— Но?
От взгляда Волкова, брошенного в мою сторону, у меня задрожали пальцы. Что еще преподнесет мне судьба?
— Аня, после разговора с вами я вызову Сергея Павловича. Мне захотелось сначала сообщить это вам, потому что я уважаю женщин, выходящих замуж не ради денег, бизнеса и репутации, а потому что любят. — Я опустила голову, боясь, что он распознает в моем взгляде именно те качества, которые считает низкими и невозможными в человеческих отношениях. Ведь по факту я пошла на брак не от большой любви. — Не знаю, стоит ли афишировать это… — тем временем продолжил Волков. — В общем, за Токаревым стоит ваша мать. Либо они в паре работают, либо она кукловод — это еще предстоит выяснить, но факт остается фактом.
— Что? — Я растерялась. — Погодите…
— Ждать у нас точно нет времени. Если фирма “Barte-le” была открыта на имя людей, не относящихся к вашей компании, то шесть офшорных напрямую связаны с Людмилой Алмазной. Взгляните на этот отчет.
Волков протянул мне лист бумаги, который я приняла, пребывая в состоянии шока. И даже прочитав его, многое не поняла. Мозг упорно отказывался воспринимать какую-либо информацию.
— Не верю, — произнесла и моргнула пару раз, чтобы отогнать непрошенные слезы.
— Схему отмывания денег и перепродажи сырья по заниженной цене еще стоит изучить, но я уже примерно понял, как они действовали. — Он открыл какую-то папку и снова передо мной появились бумаги, повергшие в шок. — Все, как и предполагали нанятые вами аудиторы. Токарев подкупил, либо заставил подчиненных среднего звена указывать другие данные, скрывая часть алмазов. Так как непосредственный контроль осуществлял не он, то при поступлении сырья на завод указывались одни цифры, а далее совсем другие. Вероятно, он прикрывался тем, что после очистки выявлялась истинная масса добытого минерала. Но вы сами понимаете, потеря двадцати, а то и больше процентов от каждой партии невозможна.
Я отложила лист бумаги и закрыла ладонями лицо.
— И все-таки не понимаю.
— Чего именно? Зачем это вашей матери? Я надеялся, вы мне скажете. Насколько мне известно, у них довольно теплые отношения с Павловичем.
— Они — примерная семья. Да я вообще редко видела, чтобы…
— Анна, — перебил меня мужчина строгим голосом, — скажите, вы располагаете какой-либо информацией относительно деятельности вашей матери против компании?
Я покачала головой и уткнулась невидящим взором на настольную лампу.
— Что вы можете сказать о Соне Гордеевой, секретаре вашего мужа?
— Она — умная женщина.
— Видимо, вы переоцениваете ее таланты, потому как только самый глупый человек так себя подставит.
— Евгений, вы ведь соврали? — Я посмотрела мужчине в глаза, которые при виде моих слез сразу смягчились. Кажется, он даже испытал неловкость.
— Нет. Я служитель закона, мне не положено врать. Держите, — он протянул мне бумажную салфетку.
— Спасибо. Я... нужна какая-нибудь помощь?
— Да, я задам вам несколько вопросов, и после можете быть свободны.
— А муж?
— Я же сказал, что выпустим.
Волков ободряюще улыбнулся и принялся допрашивать. Его вопросы, как всегда, оказались неудобными. Но задумываться о том, насколько они переходят личные границы, я была не в состоянии, машинально отвечала, представляя перед собой лицо матери и ища оправдания ее поступку. В какой-то момент мне подумалось, что все происходящее — дурной сон, о чем я сообщила следователю, но мужчина убил мою веру в лучшее.
— Я понимаю, она ваша мать, но есть подозрения, что Снежный просидел в камере по ее инициативе. К тому же Ильина пошла навстречу следствию и рассказала любопытную вещь: Токарев сам нашел ее и предложил вернуть бывшего. Если бы ей это удалось, то она получила бы весьма круглую сумму на свой счет.
— Что?! — не поверила я своим ушам. — Так это Вадим хотел меня отравить?
— Нет. Ильина заявила, что здесь она действовала сама. Оно и понятно. За попытку группового убийства срок наказания увеличивается.
