Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как фамилия ваша? — крикнул командир.
Куров усмехнулся.
Серым пятном вырос окраинный дом Подберези, за одним из них Куров увидел голову командирского Чертолома, и, едва успел проскочить этот дом, — с обеих сторон улицы выскочил эскадрон, вихрем обрушившись на синих.
Смятый неожиданным ударом контратаки, эскадрон синих посредники вывели из строя, запретив полчаса вступать в дело.
Со стороны синих карьером прискакал Баскаков. Едва сдерживая дрожь челюсти, он рассказал, что там идет полк кавалерии, его чуть не взяли в плен, но он ускакал.
— Фома, — когда он подъехал к взводу, сказал ему Куров, — от тебя уже пахнет покойником. Тебя уже два раза изрубили в куски.
Взглянув на серьезно говорившего Курова, Баскаков заметно побледнел.
— Первый раз — это когда ты пустил противника объехать тебя слева, а второй раз — когда ты остановился по крику «стой». Это мне кричали-то, а не тебе.
Справа подъехал наблюдатель и сообщил командиру эскадрона, что за деревней галопом скачет эскадрон синих и уже поравнялся с ними. Командир на рыси повел эскадрон отходить. В километре от этого места синие выехали на шоссе и с обнаженными клинками наседали уже к хвосту эскадрона. Первый взвод заехал за придорожный сарай и быстро повернул там, приготовившись к фланговой контратаке. Едва успели вынуть клинки, эскадрон синих поравнялся с сараем. Эскадрон ударил в лобовую контратаку, первый взвод бросился с фланга.
Пол-эскадрона противника вывели из строя, остальных заставили отойти.
Туман давно рассеялся, солнце было уже высоко, а эскадрон, роняя хлопья пены со взмыленных лошадей, большими отскоками уходил все дальше и дальше к городу. Синие не давали ни минуты вздоха, наседая то с фланга, то на хвост. Много уже эскадрон потерял выбывшими из строя по ходу боев, многие остались в плену, в том числе и ротозей Баскаков. Ковалев, налетевший с галопа на всадника синего, вылетел из седла, разбил в кровь нос и содрал с руки кожу. Но он остался старым Ковалевым, матерился и по поводу и без повода, в нахальных усмешках скалил зубы и на галопе успевал рассказывать похабные анекдоты. У Карпушева захромала лошадь, но он упросил послать с ней переменника с заболевшим животом, а сам на его лошади остался в строю.
С шоссе эскадрон свернул на Пидьбовский мост, но он оказался занятым синими. Эскадрон взял опять вправо и поехал полем. Неожиданно от домов на шоссе опять ворвался эскадрон синих и галопом пошел наперерез. Эскадрон повернул к реке и, хлюпая по болоту, переправился на ту сторону. Кустарник скрыл эскадрон, и в первый раз за десять часов красноармейцы спешились, растирая затекшие зады.
— Ну как, намылили холку нам сегодня? — спросил Смоляк, подмигивая в сторону синих.
— Нам-то что, вот лошади...
— Лошади отдохнут.
— А как, товарищ военком, кухни у нас не попали в плен?
— Кухни? — улыбнулся Смоляк.
— Самоле-от! — крикнул наблюдатель.
Кинулись к лошадям, торопливо прятали их в кусты. Самолет с гудом пролетел над головами и скрылся за соседней рощей. Красноармейцы опять собрались закурить, но не успели и кисетов достать, как из-за рощи самолет, чуть не касаясь вершин деревьев, сбрил к эскадрону. Лошади торопко вздрагивали, красноармейцы бежали опять в кусты, с самолета вместе с ровным гудением вырвались встрески пулеметных очередей.
— От сволочь! Как цыплят перестреляет.
— От этой птички ни в каких болотах не спрячешься.
Пока срывали винтовки, приготавливали пулемет, аэроплан был уже далеко. Продолжая бреющий полет, он скрылся за деревьями.
4
В это утро замерзли лужи. Бледноватый, потрескавшийся ледок хрупал под ногами, замерзшие комья грязи звенели как чугунные. На железных крышах двухэтажных городских домов отложилась белая ледяная ржа. Заглядывая в окна нижних этажей, по порядку окраинного переулка шел крестьянин. На углу он перешел на другой порядок и теперь уже не просто заглядывал, а, поцарапав стекло, спрашивал, не живет ли здесь командир из эскадрона. Неожиданно он увидел на улице Хитровича и остановил его.
— Зятя, слышь, ищу, не знаешь ли? — спросил он у командира.
— Ветрова? Я к нему, идем.
Во дворе одного из домов они прошли во флигель, в маленькой комнате навстречу им бросилась Анка.
— Тятя!
Вытирая непрошеные слезы, Анка побежала к примусу, Хитрович с Игнатом прошли к табуретам.
За чаем Ветров расспрашивал про деревню, знакомых крестьян, про молодежь. Игнат часто сморкался в платок и рассказывал, не пропуская никаких подробностей.
