Читать интересную книгу Писатель и балерина - Олег Рой

– Но как же… она что, компьютер освоила?

– Могла бы. Хотя, что правда, то правда, в пользовании высокими технологиями не замечена. А ведь кто-то эту запись сделал и мне прислал. Мой служебный электронный адрес, разумеется, не секрет, но и на заборах его не пишут. Как вы полагаете, кто мог бы вашей матушке помогать?

– Не знаю… – Марк медленно помотал головой, в которой билось страшное предположение. Татьяна! Татьяна регулярно ездила в интернат, с ней мать общаться не отказывалась, скорее наоборот. И у Татьяны есть все основания желать ему, Марку, всего самого «веселого».

– Однако вернемся к более насущным делам, – подытожил Добрин, кажется не заметивший Марковых терзаний. – Я спрашивал, как вы прошлую ночку провели.

Марк молчал.

– Понимаете, – вкрадчиво протянул Федор Иванович. – А я думаю, что вы понимаете. Ведь если эта Скорнякова себя не убивала, то и предсмертное письмо ее, получается, фикция. Вместе со всем своим содержанием – ну что она вам помогала убивать Мельничука, Павленко, Корша и Введенского. Ведь так? Если она не убивала себя, значит, и к остальным убийствам она не причастна? Логично? А кто же тогда? Ибо в этой конструкции ее смерть выгодна только одному человеку…

– Если это человек…

Марк сам не понял, как это сказал. Не он сказал – оно само выговорилось. Теперь точно одна дорога – в палату с мягкими стенами и рубашку с длинными рукавами.

Следователя, однако, странное заявление как будто ничуть не удивило. Слегка склонив голову, он смотрел на Марка так внимательно, с такой готовностью выслушать…

И Марк – решился. Решился, ругая себя за глупость и одновременно надеясь. Рационалист возмущался: ты спятил? Хочешь собственноручно сковать цепочку, на которой тебя в камеру потащат? Но кто-то другой иррационально, но настойчиво повторял: он сказал «ваша матушка». Аргумент бессмысленный, практически абсурдный. Но, быть может, именно иррациональные доводы и есть самые разумные?

Он прикусил губу, почувствовал, как поджимаются, точно перед прыжком в ледяную воду, мышцы живота. Усилием воли заставил себя расслабить непроизвольно сжавшиеся кулаки. И выдохнул:

– Видите ли, я писатель.

– Ну это нам известно.

– Да я знаю, знаю. Но в этом, кажется, все дело.

Ему казалось, что рассказывать придется очень долго. Но на самом деле все уместилось минут в десять. И как он мечтал написать роман о балете, и как ничего не выходило, и как после встречи с Полиной все стало вдруг получаться… И как затеял страшноватую игру с самим собой, дублируя в новом романе убийства из «исторических детективов», и как они вдруг начали происходить на самом деле… И как понял, что реальные убийства повторяют не серию о Вяземском, а еще не написанный роман – когда после смерти Анечки Павленко обнаружил в почте фотографии с места убийства. Как пришел в ужас, но думал лишь о том, чтобы завершить роман. Даже о том, что практически вспомнил – как убивал…

– Я сегодня все утро абсолютно всерьез думал, я почти поверил уже, что я доктор Джекил и мистер Хайд в одном флаконе. Но это действительно «верю – не верю». Я не могу ни опровергнуть, ни доказать, не могу вычислить правду… Не получается копнуть настолько глубоко. Но мне просто не хочется в это верить, понимаете? Из рациональных соображений у меня только одно. Если я монстр в человеческом облике, только не помню своих… преображений… Если все так, где был мистер Хайд до… ну до всех этих убийств? Он же должен был хоть как-то проявляться? Мне же не семнадцать лет, я довольно давно живу на этом свете. И – никогда и ничего? Так где была моя темная сторона – если она у меня есть. Если я и в самом деле реализую убийственные замыслы не только в книгах.

– Любопытное соображение. С книжками вашими я ознакомился. И параллели заметил. Я только не знал, что серия убийств повторяет ваш новый, не напечатанный еще роман, а не серию про Вяземского. Но я не думаю, что это меняет дело сколько-нибудь кардинально. Разве что сужает круг поиска. Вам-то было бы выгоднее, если мы будем считать, что убийца зачем-то повторяет Вяземского. Тут под подозрение можно всех ваших читателей брать… Это я к тому, что убийца – человек из плоти и крови. В мистику, извините, не верю. Профессия не позволяет. Таким образом, если исключить совпадение, возможны три варианта, согласны? – Марк кивнул. – Либо вы по каким-то неясным творческим соображениям и впрямь решили реализовать написанное. Или, наоборот, только запланированное. Либо у вас есть, как вы выражаетесь, темная сторона, и доктор Джекил не ведает того, что творит мистер Хайд. Либо в этом вас – и меня заодно – кто-то старательно убеждает.

