Только его успел поздравить заместитель командира полка, как собравшиеся за спиной другие лётчики и техники принялись подбрасывать новоиспечённого палубного лётчика вверх. И в завершение самое главное — три удара мягким местом об гак истребителя. Каждый раз смотрю на это мероприятие, и глаз радуется.
Я продолжал внимательно смотреть в сторону моря. Свежий ветер обдувал мокрые волосы, а солнце ослепляло, заставляя щуриться. И по-прежнему гордо развивался военно-морской флаг ВМФ СССР с красной звездой, серпом и молотом.
— Спасибо вам, Сергей Сергеевич, — подошёл ко мне Борзов и кинулся обнимать.
— Задушишь! — закряхтел я.
— Такой первой посадки ни у кого не было.
— Ага. Теперь будем отвечать на разумные и… не очень разумные вопросы.
Борзов тут же поменялся в лице. Лейтенант и забыл, что только что отгонял нарушителя без команды. Правда, ничего страшного не произошло, так что мы должны отделаться написанием нескольких рапортов и объяснительных.
Удивительно, но ни того ни другого на корабле нам писать не пришлось. По прошествии пары часов мне даже позволили слетать с Ветровым контрольный полёт.
К вечеру, когда мы возвращались с ним на аэродром, он тоже мог себя называть палубным лётчиком. Только вот не видел я особой радости на его лице.
Когда мы вылезли на стоянке из самолёта, то Паша Ветров выглядел весьма расстроено. Чем был он недоволен, понятия не имею.
— Всё хорошо? — спросил я, расписываясь в журнале подготовки самолёта.
— Да. Почему вы сразу не сели? Зачем было это всё в воздухе? — возмутился Ветров.
Чего-то парень попутал в этой жизни.
— Не думаю, что мне стоит отчитываться перед тобой. А если честно, то так было нужно.
— Ну да. Я наслышан о вас. Постоянно в передряги попадаете. Будто ищете неприятности на свою…
Зря это он так. Стоило бы дать ему по-братски по шее, да маленький он ещё. Я схватил его за край воротника костюма ВМСК и притянул к себе.
— Не ищу, а вот ты сейчас их практически нашёл. Я не военный теперь, могу и по морде ударить, уяснил?
Ветров сглотнул и кивнул.
— Вот так! Если у тебя ко мне претензии, говори. Ненавижу недомолвок.
— Претензий нет. Но вы рисковали моим товарищем, когда ввязывались в эту авантюру с преследованием. Могли бы его погубить.
Чего он несёт? Решение было общее с Борзовым. Никто его не принуждал. Да и не перехвати мы нарушителя, он бы мог наделать делов в районе корабля.
— Тебе кто сказал, что я его насильно тянул за собой?
На мой вопрос Ветров не ответил, поскольку за спиной раздался визг тормозов УАЗа. Из машины вышел улыбчивый капитан и направился в мою сторону. Вот теперь со мной приехали побеседовать товарищи из особого отдела.
— Сергей Сергеевич, с вами хотят поговорить, — поздоровался со мной капитан.
Ветров задерживаться не стал и ушёл в сторону высотки. Непонятно мне его поведение. Очень напоминает одного моего друга. Бывшего.
— Товарищ Родин…
Не дадут нормально перевести дух после полётов. В костюме ВМСК потеешь обильно. Не в таком же виде идти на допрос.
— Я понял, что со мной хотят поговорить, товарищ капитан. Если позволите, переоденусь и приведу себя в порядок перед нашим разговором.
— Конечно. У вас достаточно времени до завтрашнего вылета.
— Какого ещё вылета? — уточнил я.
— Я не уточнил. С вами хотят поговорить в Москве. И до того момента сегодняшние события надо бы держать в тайне. Надеюсь, вы понимаете, какого уровня люди с вами хотят поговорить.
Рано я обрадовался, что всё обошлось.
Глава 24
Утром Ребров подвёз меня к самолёту. Ан-26 авиации ВМФ СССР специально прилетел, чтобы забрать столь важного пассажира, каким меня обрисовали экипажу.
Когда я вышел из командирского УАЗа, то сразу почувствовал атмосферу на аэродроме. Интенсивные полёты не прекращались. Одни выполняли заходы на посадочный блок тренажёра НИТКА. Другие взлетали с трамплина и уходили в сторону моря. Ну а эскадрилья ЯКов продолжала висения над полосой. Как раз сейчас Як-141 разгонялся после вертикального взлёта, включив форсажи.
