чем мы.
Говорухин задумался…
– Герф… Я дам тебе координаты места явки.
– Что?
– Следи, чтобы мозг объекта особого внимания не обратил…
– Не продолжай. Я в такие дела не полезу.
– Можешь их чему-нибудь научить – они быстро учатся. Многие знают азы строевой
подготовки…
– Кто – они?
– Крысы. В Хантэрхайме больше никого нет – там ничего нет – только мы да крысы.
У Говорухина проблемы… Вообще в этом секторе работают только люди на высших ступенях
устойчивости, но все, что он про “защитников”, про крыс говорит…
– Но что с ними делать?
Медбрат оживился…
– Крысы умные – потом тебя везде узнают, запомнят. Они неприхотливые. Можешь давать все,
что есть. Сахар любят и мясо.
– Я тоже.
– С ними пищу надо будет делить, но они много не возьмут.
Мой браслет уже принял информацию…
– Это обычай такой?
– Можно и так сказать. Крысы – это как бы наши души.
– Знал, что вы нас недолюбливаете, хотя мы головы за вас кладем.
– Да я не имел в виду… Крысы напоминают нам о том, что еще где-то есть жизнь, что мы еще
живы…
– Знаешь, мне об этом напоминать не нужно.
– Недели в Хантэрхайме хватит, чтобы забыть…
– Ну… Это легальный обычай или нарушение?
– Не то и не другое. В сводах закона это не учтено. Чтобы крысы подпали под статью
ликвидации, должно случиться настоящие крысиное засилье. Но лучше, чтобы офицерам наши
обычаи под руку не попадали. А компьютерам до крыс дела нет.
– Ясно…
– Только лейтенанту вашему на глаза с крысами… да и без крыс – вообще на глаза ему не
попадайся.
– Неужто совсем изверг?
– Характер у него скверный, но не стоит забывать, что он по уровню развития выше вашего
капитана. Ты просто не нарывайся, и все нормально будет. А вот и он… Только не это… Герф, ты
не говори, что я здесь, пока командир не придет…
– Он твой фон засечет.
Говорухин покраснел до оттопыренных ушей – ушам больше всего досталось, они аж
засветились багровым заревом.
– Нет, он не заметит – просчитается на пару метров…
– Да ты что? Прячешься от него? Что вы натворили?
– Да ничего. Я вообще ни при чем, только объяснять не хочу. Его здесь восстановили –
проверяют сейчас. Старались, конечно, но с такими повреждениями… В Хантэрхайме не
88
справились и сразу в Штрауб… Правда, там после боев условий никаких. Но и у нас
восстановительный корпус битком забит – не могут командиры одного человека на аппаратах
больше получаса держать…
Он замолчал, оборвал передачу и снова засуетился… Я посмотрел на монитор – действительно,
на входе высокий худой человек S9. Новая форма лейтенанта подразделений А2 ни о чем не
говорит, а его сапоги начищены не хуже, чем у нашего ядовитого Стикка. За ним идет груженый
оружием “спутник” – его личный, судя по потрепанному виду, – по нему сразу видно, сколько боев
позади. Прямо у двери их нагнал и остановил патруль DIS – похоже, тут и до применения силы
недалеко… Лейтенант нервный – не зря Говорухин решил срочно наводить порядок… Но это
свидетельствует о том, что он не стал тупой машиной. Есть такая закономерность – если офицер,
прошедший черт знает что, не стал машиной, значит, стал человеком… или настоящим чудовищем.
Это иногда выяснить не так просто… но совершенно необходимо – этому человеку подчинено мое
будущее… мое очень сомнительного будущее… Ничего, если он что-то вроде Стикка, – я привык
уже…
Медбрат пошел загружать врачебно-диагностическую пыточную систему, как мне показалось,
со слишком деловитым видом. Патруль, хоть и с трудом, но выпроводил “спутника” из корпуса, а
лейтенант повернулся к двери – идентификацию проходит… Когда объект его пропустил, он так и
остался в дверях стоять, расставив ноги и сжав кулаки.
– Где доктор, Говорухин?!
– Вышел.
– Прячется?!
– Где же здесь спрятаться?
– Прав, ваша маскировочная окраска перед нами бессильна!
– Лейтенант, подождите в приемной.
– Ждать не буду и останусь здесь.
– Полковник будет ровно через три минуты.
– Засекаю.
Но вместо часов лейтенант посмотрел на меня, зато так же проницательно, как на часы.
– Где это вы такого раздобыли?
– Это ваш…
Лейтенант шагнул ко мне с довольной усмешкой…
– Даже так… Он, похоже, не из тех везучих, которые даже понять не успевают, что умерли.
– Мы тут с ним достоинства героической смерти обсуждали.
– Уверен, что инициатором темы был не ты. Хватит меня заговаривать, Говорухин!
– Счел должным доложить, что боец настроен на героическую смерть.
– Героями чаще становятся те, кто мечтает о посмертной славе, – главное, чтобы выжил кто-то,
кто будет героев помнить.
– Хорошая мысль.
– Это у вас на двери написано.
– Не замечал как-то…
– Иди посмотри.
– Вы намереваетесь устранить меня с рабочего места?
– Вижу, на этот раз не выйдет.
– Да, ваше восстановление завершено, лейтенант.
– И что вы опять натворили?
– Это неизбежное последствие вмешательств.
– Я не могу всю жизнь на обезболивающих сидеть!
– К сожалению, после таких повреждений…
– Чем ты здесь вообще занимаешься, Говорухин?!
– Исполняю прямые обязанности.
– Тебя за это уже награждать можно! Хватит говорить – просто делай!
– Вам поможет только время.
89
– Время поможет мне получить новые повреждения! Сколько можно?! Хоть раз что-то
нормально сделали бы!
– Ваш позвоночник в порядке – все дело…
– Мне плевать, в чем дело – исправьте!
Айнер говорит, как бьет – и не просто так – до ссадин. Я уже, как и медбрат, рад бы убраться
подальше, но вижу, как озабоченный доктор быстро идет по коридору… Он уже сошел с
мониторных полей и ступил в дверной проем, но замедлил шаг и вошел не сразу… Не зря
Говорухин так оживился, радуется, что не придется больше удар держать – доктор уже попал к
Айнеру на прицел…
– Айнер?
– Да, я.
– Это прямо захват!
– Ну так…
– Думаю, ваше оружие в диагностике не нуждается… Положите его здесь, мы не возьмем. И
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});