и издал громкий и неприличный звук. Рэйчел испуганно подняла голову и взглянула на свекровь. Потом обе рассмеялись.
— Так расскажите, как вы познакомились с моим сыном? — спросила Ханна.
— Он поступил к нам раненым, — ответила Рэйчел. — Я служила в госпитале медсестрой, выхаживала его, а потом мы полюбили друг друга. Поженились в Чичестере по специальному разрешению за день до его возвращения в полк. Мы провели вместе всего несколько дней. Когда я поняла, что жду ребенка, я переехала в Чичестер к родным. Там я прочла сводку в газете и узнала, что он пропал без вести и числится погибшим.
Слушая рассказ Рэйчел о том, как они с Сонни встретились, старая Ханна испытывала самые разнообразные эмоции. К горю от потери сына примешивалось сочувствие к Рэйчел; они с Сонни, очевидно, горячо любили друг друга, и тем более трагичным и жестоким казалось то, что их надежда на счастливую совместную жизнь так резко оборвалась.
— Дорогая, теперь я понимаю, как мне повезло. Наш с Альбертом брак был долгим и по большей части счастливым, но вам, как и многим другим вдовам, досталось лишь несколько коротких лет, месяцев, а то и недель счастья.
И все же с приходом Рэйчел Ханна ощутила такую радость, на какую считала себя больше неспособной. Ее источником был Марк, внук, которого она обрела, когда казалось, потеряны все надежды. Сам факт его существования вселял веру в будущее.
Ханна настояла, чтобы Рэйчел осталась на обед. За столом она расспросила невестку о ее семье и происхождении, надеждах и планах на будущее, в том числе касательно воспитания ее внука.
— Наши семьи, кажется, пострадали от войны в равной мере, — призналась Рэйчел, — как, наверное, и все семьи в Англии. Я потеряла двух братьев на Сомме, третий попал в газовую атаку во Фландрии и стал инвалидом. В бою погиб муж одной из моих сестер. Что до будущего, четких планов у меня пока нет. Наша семья не бедствует, и в деньгах я не нуждаюсь, но роль приживалки не для меня. С моим опытом и квалификацией я легко найду работу медсестры, но теперь мне нужно думать о Марке и о том, что лучше для него.
Ханна унаследовала от отца умение разбираться в людях. Она интуитивно понимала, что Рэйчел — благородная молодая женщина, с которой они легко найдут общий язык. Она слушала невестку, а в голове уже сложился план. После обеда они сидели и пили чай, и Ханна предложила альтернативный выход из положения.
— А почему бы вам с Марком не переехать сюда, на мыс Полумесяц? — Рэйчел стала было возражать, но Ханна отмахнулась. — Места здесь более чем достаточно, и с вашим приездом дом снова наполнится жизнью, светом и весельем. В этих стенах давно не звучал детский смех. Вы можете приглашать друзей, а к Марку будут приезжать его двоюродные братья и сестры и их родители — моя дочь Конни и ее муж, Майкл Хэйг. Не говоря о других наших родственниках и друзьях. С вами все захотят познакомиться.
Но решающим оказался последний довод Ханны. Она наклонилась и накрыла ладонь молодой женщины своей рукой:
— Главное, мне самой бы хотелось, чтобы вы были рядом. Думаю, именно этого желал бы Сонни: чтобы Марк рос в том же доме, где вырос он сам.
Когда тем вечером Рэйчел уехала в Шеффилд, все было решено; осталось уточнить лишь одну маленькую деталь. Попрощавшись с невесткой и внуком, Ханна бросилась к телефону. С трудом сдерживая волнение, она поделилась радостной новостью с Конни.
* * *
Завещания Альберта и Сонни Каугиллов вместо четкого распределения оставшихся после них активов привели к юридической путанице. С одной стороны, было совершенно ясно, что Сонни умер раньше своего отца. С другой — министерство обороны официально так и не признало его погибшим. По словам министерства, многие солдаты, объявленные пропавшими без вести, вскоре находились живыми, а иногда даже здоровыми. Невзирая на давление со стороны адвокатов семьи, министерство обороны упрямилось. Все шло к тому, что семейству Каугиллов и фирме «Хэйг, Акройд и Каугилл» предстояло ждать семь лет; лишь по прошествии этого срока те могли подать заявление об официальном признании Сонни погибшим.
Свято место, образовавшееся в руководстве «Хэйг, Акройд и Каугилл» после смерти Альберта и Сонни, вскоре заполнил Кларенс Баркер. Вернувшись с войны, он объявил себя единственным наследником дяди в соответствии с его завещанием. В документе говорилось, что все состояние Альберта переходит к Кларенсу в том случае, если Сонни умрет раньше отца. Хотя в министерстве обороны факт смерти не подтвердили, Кларенс не стал терять время и заявил претензии на ту часть состояния, которая предоставляла ему контроль над группой компаний.
Последние месяцы войны Кларенс Баркер провел в военном госпитале во Франции, где лечили пострадавших от психических травм и контузии. Его выпустили из больницы и уволили из армии через несколько недель после подписания соглашения одиннадцатого ноября тысяча девятьсот восемнадцатого года, когда боевые действия наконец прекратились. Он вернулся в Брэдфорд, и его рассказы о военной службе не имели ничего общего с реальностью.
Другие молодые люди тоже возвращались: кто с наградами и почестями, а кто без лишнего шума. К последним относился Чарли Бинкс. С самого начала войны его услуги были востребованы; впрочем, в боевых действиях он не участвовал, а работал в химической лаборатории. Он занимался секретными проектами, о которых знали лишь несколько его коллег-ученых и чиновников из министерства обороны. Хотя он носил форму и заслужил звание капитана, за всю войну он был свидетелем всего одного акта насилия: морской пехотинец в Бристоле поссорился с женой и выстрелил в воздух из пистолета.
Чарли вернулся на химический завод «Аутлейн», где к нему присоединился его старший сын Роберт, один из многих юношей, кому в то время пришлось переодеться из школьной формы сразу в рабочий комбинезон. Этим вчерашним мальчишкам предстояло заменить квалифицированных рабочих, погибших на войне или ставших нетрудоспособными из-за ранений. Многие мужчины остались в армии: установилось хрупкое перемирие, за которым необходимо было следить, а кое-где война еще продолжалась. Большевистская революция в России привела к гражданской войне. Обе стороны призвали на помощь. Политики и генералы, видимо не насытившиеся недавним кровопролитием, вызвались помочь. Не лично, разумеется; ведь в их распоряжении были войска, поэтому личное вмешательство политиков и генералов не требовалось.
Тем временем в Британии рос спрос на товары и услуги как первой, так и второй и третьей необходимости, ведь в войну жители были всего этого лишены. На фабриках не хватало рабочих, и недостаток наемного труда восполняли любыми средствами. Женщины, которых привлекали к работе на фабриках и заводах во время войны, привыкли получать жалованье и иметь