– И еще штаны эти… – вспомнил вдруг Марк.

– Какие штаны? – искренне изумился Федор Иванович.

– Джинсы. Мои джинсы. У вас ведь считается, что Женькина смерть – ну Корша то есть – несчастный случай? Но в романе это – убийство. И… Когда я после похорон домой – ну на Вознесенскую – вернулся, нашел, буквально случайно наткнулся в шкафу на джинсы. Грязные как не знаю что, как будто в них черт знает чем занимались.

– Любопытно… – протянул Добрин. – На фототаблицах с места происшествия мне кое-что попалось странное, подумалось, что, похоже, кто-то в котлован спускался. Но потом снег пошел, там уже не найти ничего было. Джинсы, говорите… А почему вы так уверены, что это именно ваши джинсы? Потому что они в вашем шкафу лежали?

– Нет. Там в кармашке – в самом маленьком, который для зажигалки или чего-то в этом роде – монетка была. А у меня еще со студенческих времен привычка. Ну вроде примета такая: если в этот кармашек монетку положить, самый трудный экзамен пройдет «на ура». Ну или какое-нибудь трудное дело, в котором не уверен. Может, кто-то еще так делает – не обязательно ради приметы, а вообще, – но я ни разу не видел. Даже если так бывает, вряд ли на каждом шагу. Это попросту неудобно. Ну и джинсы мне абсолютно впору…

– Очень интересно…

– Только… – Марк нахмурился. – При чем тут тогда эта самая Эдита? Ничего похожего в «Балансе» нет. Я ведь потому так и остолбенел, когда вы про нее сказали… Да я вам сейчас покажу.

Он добыл из сумки ноутбук, включил, открыл файл:

– Сейчас, сейчас… это в самом конце: Психиатр, а потом – финал. И все. И никакой…

Голос Вайнштейна, только что такой уверенный, вдруг осекся, а лицо переменилось так, что Федор Иванович даже испугался немного – не хлопнулся бы господин писатель в обморок. Что это с ним?

– Что там у вас?

Добрин обошел «свидетельский» стул, заглянул через плечо Вайнштейна:

…Жаль только, что глаз девица так и не открыла. По крайней мере настолько, чтобы как следует рассмотреть, как медленно гаснет в них жизнь. Но последние содрогания не желающего умирать тела восполнили это разочарование с лихвой. Ни одно наслаждение не могло бы с этим сравниться…

– Любопытно… Насколько я понимаю, это как раз и есть описание инсценировки пресловутого самоубийства.

– Да… но…

– Вы хотите сказать, что вы этого не писали?

– Я совершенно точно этого не писал. Я не мог это написать!

– Почему? Потому что не помните? А забыть – не могли? Всякое бывает… Вы же сами говорили, что она вас изрядно достала.

– Ну да, это было. Даже пожалел, что такой колоритный персонаж пропадает, придумывать начал, куда бы ее можно было вставить…

– Ну вот видите. Может, придумали и забыли?

– Да мало ли что придумывал! Не в этом же дело! Это убийство – оно в романе лишнее, понимаете? Оно разрушает всю конструкцию! У меня «Баланс» – это триллер… ну такой, с мистическим уклоном. И финал – открытый, ну то есть чтобы так и не ясно было, кто же реальный убийца: Он, девушка или даже они оба. Потому что дело совсем не в этом, и роман не об этом, а о безжалостности искусства. Это повешение, тут же единственный мотив – чтоб было на кого все спихнуть, все подозрения. Тогда получается обычный детектив, ничего особенного. Это убийство гробит весь замысел, понимаете? Ну это все равно, как если бы вы написали обвинительное заключение – ведь этим расследование заканчивается, правда? – и использовали его вместо туалетной бумаги, пардон. Ну трудно было писать, закончили, выпили на радостях лишнего – с кем не бывает?

– Пожалуй, я столько не выпью, – задумчиво проговорил Федор Иванович. – Но мысль мне понятна.

– Только мне теперь совсем ничего не понятно!

– Ну почему же? Ясно по крайней мере, что, если это не вы сами все устроили, значит, это должен быть кто-то из вашего более-менее близкого окружения – родственники, друзья, по работе опять же. Или кто-то из ближнего же круга этой вашей… Ижорской.

– Полина? Да вы что! Она-то уж точно ни при чем! Этого быть не может!