Морской воздух смешался с парами керосина. Крымское солнце грело спину, нагревая кожаную куртку. Я глубоко вздохнул и повернулся к машине. Ребров закончил раздавать указания водителю и подошёл ко мне.
— Не вовремя тебя забирают. Пару бы лейтенантов вывез.
— Гелий Вольфрамович, думаю, с таким высоким начальством спорить бесполезно. Я вчера позвонил в КБ МиГ. Там удивились, почему меня ещё не доставили в Москву. О чём-то важном хотят поговорить со мной.
В этот момент к нам подошёл командир экипажа с густыми усами и в чёрной пилотке. Он доложился Вольфрамовичу и поздоровался со мной.
— Ещё вчера поставили задачу вас забрать. Нам стоит торопиться? — спросил командир экипажа, поправляя воротник демисезонной куртки.
— Если бы знал. Мне только сказали, что в Остафьево нужно быть к 13.00, — ответил я.
— Мне тоже ничего не сообщали, — сказал Вольфрамович, открыв новую пачку «Союз-Апполон» и предложив «угоститься» командиру экипажа, но тот отказался.
Ребров отвёл меня в сторону, чтобы обсудить вчерашний инцидент.
— Пацана хоть не сильно тягали? — спросил я, намекая на объяснительные Борзова.
— Пару часов промурыжили. Затем дали передохнуть и ещё пару часов. Пришлось вмешаться, нагрубить особистам, и процесс ускорился.
— Что хоть вменяли?
— Ничего. Борзов говорил, что решение было обоюдное. Их больше ты интересовал. Мол, заставил «мальчика» нарушить приказ. Вообще, они очень хотели с тобой побеседовать, но там звонок был такой, что особист даже встал с места во время доклада.
Ого! Кто же такой важный позвонил, что оперуполномоченного поднял со стула. Пара людей есть на примете, но не такие уж они высокие должности занимают. Раньше так было, по крайней мере.
— У меня таких важных знакомых нет.
— Родин, ты меня за глупендяя не держи. Я тебе не лейтенант во время полового созревания. Парень ты всегда был ответственный, ровный, но и не самого пролетарского происхождения. У тебя на лбу всегда написано «хочу летать», а на затылке… три другие буквы.
Вот вечно Ребров, как скажет что-нибудь из «высокого». Надеюсь, «Х» одной из трёх букв не является.
— Я тебе про «комитет глубокого бурения» говорю. Помню, что в Афгане они тебя привлекали к разным делам. А про училище вообще молчу! Мне каждую неделю Поляков названивал с вопросами. Даже пришлось однажды ему мягко сказать, что я занят.
То что особист училища Поляков за мной приглядывал — не новость. Он оказывал дружескую помощь товарищу Краснову — «потенциальному тестю» моего реципиента.
— Думаю, что мягко вы ему вряд ли сказали.
— Ещё бы! А теперь серьёзно. Мне это дело не нравится. В мой полк не нужно тянуть эти кгбэшные штуки, понял меня?
Странно, что так переживает Ребров. Может, какие-то проблемы есть в полку, и он не хочет выносить это дело на обозрение.
К Вольфрамовичу подошёл с докладом заместитель по инженерно-авиационной службе, приехавший к нему на «таблетке» УАЗ.
— Товарищ командир, я двоих недосчитался, но они дома. Состояние…
— Потом поговорим, — отмахнулся Ребров.
Не рад Гелий Вольфрамович, что я услышал это. Он злостно посмотрел на инженера и отправил его к машине.
— Ладно, успехов тебе, Родин. Не обижайся, что так высказался. Постарайся не втягивать нас в свои дела, — сказал Ребров и крепко пожал мне руку.
— Я человек маленький, но постараюсь сгладить углы.
Вольфрамович потряс мою руку, а потом крепко обнял. Да так, что из меня чуть дух весь не вышел. Не знал, что он способен на такие нежности.
— За ребят спасибо. Они вон какие счастливые, что на палубу сели. Будто из училища снова выпустились. Спасибо, Серёжа, — похлопал меня по спине Ребров и ушёл к автомобилю.
Я загрузился в самолёт, где уже сидели несколько человек в морской форме на длинных лавках.