от князя.
— Барышня Земан, — Катя захлопала ресницами и приоткрыла рот, — пройдите, пожалуйста, со мной.
— Антракт скоро закончится, — Андрей небрежно покосился на золотые часы, цепко обхвативший запястье под рукавом пиджака. — У Катержины сегодня важное выступление. Вряд ли мой кузен одобрит испорченный вечер госпоже фон Каприви и другим представителям европейских стран.
Убью. Разобью ему голову об стену. Сломаю челюсть, чтобы питался исключительно через трубочку.
— Послушайте, ваша светлость…
Договорить я не успел, поскольку в помещение ворвался запыхавшийся ефрейтор Шоноев. Заметив, как широко распахнулись его глаза, я невольно застыл. У бедолаги аж лицо перекосило в ужасе, будто увидел смерть кого-то из близких.
— В чем дело, ефрейтор? — спросил я и заметил, как Катя поспешила отойти от Андрея. Но безуспешно.
— Ваше высокоблагородие! Там режиссер этот… Как его… — Жаргал с опаской покосился куда-то себе за спину.
— Ну! — требовательно рыкнул я.
— Что с Богданом Борисовичем? — ахнул мелодичный голосок Кати.
— Ничего, — Жаргал облизнул губы и нервно пригладил ежик темных волос на макушке, — то есть… Совсем. Разорвало его.
Я непонимающе уставился на ефрейтора Шоноева, и тот, опустив голову, неожиданно всхлипнул и закрыл лицо ладонями:
— Ваше высокоблагородие… Там кошмар. Все тело в куски, кровь по стенам, на полу, везде! Мы его по всему зданию искали, потом в мастерскую спустились. Капитан приказал выбить дверь и…
Он рухнул как подкошенный, содрогаясь в рыданиях, и выплевывал из себя желчь. Для молодого парня, недавно окончившего академию, зрелище явно стало потрясением на долгие годы. Я же бросился в коридор, слыша вдалеке испуганные крики людей. Пробегая мимо зеркальной стенки, перепачканной в разводах и отпечатках, я на мгновение замер и ошарашенно уставился на вспучившееся стекло.
Иней покрыл изнутри всю поверхность и подобрался к раме, рисуя фиолетовыми всполохами причудливые узоры. Чья-то ладонь мелькнула неясной тенью, а после появилась надпись. И я резко отшатнулся в сторону.
«Беги».
[1] Мon chéri (француз.) — дорогая, детка
Глава 26. Влад
— Майка си е ебало, — вздохнул Дарий, как только шагнул в мастерскую,
Я поморщился, несколько парней удивленно оглянулись на демонолога и озадаченно наклонили головы. Им невдомек, что подобное выражение на болгарском в нашем случае означал бы полный… Ждец. Впрочем, я и так все понял, стоило только заглянуть в помещение и увидеть творившийся там кошмар.
Кровь была повсюду, здесь Жаргал не преувеличил. Ошметки плоти и белеющие осколки костей намекали, что когда-то размазанная по стенам масса являла собой человека. Если не голова, увенчавшая макет греческой колонны из папье-маше, устанавливать личность погибшего пришлось бы в лаборатории. С некромантами, учеными и многими часами бессонницы всего следственного отдела.
Привкус металла противной кислятиной лег на язык, будто я половину вечера слизывал со стен алые капли. Нескольких ребят из сегодняшнего патруля вывернуло наизнанку, три барелины потеряли сознание. Взрослого актера, явно разменявшего пятый десяток, просто сложило пополам прямо в коридоре. Настолько мерзким, ужасным — и одновременно завораживающим получилось зрелище.
А еще запах разложения, которым пропитался каждый угол. На забрызганных бурыми пятнами вещах, старых шторах, искусственном дереве, подставке. Везде слышалась нестерпимая вонь, будто сдохла крыса или что-то покрупнее. Хотя тело даже не начало разлагаться. Слишком мало времени прошло.
О, демоны любили такие штуки. Не те, что шлялись по Пустоте в поисках пар и пугали только внешним видом. Другие. Глубинные твари, способные во мгновение ока разорвать человека на куски. Их привязывали в самом крайнем случае, удержать подобную тварь сложно. Требовался опыт, не дюжая сила — и то эксперименты чаще всего заканчивались смертью демонолога.
— Насколько все плохо? — тихо спросил я, скользя взором по незнакомым символам на стене.
— Дэриэтинник, — вместо внятного ответа бросил через плечо Дарий и провел ладонью по черным волосам. Серебристые нити заиграли на свету, а рунические символы на руках и пальцах — ярко вспыхнули.
— Ни о чем не сказало.
— Чему я тебя учил, мече?
Темный взгляд прожег во мне дыру размером с кратер вулкана, но я лишь дернул плечом. Старое прозвище «мече» резануло слух, но я стойко сдержался и не отчитал бывшего учителя. Хотя могу бы, по званию-то выше. В четырнадцать «медвежонок» звучало, как гордое прозвище, а в тридцать уже намекало на несостоятельность.
— Я же изучал Веды, кельтские руны, славянские… — оправдание звучало жалко, Дарий сильнее сдвинул брови и привычно потянулся, чтобы залепить мне подзатыльник. — Не вздумайте, капитан Данков, — я шумно вздохнул, когда рука опустилась.
— Если магию потерял, не повод забросить учебу, — выплюнул Дарий. — Присмотрись!
Я вновь обратил взор на стены. На белой штукатурке, куда въелась кровь, сияли палочки и закорючки. Осторожно шагнув, я брезгливо поежился, обошел двух криминалистов и лекаря. Последний что-то усиленно разглядывал во фрагментах костей. На рабочей куртке ярким пятном выделялся герб Российской империи, а руки в перчатках орудовали штангенциркулем.
— Аккуратнее, ваше высокоблагородие, — небрежным движением лекарь поправил очки, но голову не поднял. — Здесь всюду улики.
— Еще бы, его ж порвало, как Тузика на тряпки, — гыгыкнул один из криминалистов и сразу заткнулся, когда его товарищ бросил на напарника негодующий взор. — Прошу прощения, ваше высокоблагородие.
Закатив глаза, я аккуратно перепрыгнул натекшую лужу и остановился в двух шагах от стены. Тлеющие символы почти потеряли цвет, смешались с уродливыми пятнами крови, но по-прежнему отлично читались. Поддавшись вперед, я внимательно всмотрелся в письмена и услышал рядом девичий голос.
— Мертвый, — равнодушно бросила невысокая шатенка лет двадцати пяти, может, двадцати семи лет.
Темная форма выдавала в ней агента сыскной части. По нашивке — младший чин. Курносый нос смягчал тяжелый взор из-за глубоко посаженных голубых глаз. В них давно поселилась усталость, делавшая девушку старше своих лет, а тени на лице смазывали симпатичные черты.
Не будь у девчонки такие высокие скулы, вероятно, ее внешность считалась бы обыденной. Еще жесткости, звериной резкости, ощущаемой даже на расстоянии. Из-за этого я решил, что она — оборотень или волколак, но нет. Человек.
— Что значит «мертвый»? — я сбросил оцепенение. Слишком долго разглядывал.
— Кровь, — спокойный ровный тон, никакого страха. Для такой хрупкой на вид девушки держалась молодая барышня весьма стойко. Даже не морщилась. — Она молчит, значит, человек был мертв еще до полного разрушения физического носителя.
Мои брови приподнялись, позади кто-то застонал. Обернувшись,