Гарнизонная жизнь поджидала его, чтобы поглотить без остатка, как после первого возвращения из Кишанпура. Тогда он какое-то время сопротивлялся ее уютной привычности; теперь он был только рад ей. Построения, муштра, клуб… они снова станут тем, чем были всегда — скучной и надежной тканью жизни.
Одиннадцатое апреля. Апрель… манговые дождики и ветреные сумерки. Май… слепящая полуденная жара. В мае чистое голубое небо к полудню приобретает серый чугунный оттенок. В мае спят на газоне, задыхаясь от недостатка воздуха под москитной сеткой, легкой как одеяние призрака; а когда налетает песчаная буря, приходится перебираться на веранду и тогда ночной сторож всю ночь напролет плещет воду на циновки; и только ближе к полуночи воздух под деревьями начинает остывать и слабо колыхаться, а цветы качают своими лепестками. Май — это сушь, пересохшее горло, 115 градусов в тени, солнце, хлещущее по поверхности плаца и стегающее по глазам.
В июне воздух день за днем становится все более влажным, а по небу плывут с юго-запада на северо-восток тяжелые облака. Во второй половине месяца в Бховани начинаются мусонные дожди. В прошлом году это случилось двадцатого, в пятьдесят пятом — девятнадцатого, в пятьдесят четвертом — двадцать третьего, а в пятьдесят третьем — восемнадцатого. Как и все в Бховани, он помнил точную дату окончания ежегодной пытки. Перед этим в течении нескольких дней бушуют грозы, дует ураганный ветер, гремит гром, клубится пыль и падают редкие капли дождя. А потом, в первый день сезона дождей, начинается гигантский ливень, который длится часами. Перерыв на полдня — и опять ливень, еще перерыв — и снова дождь. Когда идет дождь, большие капли падают сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее, пока с неба не обрушивается водопад. Земля не успевает поглотить всю эту воду; она прибивает пыль, переполняет реки, и покрывает запекшуюся поверхность слоем скользкой грязи. Постепенно дождь ослабевает, но продолжает лить весь июль и август. Между ливнями по синему небу плывут белые кучевые облака, температура не редко поднимается выше 90 градусов,[87] воздух чисто промыт и кажется набухшим от дождя и звуков бегущей воды.
В сентябре дожди еле моросят и сходят на нет. На дорогах и полях стоит вода, и все болезни, какие есть в Индии, в самом разгаре. Мягкая земля промокает до самого основания и сочится плодородием; ручейки переполнены, реки поднимаются на двадцать, тридцать и даже шестьдесят футов выше нормального уровня, в зависимости от высоты берегов; выгоревшая трава снова зеленеет, верхушки деревьев в джунглях покрываются свежей зеленью, а ночной воздух гудит от мотыльков и мошкары.
В октябре и ноябре сияет золотое солнце… прохладные ночи, запах свежего дерева и благоуханные вечера; в эти дни на повседневные дрязги казарм и бунгало ложится патина покоя и дарует им свою милость. А потом холодный сезон: декабрь, январь, февраль — теплая английская одежда, огонь в камине, замершие панки; маневры, палатки в манговых зарослях; солнечные полдни, холодные ночи и ознобные рассветы; утки, бекасы и леопарды в джунглях.
До него дошел слух, что в январе полк меняет расположение и перемещается в Динапур, за четыреста с лишком миль. Это означает шесть недель на марше и невероятную суету — после пяти-то лет в Бховани! Полк отправится пешим строем; женщин, детей, мебель, домашних животных и игрушки повезут на колясках, запряженных пони и на повозках с буйволами.
А пока его ждут объятия безопасного однообразия. Стрельбы с новыми патронами; его день рождения в конце месяца; детский праздник в клубе в мае — последнее собрание на открытом воздухе до начала сентября. Как-то, давным-давно, Шумитра сказала ему:
— Ты умрешь в Англии отставным подполковником Сэвиджем из Бенгальской туземной пехоты — высохшим до костей и выжатым до отказа. Я слышала, как это бывает. Они будут смеяться над тем, что ты ешь карри, и смеяться, когда ты попытаешься объяснить им, что это значит.
И она обвела рукой мерцающие вдали джунгли.
— Они будут говорить, что ты несчастен, потому что не можешь командовать толпами черномазых слуг.
Именно так. Так все и будет. Никогда ему не придется совершить ничего по-настоящему значительного, и даже если удастся, его сородичи в Англии высмеют его.
Гл. 15
Белое здание клуба дремало в густой синей тени, отбрасываемой его тростниковой крышей. Родни вошел внутрь. Навстречу ему из мрака холла вынырнуло и поплыло багровое, с налитыми кровью глазами лицо полковника Булстрода. Каждое воскресенье старик обычно с десяти до двух сидел и пил в баре, а затем съедал там же поздний завтрак.
— Привет, Сэвидж! Дежуришь? Гм-м — ах, да, идиотский детский праздник! Ну, а я отправляюсь в кровать.
Он повернулся и проревел в проход:
— Кой хай![88] Коня!
Дверь с шумом захлопнулась за ним. Глаза у Родни уже привыкли в полумраку холла и он лениво скользнул взглядом по листкам, приколотым друг на друга на доске объявлений. Самый верхний гласил:
Клубный комитет извещает, что ежегодный детский праздник состоится девятого мая, в половине пятого пополудни. К сведению вновь избранных членов — по правилам, дети приходят без сопровождения своих нянь; дети до двух лет к участию не допускаются.
У.О. Рэнсом-Фроум,
почетный секретарь
13 февраля 1857 года
Родни вытащил часы — два. Времени достаточно. Он позвал слугу, выкрикнув: «Кой хай!»
Тишина. Кровь мерно стучала в висках. Крик растворился в пустоте и исчез. На заднем дворе клуба пылала раскаленная добела утоптанная земля. Тощий пес поискал в парше блох и побрел прочь. Родни подергал ворот мундира, зевнул и отправился на розыски слуги. Он обнаружил его под стойкой бара — тот крепко спал, растянувшись на каменных плитках; из раскрытого рта с шумом вылетал воздух. Родни наклонился и рявкнул:
— Кой хай!
Слуга замигал и вскочил на ноги, явно ощущая мерзкий привкус во рту. Родни почувствовал что-то вроде угрюмого сочувствия — на службе в воскресный полдень в мае месяце! Он снова подавил зевок:
— Хозяйственное подразделение Тринадцатого стрелкового уже на месте?
Понадобилось время, чтобы вопрос дошел до ошалевшего от жары слуги.
— Кажется, они ждут на дворе, сахиб. Сходить за джемадаром-сахибом?
— Не надо. Я выйду к ним сам.
Родни спустился по ступенькам, поморщился и окунулся в пышущий печным жаром воздух. Сипаи толпились под деревьями на дальнем конце газона. Завидев Родни, командовавший ими джемадар отдал приказ «Смирно!» и важно двинулся по бурой выгоревшей траве навстречу офицеру.