— Я ить, это, по делу. Лошадей у вас скоро, сказывают, выбраковывать будут, так вот мы хочем забрать, которы подходящи.
— Пять у нас будет. Три из них вам подойдут. Документы-то как у вас? — спросил Ветров.
— Документы?.. Все как есть. От артели один и один вот из сельсовета.
Игнат подал справки и, пока Ветров читал их, он осмотрелся в комнате. Анка поймала его взгляд и вспыхнула.
«Ничего, — заключил он про себя, — пока», — добавил, взглянув на Ветрова, которому продолжал не верить, и боялся его, пугаясь его сухости и непривычной для Игната трезвости, с которой Ветров подходил к каждому делу.
— А как Яков? — спросил Ветров, возвращая справки.
— У Якова дела... табак. Примак-то ушел, к нам просится, а сам-то он лежит, никого не подпускает.
— Я о доме, дом-то как? — переспросил Ветров.
— Дом?.. Право, не знаю. Риковцы-то трусят, — округ, говорят, надо спросить.
— Я так и знал, — нахмурился Ветров. — Он вам еще свинью подложит. Замахнулись — так бить надо. Лежит, а вы небось слезы проливаете?
Он отвернулся к окну и сухо забарабанил пальцами по столу. Игнат завозился, будто ему что-то мешало на табурете. «Эх, вот жизнь! Замахнулся, говорит, так бей. А как бить, если он на коленях?» Но Игнат вспомнил все обиды, что он много лет переносил от Якова, вспомнил, как Яков жал из него последнее, вспомнил свою семью, и мысли поплыли по-новому. «И то сказать, драка-то настоящая. Ведь всю жизнь дрались, только тогда их верх был, а теперь мы наверх выбираемся. Дай ему передышку — он опять выберется, опять прижмет, и уже тогда не вздохнешь. Уж я его знаю, из него слезу не выбьешь».
— Сегодня наши с трактором приедут, — сказал Хитрович, смотря в окно, как и Ветров.
— С трактором? А, да, да, — обернулся Ветров обратно. — Ты вот что, Игнат. Надо вам обратиться прямо в окрисполком. Вынесите на собрании постановление и туда. Сначала напирайте на мельницу, а потом уж и дом. Во дворе-то у него совхоз целый может поместиться.
— Ты бы сам приехал, — рассматривая свои руки, предложил Игнат. Ему хотелось Ветрова в деревню и для Анки, и для матери, которая наказывала ему об этом.
— Нет уж, — улыбнулся Ветров. — Это не так просто. Не из Аракчеевки. Ну, пойдем в эскадрон-то? — поднялся он.
— Ты пойдешь? — спросил он Анку. — Посмотрим трактор.
— А со стола-то как же? — испугалась Анка.
— Чего «со стола»?
— Со стола-то убрать надо?
— Тю-у! — засмеялся Ветров. — Ну давай живее.
По дороге, так же как и в доме, Хитрович путался между Ветровым и Игнатом, не зная, куда девать себя. Он чувствовал, что он лишний у Ветрова, но все же шел к нему каждый вечер, просиживал до полночи, иногда вместе с Ветровым читал газеты, перебрасывался одной-двумя фразами и уходил, всякий раз задавая себе один и тот же вопрос: зачем он был здесь? Беспричинно тянуло его к Ветрову. Он перенимал его жесты, слова, походку.
Перед маневрами дивизионная партийная комиссия отменила постановление ячейки эскадрона как поспешное, оставила Хитровича членом партии, объявив ему выговор за отрыв от ячейки и от красноармейских масс. С того времени Хитрович боялся остаться один, всякий раз бежал во взвод или к Ветрову, но нелюдимость и замкнутость его оставались, и это его мучило жестоко.
Переулком они прошли за городской вал. Направо виднелись длинные крыши казарм и конюшен, начинались огороды.
У эскадронного огорода на дороге толпилась группа красноармейцев, двое висели на изгороди, из-под руки вглядываясь в синеющую даль. Когда подходили, группа оторвалась от огорода, бросилась по дороге.
— Они! Они! Едут! — закричали из группы.
Вдали на шоссе полз трактор. Сзади и с боков его толпою бежали красноармейцы первовзводники. Лица их были красны и мокры от пота, но глаза блестели неподдельным восторгом.
С приездом в город куровская колхозная группа, организовывавшаяся целое лето, наконец приступила к занятиям. Сельскохозяйственный техникум, с которым договаривались о руководителях, неожиданно предложил провести курс изучения трактора. Это было для группы триумфом. Они взялись за изучение остервенело, изумляя своим старанием самых бывалых педагогов. А сегодня уже практиковались.
- Суд - Василий Ардаматский - Советская классическая проза
- Сироты квартала Бельвилль - Анна Кальма - Советская классическая проза
- Киноповести - Василий Макарович Шукшин - Советская классическая проза