— Ничего удивительного. Федотов уже не летает. Место старшего лётчика сейчас занимает Меницкий, но и ему недолго осталось. Твой напарник по кораблю Байрамов всё больше смотрит на космическую программу. Сомневаюсь, что он будет потом заниматься делами фирмы, правильно?
Сагит и правда старается сейчас попасть в отряд космонавтов. Когда у него это получится, а в этом я не сомневаюсь, то он вряд ли уже будет работать в конструкторском бюро МиГ. Уйдёт куда-нибудь в руководство Министерства авиационной промышленности.
— Допустим. К чему ты весь этот расклад мне дал?
Теперь уже однозначно. Ошибочно я решил, что Коля ныне не такой заносчивый. «Шкурный» интерес у Морозова, что не очень хорошо.
— Как же⁈ После Меницкого стать старшим лётчиком фирмы шансы есть только у меня. В конструкторском бюро Сухого было бы сложнее.
Люди меняются, но крайне редко. Морозов не тот случай. Не просто так он изначально изображал из себя такого простенького парня. Втирался в доверие к начальству.
— То есть, меня ты на должность старшего лётчика не рассматриваешь? — удивился я.
— Ха! Лётчик из тебя неплохой, но не более. Без обид, — посмеялся Коля и похлопал меня по плечу.
Он начал было уходить, но я его остановил. Такое ему не понравилось. Зыркнул он на меня, будто на врага народа.
— Что-то не так?
Этот человек, переполненный нарциссизмом и пафосом, ещё спрашивает! Перед столь важным заданием в Средиземном море такие разговоры чреваты.
Надо ему популярно объяснить, иначе мы можем не выполнить задачу. Не хочу сомневаться в том, что этот парень не прикроет меня от американцев.
— Всё не так. Свои амбиции и мечты оставляй на берегу. В море мы с тобой напарники, друзья и братья. И ты слушаешь меня, как старшего группы. Тебе ясно, Николя?
— Предельно, — ответил Морозов.
Пыл Николая поостыл. Надеюсь, он понимает, насколько серьёзным может быть задание в море.
Наступил январь 1985 года. Первый же день на корабле был «незабываемым»! И поводов здесь огромное количество.
Для начала — масштабы самого авианесущего крейсера. Это только с борта самолёта при заходе на посадку он выглядит как спичечный коробок.
На самом деле это огромный зверь, длиною в 300 метров и шириной в 70. Схему корабля невозможно выучить. Для удобства применена система так называемых «сходов» — пронумерованные трапы. Всего их 56. По левому борту чётные, по правому — нечётные. Так и бегают матросы, ориентируясь только по номерам сходов.
Есть ещё и 57й сход в кормовой части верхней палубы или юте. Но он ведёт к месту «последнего пребывания» — морг.
Всех технических данных первого отечественного авианосца запомнить невозможно. Зато в памяти сразу отложился первый проведённый вечер на нём.
После перелёта и не самой простой посадки на палубу мы с Морозовым отправились в нашу каюту, расположенную на одном из ярусов надстройки. Лётный состав на корабле — люди слегка привилегированные. Отсюда и каюты у нас более комфортные, чем 20ти местные кубрики у матросов.
Открыв дверь, мы оказались в небольшой комнате без иллюминатора. Чем-то напоминает купе в вагоне СВ, только много шума и немного больше по размерам. На «Леониде Брежневе» всегда что-то шумит, но бывалые моряки говорят: привыкнуть недолго.
— Так, я в душ, — сказал Николай, бросив сумки на нижнюю койку.
— Ты бы так не спешил. Мы же не в гостинице с тобой, — сказал я вдогонку Николаю.
— Мы с тобой лётный состав. Голубая кровь и белая кость. Тем более, наша группа ещё и «особенная».
Ох, и неправ мой коллега! На корабле такое не прокатывает. Хоть для меня это и первый выход в море, но про флотские традиции и суровый уклад жизни наслышан. Не стал я переубеждать Морозова.
Пускай сначала сам оценит все условия жизни на корабле. Как только он вышел из каюты, я сел на кровать и осмотрел интерьер.
Стол, три шконки или как некоторые называют диванчика. Ближе к двери — умывальник с бачком для воды объёмом 20 литров.
