сего, нос покраснел, и обе ноздри воспалены. Только этого не хватало!
Уткнувшись в подушку и сдавленно сморкаясь, стараясь производить как можно меньше звуков, я добралась до дивана для несостоявшихся утопленниц. Он пружинами не звенит, это вполне современная конструкция со всеми полагающимися прибамбасами, но у меня приступ кашля!
Когда я подняла голову – Михаил с дымящейся чашкой стоял передо мной, пахло медом и мятой – предположительно пахло, я не различала запахов, дышала шумно и трудно.
– Вот. С добрым утром, – пробубнила я.
Миша поставил чашку на пол, присел на краешек дивана, убеждая, что я «ну совсем молодец».
– Миша, мне стыдно, что на меня смотришь… «тепло ли тебе девица, тепло ли тебе красная» – мороза нет, а нос малиновый. И дышать не могу. Да что ж за напасть такая, ни с того ни с сего.
– Я сам виноват, что купание в Иртыше устроил, и не отворачивайся от меня. Ты выглядишь прекрасно для человека, что целую ночь хрипел, потел и переодевался.
– Мишенька, да мне как раз хорошо, мне значительно лучше, ну такое ощущение, что хворь вот-вот пройдет, правда. Странная какая-то болезнь, я никогда вот так с полуоборота от надвигающейся грозы не падаю, а тут… Как в ускоренной съемке, то жар, то радости внезапной простуды, не смотри на меня, отвернись, я хоть в порядок себя приведу!
– Света, успокойся! Настаиваю, ты и в простуде выглядишь на сто процентов. Мое дело – следить, чтобы эта напасть как прилетела вмиг, так и улетела. Пей вот чай. Ты сегодня литра три должна такого чаю выпить, я обеспечу. Будешь лежать и слушать мои рассказы. Как только явственно ощутишь запах мяты и липового меда – дело пошло на поправку. Дыхательные пути прочистились.
Мед этот наш местный пчеловод мне поставляет, он вообще-то писатель, знаток истории и сибирских баек, назовем их легендами… хотя наш образованный пчеловод предпочитает слово «мифы».
Романы пишет, а собственный улей ему нужен для успокоения нервной системы. На даче готовит к печати очередные тома о Кучуме, а как усталость почувствует – надевает соответствующий случаю шлем с сеткой. И с пчелами разбирается.
– Как интересно. Город неординарных людей, и пером не описать, какие увлечения у каждого.
– Ну, тут ты не права. И сказки сказывают, и пером описывают. В разговоре то молчим, то шутим. Или просто говорим ни о чем, что, кстати, самый приятный вид беседы, редко такое счастье выпадает – как Матвей Захарыч, свекор мой, любил повторять. Царство ему небесное.
– Я вчера о Ларисе боялась спросить… о Матвее Захаровиче ты говорил много, много и страстно, я думала, с ним все в порядке.
– Я говорил о неистовом черном копателе. Такие редко до старости доживают. Жизнь полна приключений, при определенном психическом укладе выбор занятия неизбежен. Плюс благородство, не позволяющее стать бандитом с большой дороги. Для авантюристов два пути в наших краях – раскапывать курганы с металлоискателем или подати собирать с коммерческих фирм, город на части делить.
Сама понимаешь, первое значительно увлекательнее.
Третий путь появился – стать выдающимся финансовым заправилой, Сибирь – край больших и маленьких тайн, как подземных, так и наземных, основать такой вот фонд «Возрождение» и отполировать, что нуждается в полировке. И реставрации.
– Ты смеешься, а отполировали они действительно на славу и ничего не позабыли. Глянцевый для туристов фасад, извини за вольность мысли. Ты знаешь, говорю с тобой – и дышится куда легче.
Миша нес уже третью по счету чашку чаю, я отпрашивалась в туалет то и дело, общение происходило в легкой и непринужденной обстановке.
– И все-таки, Миш. Матвей Захарович. Продолжай. Я от твоих сказок выздоравливаю.
– Сказок… тут серьезные сказки. Но раз уже начал. И не случайно начал, да, хотел тебе рассказывать то, чего ни с кем и не обсудишь. Люди замолкают, не трогают опасные темы. Избегают на болевые точки нажимать.
Матвей Захарович Окрылин был одним из самых авторитетных знатоков и собирателей старины. Правда, старину он не на блошиных рынках и не по свалкам выискивал. А в походах по лесу, иногда исчезал в тайге на недели. Ничего странного: для того чтобы прийти «с уловом», как это у них называлось, иногда и месяцы нужны. Но это уже чересчур. Матвей и квартиру нам эту купил, мы раньше вместе жили. И машина моя на его средства приобретена. Все, что привлекает внимание в этой квартире – подлинные ценности. Фрагменты из схронов. Сокровища древних скифов, трансформированные в предметы утвари, украшают наш скромный быт.
Иногда меня это заставляет нервничать, поэтому приходится много работать, чтобы лишние мысли не отвлекали.
Единожды приобщившийся к откапыванию кладов – уже не соскочит, затягивает. А если еще и выносливость присутствует, и сметка, и закалка. Ведь риск, постоянный риск! Я мог бы тебе полуторачасовую, да что там – на неделю лекцию завести об исторически дошедших до нас сведениях – как начинался промысел, назвать имена первых черных археологов, рассказать об истоках явления. Много чего сокрыто в сибирских недрах. Бесценные клады – фантастическая удача! Золото и серебро, утварь в драгоценных каменьях… Это исторические свидетельства – для одних и хорошо продаваемые предметы – для других. Сбывают найденное на знаменитых аукционах. По всему миру сибирские «осколки времени» путешествуют. Глядишь – еще одна частная коллекция пополнилась, да… Позже, напомни мне, легенду о смерти Ермака расскажу, татарскую версию, но это потом, потом.
Вернемся к мужественному Матвей Захарычу – любящему отцу, готовому на подвиги безрассудства ради дочери по имени Лариса.
– И говорить он много не любил, так?
– Конечно! Молчун и угрюм, верно. Как по учебнику. И если бы он Ларису просто подарками осыпал – полбеды, хотя в наших краях смысла особого нет, мы же не буржуи какие-то. Куда ей изысканные ожерелья с браслетами носить? Почему «Тойота» у меня потрепанная? У нас в городке все друг друга знают. Я же не член фонда «Возрождение», а скромный историк с красавицей женой. В прошлом «с женой», но историк по-прежнему.
Любящий папа летом или осенью, на каникулах – я не в обиде, ведь это ее судьба, другой не было, я ее любил такою, какой Захар воспитал: не похожа на других, она единственная. Так вот он ее с собой тащил, и бродили они по тайге вместе. Иногда и полтора месяца бродили, при соответствующем «улове» – контакты со скупщиками, но это уже интимный процесс, Матвей к своим сообщникам никого не подпускал. Меньше знаешь, крепче спишь – это он часто любил повторять.
Четвертая чашка