болеть шея. Он кричит на меня, требует, чтобы я говорила с ним, но я не знаю, что ему ответить. Было бы лучше, если бы он ушел. Было бы лучше, если бы он вообще не приходил за мной. Я слышу плач своей девочки.
– Пожалуйста, принесите мою дочь, она в пещере, – шепчу я, но он не слышит и только кричит: «На помощь!»
Мысли путаются, словно огромные щупальца. Помню, как я отправилась с дочкой в бухту Уиттеринг. Помню, стояла на балконе, держа ее на руках, и мать звала меня со стороны моря. Помню, как я оставила дочь в пещере. Я собиралась вернуться за ней.
Когда я зашла в море, то увидела, что впереди стояла моя мать и махала мне рукой. Но вода выглядела странно, она двигалась по-другому и была похожа на густую черную смолу, готовую засосать меня на дно. Мне стало страшно. Я оглянулась на пещеру, я не хотела оставлять свою дочь, но мать звала меня и манила к себе. Я больше не держала дочку на руках. Я не взяла ее с собой.
Она была в безопасности, лежала в пещере, завернутая в одеяло.
– Она замерзает! Кто-нибудь, дайте одеяло! Одеяло, черт бы вас побрал!
Я смотрю на мужчину. Он стал бледнее. Он смотрит вверх на огни, приближающиеся к нам, затем вниз, на меня. Раздается свисток, длинный и продолжительный. Люди бегут к нам – разбегаются, как муравьи. «Вам в другую сторону, – думаю я. – Помогите моей малышке. Она совсем одна. Ей слишком холодно».
Я поднимаю голову, смотрю на силуэт скалы, озаренный лунным светом. Огни все ближе и ближе.
Меня захлестывает приступ тошноты, я отворачиваюсь, и меня рвет на мокрый шероховатый песок. Я снова слышу крик мужчины, на этот раз более настойчивый, но его голос становится слабее, чем дальше он убегает от меня в сторону света. Меня тошнит морской водой. Живот сводит от боли, но мне все равно. Кто-то появляется рядом со мной и придерживает меня, чтобы меня не трясло так сильно. Я пытаюсь оттолкнуть их, но у меня не хватает сил, и я по-прежнему чувствую на себе их руки. И правда, когда умираешь, тело тебе неподвластно.
Несмотря на заложенные водой уши, я различаю пронзительные женские крики.
– Снимайте куртки, вы все, и кладите их на песок. Нужно поднять ее с холодной земли, нужно ее вытереть. Где скорая, ради всего святого?
– Я ее слышу. Сирена, вон там, – отвечает еще один мужской голос.
Вокруг меня собирается толпа. Я не могу поднять глаза, но замечаю несколько пар обуви – красной, черной, коричневой. Кто-то укрывает меня своим пальто, но я его скидываю с себя.
– Моя дочь в пещере, – говорю я. – Прошу, помогите ей.
Пытаюсь встать. Мне нужно добраться до моей малышки. Мне хочется плакать, но у меня нет сил даже на это. У меня нет голоса, у меня ничего нет. Рядом со мной появляется женщина в шерстяной шапке. Ее глаза поблескивают в свете луны. У нее кривые зубы, но лицо доброе. Перед моими глазами все плывет. Я указываю ей в сторону пещеры, но она смотрит на приближающиеся огни синих фар.
– Скорая приехала. Сейчас вам принесут носилки. Что же вы делали в воде в такую холодную ночь? Зачем вы так с собой?
Снова звучат свистки, раздаются чьи-то крики. Я ложусь на бок и смотрю на воду. Я вижу себя в детстве и маму, вижу, как мы бежим навстречу волнам, а те обрушиваются нам навстречу, и мы кричим от восторга. Мама берет меня за руку, чтобы я не боялась, вода все выше, и вот мы ныряем. Она быстро плывет вперед, и я едва поспеваю за ней. Я зову ее. Она оборачивается и протягивает мне руку. Скорей!
– Сюда!
Я слышу, как по мокрой гальке ко мне бегут люди. Они резко останавливаются, и из-под их ног в мою сторону прилетает несколько маленьких камешков.
– Кто она?
Меня кладут на носилки и несут вдоль берега. Я тяжелая, а песок слишком мягкий. Несколько раз они спотыкаются, я чуть не падаю. Я понимаю, что меня уносят от моря, и меня охватывает паника.
– Никто не знает, кто она такая, – снова говорит женщина в шапке. – Кто ее нашел?
На море по-прежнему шумно, и всем приходится кричать.
– Я. – Мужчина, который достал меня из воды, выныривает откуда-то совсем рядом. – Я шел домой из паба по тропинке и увидел, как она уходит в море. Я со всех ног за ней побежал, но она уже была довольно далеко.
– Господи, да у нее кровь! – звучит опять женский голос. – Все ноги в крови, смотрите!
Не успевает она сказать это, как мой живот сводит от боли, и я вскрикиваю, впервые чувствуя, что у меня внутри все словно горит. Когда меня подносят к скорой, я слышу еще одну сирену, неловко поворачиваю голову и вижу, как у края утеса останавливается полицейская машина. Синие сигнальные огни вращаются, словно глаза следящей за мной акулы.
Прежде чем они закрывают двери скорой, я успеваю бросить последний взгляд на «Сивью». Я хватаю какого-то мужчину за руку, умоляю его не оставлять ее, но меня так сильно трясет, что он ничего не понимает и вводит мне в руку иглу.
У меня в ушах стоит ее плач, когда водитель заводит двигатель, сирена снова начинает завывать, и машина трогается.
Глава двадцать четвертая
Ребекка
Пятница, 14 ноября 2014 года
Джесси смотрела на лежавший у нее на коленях альбом с газетными вырезками и медленно перелистывала страницы, в то время как Ребекка внимательно следила за ее реакцией.
ДОМ УЖАСОВ, кричал заголовок газеты «Дейли миррор».
Джесси начала читать одну из статей вслух:
– Идиллическая картина жизни в домике у моря сменилась сценами из жуткого кошмара, когда ветеран войны забил жену до смерти и свел счеты с жизнью, в то время как их маленькая дочь спала в соседней комнате, – закончив, она подняла глаза. – Поверить не могу, что тебе пришлось остаться на ферме «Сивью». Это же так близко к тому дому, где все произошло… Словно тебе приходилось проживать эту ночь снова и снова?
– В самом доме я больше никогда не бывала. Кроме того, на тот момент мне было всего тринадцать, – возразила Ребекка. – У меня был выбор – остаться с Харви и его отцом или отправиться в детдом, но я не представляла себе жизни без Харви, да и Тед хотел, чтобы я жила у них. Думаю, в