он заслужил такую жестокую участь? – Делестран намеренно провоцировал Матиаса. – Он не бросал вас, но погиб по вашей вине! Вы убили его собственными руками! – Майор педалировал гнев, чтобы вызвать хоть какую-нибудь реакцию. – Эй, Матиас, ты меня слушаешь? Валентин Матиас, сын Жоржа Бернара и Матильды де Моссикур, тебе не сбежать! Я желаю знать!
– Это был несчастный случай. Несчастный случай! – раздался жалобный возглас.
– Что значит – несчастный случай?
– Он не хотел отдавать фотографию.
– Твоей матери? Ту, что так бережно хранил?
Валентин Матиас открыл глаза и перевел взгляд на Делестрана.
– Вы в курсе?
– Да, я побывал в его комнате. Мне рассказали о вашем отце – его подруга, она заботилась о Жорже, когда он приехал в Париж. От этой женщины я и узнал о фотографии вашей мамы.
Делестран сознательно использовал слова «мама» и «отец» на контрасте.
– Вы общались с этой полячкой? Этой… шлюхой?!
– Стоп, господин Матиас! Я готов выслушать все, что угодно, но не все могу стерпеть. Эта женщина, Николь, заслуживает уважения. Она заботилась о вашем отце и, уж вы мне поверьте, оплакивает его!
Валентин Матиас осознал свой промах, что, как ни странно, сыграло на руку майору. Доктор сожалел о своей грубости, его лицо расслабилось; он немного опустил револьвер и повернулся, чтобы поймать взгляд Делестрана.
– Да, отец рассказал мне о той, которая, так сказать, заменила мою мать. Вы правы, не имеет значения, что она проститутка.
– Так что там с фотографией?
– Он показал ее мне. Снимок не какой-то там женщины, а моей мамы. Да, мамы. Вы понимаете?
– Да, понимаю.
– Она была его женщиной, той, которую он любил всю жизнь – страстно, безумно – и почитал, как икону. А для меня она была Моя Мама! Понимаете? Он показал карточку, и я увидел ее. Она была такая красивая! Я держал фотографию в руках. Он дал ее мне и тут же забрал назад. Он хотел оставить ее себе, я попытался отобрать, он яростно боролся, и я… Я толкнул его, и он опрокинулся на спину… Это был несчастный случай, я не собирался…
Доктор заплакал крупными, как у ребенка, слезами, медленно опуская револьвер, и схватил подушку, чтобы заглушить крик отчаяния. Ему стало нечем дышать.
Все могло резко перемениться. Как поступить? Делестран решил встать, сделать несколько шагов в сторону несчастного, забрать револьвер и обнять его. Он оперся на подлокотники, наклонился вперед, но бурная реакция Матиаса удержала его на месте. Безумец порывистым движением приставил револьвер к виску и с ненавистью посмотрел на сыщика.
– Не подходите! Не приближайтесь – или я выстрелю!
Делестран тяжело рухнул в кресло и крепче сжал оружие.
– Не делайте этого. Не валяйте дурака. Вы такого не заслуживаете, господин Матиас.
– Я не заслуживаю? Да что вы знаете о том, чего я заслуживаю?! Считаете, я изначально заслуживал такую кособокую, перекореженную жизнь? Знали бы вы, сколько раз я оказывался на краю обрыва и хотел прыгнуть в пустоту, чтобы достичь дна пропасти, полной вопросов без ответов!
Слезы не облегчили страдания, на губах доктора пузырилась пена. Пусть выговорится. Делестран повел себя как участливый слушатель, впитывая все, что на него выливалось. Матиас вещал с удивительным здравомыслием, хоть и был не в себе.
– Вы знаете, каково это – жить бастардом? Нет, вы не можете знать! А еще рассуждаете о каких-то заслугах… Я был совершенно не похож на приемных родителей – заслуженное это было наказание или нет? А подозрительность и недоверие, заставлявшие чувствовать себя самозванцем? Я всю жизнь был чужаком. Полагаете, я это заслужил? Но я ведь ни о чем не просил. Тем более о подобной жизни, так что умереть не боюсь… Понимаете? Да куда вам!
Матиас разъярился, в его глазах полыхал огонь ненависти. Он рассказал ужасную правду о том, как несправедливо обижены все дети, рожденные «анонимно».
– Когда появляешься на свет, как я, много фантазируешь о своем происхождении, чтобы не чувствовать себя забытой посылкой, но