Имеется шкаф для верхней одежды, полки для нижнего белья. Внимание привлекла радиоточка, которая не имела кнопки отключения. Оно и правильно — как ты будешь слышать тревогу в случае таковой.
С улыбкой вспомнил, что несколько дней назад я наслаждался обществом своей красавицы жены на нормальном диване и с безлимитным количеством пресной воды.
Теперь же представляю, как будет непросто в этой командировке. Точнее, в походе на боевую службу.
Дверь открылась, и в каюту вошёл худощавого телосложения, рыжий, курносый и с густыми усами майор. Именно он, поскольку синие просветы на погонах выдавали в нём авиатора.
— О, сосед! А мне сказали, что буду со старшим группы жить. Александр Васильевич Белевский, с Феодосии, — протянул он мне руку, которую я пожал, привстав с кровати.
— Если ты испытатель, то старший группы перед тобой. Сергей Родин, конструкторское бюро МиГ.
Белевский аж усами зашевелил. Не пойму только, что его смутило во мне.
— Не думал, Сергей, что ты… вы настолько молоды.
— Давай на ты. Так проще. Не люблю всей этой строевой гимнастики.
— Принято. Я смотрю, тут ещё один сосед у нас.
— Да. Коля Морозов…
— Ого! Добился, гадёныш! Только не говори, что он в ваше КБ перевёлся, — несколько недоброжелательно Александр высказался о Николае.
Успел и военному испытателю досадить уже Морозов. Даже не хочется спрашивать, как именно.
— Перевёлся. А сейчас в душ пошёл.
Белевский засмеялся и начал раскладываться. Как он объяснил, помыться у Николая вряд ли получится.
Как знал! Через минуту вернулся Морозов с широко открытыми глазами.
— Там душ затопило. Воды по щиколотку, и такое плавает там!
— Такое бывает. Матросы после тяжёлого дня стараются как можно быстрее помыться. Иногда там не только мыло плавает, — посмеялся Саша.
— И кто это будет убирать? — возмутился Морозов.
— Те же матросы. Косячных всегда находят для такой работы.
— Мыться перехотелось, — махнул рукой Коля.
С первых минут общения с Белевским я понял, что с Морозовым они не сильно друг друга переваривают. Кроме сухого «привет» и «ты, значит, тоже здесь» никаких больше фраз друг другу они не сказали. Даже с военными испытателями успел отношения испортить, Колян.
Вечерний ужин решено было пропустить. Домашние запасы еды необходимо было изничтожить, как и хороший «горячительный» напиток «Варцихе» из запасов Белевского.
Саша уже не первый раз на корабле, поэтому провёл для меня и Морозова небольшой инструктаж.
Белевский уже достаточно прошёл боевых походов на кораблях. Службу начинал на авианесущем крейсере «Киев» лётчиком на Як-38. Будучи испытателем, он дважды участвовал в испытаниях на авианесущем крейсере «Минск», летая на Як-141. А первую посадку на «Леонид Брежнев» сделал на Су-27К.
Интересно было слушать этого человека. Простой, честный и, на первый взгляд, без зарисовок.
— Когда он успел? — спросил у меня Саша, услышав очередную героическую историю Николая о посадке на корабль.
— Перед командировкой на НИТКе полетали, а потом самолёт сюда перегнали. Вот теперь он у нас универсал, — ответил я.
— Заметь, ты такого ещё не достиг, — радостно заявил Морозов, разливая коньяк по стопкам.
Саша изо всех сил терпел хвалёные высказывания Морозова о «подвигах» во время испытательной работы. К таковым Николай приписал себе достижение в освоении посадки на палубу как на Су-27К, так и на МиГ-29К.
— О! Шутка вспомнилась! — воскликнул он, закусывая шоколадкой после первого принятия «на грудь». — Знаете, как определить достаточную силу ветра для взлёта с корабля?
Чего только Николай не начал отвечать! Даже листок взял и начал проводить математические расчёты. После предположения, что нужно выставить в определённых местах флаги на корабле и высчитать количество их колыханий, Белевский сдался.
— Серый, ну ты-то знаешь? — посмеялся Белевский.