тебе задницу за то, что ты вот так разваливаешься на части, а она даже не мертва, — заявила она, намочила полотенце, а затем выдала ее.
— Тогда почему мне кажется, что она умирает?
— Может быть, потому что ты чувствуешь себя виноватым. Тоже чувство, что было с Седриком, и ты не хочешь чувствовать себя так снова, — ответила она, присаживаясь на корточки рядом со мной. — Ты бы предпочел быть там, на кровати, верно?
Очевидно, все эти консультации по браку не прошли мимо нее.
— Почему ты здесь?
— Потому что мы семья, и потому что я знаю, где найти сердце Мел.
— Что?
Она сунула мне в лицо крошечный флакончик с ополаскивателем для рта. Схватив его, я поднялся с пола и бросил его обратно.
— Ты знаешь, где достать ей сердце?
Она протянула мне полотенце.
— Кора…
— Да, знаю. Так что перестань жалеть себя и пойдем, пока она снова не попыталась нас покинуть.
Взяв у нее салфетку, я вытер лицо, когда она схватила свою сумочку.
— Куда мы идем?
Она не ответила, просто вышла из комнаты. Затем я заметил Мину, склонившуюся над планшетом, которая разговаривала по телефону. Она резко повернула к нам голову и сдвинула очки на нос. Федель стоял рядом с ней, тоже разговаривал по телефону. Они оба посмотрели на нас.
— У нас есть сердце. Займитесь поиском стрелка.
Я не уверен, что это не сон, но ничего не сказал.
— Кора, я не хочу повторяться дважды: куда мы идём?
— В Онкологическое отделение, — заявила она, нажимая кнопку лифта.
КОРА
16:15 ДНЯ
Среди ирландцев ходила шутка, что Каллаханы стали могущественными, продав свои души дьяволу. Независимо от того, родился ли ты в семье Каллахан или попал в семью через брак, цена была одинаковой. Несмотря на то, что это было сказано за кружкой пива, я не думаю, что это была шутка — или, по крайней мере, не для меня. Когда двери лифта открылись, и я снова оказалась в жалком онкологическом отделении, наблюдая, как мимо проходят мужчины, женщины и дети с облысевшими головами, единственными волосами на которых были ресницы. Я заплачу за все дерьмо, которое сделала или сделаю ради этой семьи… когда-нибудь, если не сегодня.
— Палата № 591, — сказала я, следуя за ним, когда он шел, почти бежал, мимо каждой из дверей дальше по коридору. Я ни с кем не встречалась взглядом, просто продолжала идти, пока мы не остановились прямо перед окном, которое позволило нам заглянуть внутрь.
Он задумался, его брови сошлись на переносице.
— Кто это?
— Разве это имеет значение?
Он не ответил, потому что для него это не имело значения, но все еще хотел получить ответ.
— Имани Уилсон, — ответила я, наблюдая, как она спит.
— Твоя кузина, — вспомнил он, наконец встретившись со мной взглядом. — Я думал, Деклан отправил ее в психиатрическую больницу Норт-Маунт после того, как она пыталась…
— Убить меня?
— Да. — Казалось, что это было целую жизнь назад, Имани, ее парень Отис, которого Деклан убил в мою честь — хаос, который был в моей жизни до того, как я вышла замуж за Деклана и поняла, что мир еще более испорчен, чем я думала. — У нее тоже рак яичников… Из-за этого я перевезла ее в эту больницу. Утром она начнет химиотерапию. Если она ее переживет, каждая клетка ее тела будет уничтожена. Врачи говорят, что она абсолютно здорова, за исключением яичников. У нее четвертая отрицательная группа крови, ей 30 лет, и я имею право голоса при принятии медицинских решений; это было частью сделки, по которой я оплачиваю ее лечение.
Впервые с тех пор, как я пришла в больницу, Лиам выпрямился, на его губах играла небольшая, но злая ухмылка, выражение лица было холодным.
— Что означает, что если она умрет, у тебя есть право голоса, кому достанутся ее органы, — сказал он больше для себя, чем для меня, уже потянувшись к дверной ручке, когда я остановила его. — Кора…
— Я уже договорилась, — ответила я, кивая врачу за постом медсестер. Он не сказал мне ни слова и просто вошел в палату Имани.
— Как? — Лиам спросил меня, наблюдая, как доктор меняет ей капельницу.
Как я заставила его нарушить все клятвы, которые он когда-либо давал?
— Два миллиона карточных долгов. Вот какими хладнокровными и безжалостными могут быть люди… — Однако у меня не было права судить его.
— Я люблю этот город. — Ухмылка на его лице переросла в полноценную дьявольскую ухмылку.
Я хотела бы чувствовать себя хуже. Я хотела бы позаботиться об Имани, но мне было все равно. Если бы она умерла, ничего бы не поменялось. Никому не было бы дела. Если Мелоди умрет… начнется война, и это подвергнет опасности не только Деклана, но и наших детей. Никто другой не значил для меня больше, чем они, так что, если мне пришлось сделать это для них.
Это мир, где собаки едят собак, и я давным-давно наточила зубы.
ЛИАМ
16:23 ДНЯ
Потребовалось две минуты, чтобы Имани умерла, десять минут, чтобы Кора изобразила скорбь, прежде чем согласиться, и еще минута, чтобы они пришли за Мелоди.
Я снова оказался перед операционной, уставившись на двери, едва дыша.
— Босс.
— Не сейчас, Федель, — я не мог думать.
— Вы должны это увидеть. — Он протянул мне планшет, но все, что я увидел, было неровным изображением переулка, возможно, угла улицы.
— Что это?
— Стрелок. — Он увеличил изображение, и пиксели медленно сошлись вместе, пока я не уставился ни на кого иного, как на…
— Это…
— Лилин Тайян. — Он кивнул, и я мог видеть, что он дрожал, но было ли это от гнева или возбуждения, я не был уверен. — Вчера босс хотела, чтобы я проследил за ней и Эмилио. Она думала, что не может быть, чтобы она была просто недалекой наследницей, которая выходила замуж за дебила. Не успел я запустить поиск