— Но ведь она пришла с Нестеровым…
— А этот момент еще предстоит выяснить.
К тому времени, как я покинула кабинет Волкова, сил не осталось даже ходить. Прильнув к холодной стене в коридоре, я простояла так несколько минут, пытаясь ухватиться хотя бы за какую-то мысль, но создавалось ощущение, будто я превратилась в глупышку, неспособную сложить два и два. Хорошо, что ко мне навстречу вышла Надежда, которая отчего-то испугалась и проводила до машины, где я и смогла дать волю слезам.
Вокруг меня были враги. С первого дня, как моя нога ступила в офис компании, я была окружена ложью. И даже в пределах своего дома. Как давно мама обманывала отца? А может, они с Токаревым действовали на пару? Кому вообще можно доверять?
— Мне поехать с тобой? — спросила женщина, обеспокоенно заглядывая в мои глаза.
— Нет. Я справлюсь.
— Что произошло?
— Можно завтра, Надь? Я не смогу сейчас…
— Хорошо. — Надежда достала влажные салфетки и протянула мне их. — Тушь размазалась немного.
Мне так и хотелось крикнуть в голос, насколько мне сейчас плевать на тушь и вообще на все, только бы ушла эта тупая ноющая боль в груди. Однако юрист услышала в ответ лишь благодарность.
***
Спустя час машина въехала во двор дома мужа. В прихожей убиралась горничная, которая помогла мне подняться в спальню. Я отказалась от всего, разве что попросила поставить графин воды у постели, а сама легла, прикрывшись тяжелым покрывалом. Кажется, я даже задремала, наблюдая за дрожавшими на ветру листьями.
А разбудил меня звонок Галины.
— Анна Сергеевна, — с ужасом произнесла мое имя женщина, — вы будете на работе? Просто у нас тут такое произошло!..
— Я не приду, Галь. А что случилось?
— Токарева забрала полиция. Он сопротивлялся, его скрутили и вывели. Сотрудники в шоке, — бурно начала рассказывать она, но я остудила ее пыл:
— Понятно. Мне все равно. Лучше скажи, рекламный отдел должен был предоставить пару проектов про продвижению новой линейки ювелирных украшений, кто-нибудь из них приходил?
— Скрябов заходил.
— Отлично. Назначь ему на завтра в десять утра и не беспокой меня сегодня ни по каким вопросам.
— Сделаю. Доброго дня вам, Анна Сергеевна.
— Спасибо.
Я завершила вызов и тут же вздрогнула от слишком громкой мелодии звонка. На экране высветилось «Мама».
Я выключила телефон. Слушать новую порцию обвинений совершенно не хотелось, а вот выпить — да. И впервые за долгое время не воду или чай, а непременно что-нибудь обжигающее горло и затуманивающее разум. Но дотянулась я только до графина на прикроватной тумбочке. Последние новости высосали из меня остатки сил. Я будто находилась в невесомости, не чувствуя ничего. Организм, может, и требовал пищу, но мне психологически было трудно думать о еде.
Предательство. Меня поглотило осознание предательства. Я тонула в нем, в негативе, в прошлом, когда испытывала позитивные эмоции, и в будущем, которое виднелось грязно-серым пятном.
Я плакала. Долго. До момента, пока не осталось слез.
Лишь, когда небо пожелтело, предвещая приближение вечера, я сумела взять себя в руки и встать, умыться, посмотреть в свои глаза, похожие на два стеклышка, и спуститься на первый этаж.
— Аня! — голос Арса прозвучал как гром среди ясного неба, заставив обернуться.
А в следующее мгновение я оказалась в долгожданных объятьях мужа, наконец-то вдохнув его запах, ощутив его губы на своих губах, найдя тот самый спасательный круг, который не даст окончательно уйти на дно.
— Ты бледная. — Арсений отстранился и взял мое лицо в ладони. — И глаза опухшие. Ну ты чего? Не реви. Малыш, все же хорошо. Мы справились.
— Она предала меня, Арс!
Я бессовестно вывалила на него свою боль, разрыдавшись, как слабачка.
— И поэтому ты плачешь? Глупая. Еще не доказано…
— Я видела бумаги. Я разговаривала с ней вчера. И как бы больно ни было признавать, она поступила не как мать…