указаний нет. А твоим особым старанием – и не будет. Главное, что Норвальд – лучший капитан
Борга. Он людей бережет. Да, кстати, не так там на севере все и ужасно… Боевых операций по
горло, но и затишья бывают. А лишних тренировок нет. Продохнуть дают. И на сон лишний час,
порой, выпадает. Сил хватит – и на “стреле” над ледником пролетишь, и на упряжке… Никогда
потом не забудешь…
– Скингеровы упряжки… Это точно никто не забудет.
– Был у нас тут один такой наездник… Одни шрамы и ожоги – кошмар… А гордился он ими…
Оставить хотел – память о тяжелом походе по снежной пустыне… Но по мне – простые излучатели
эти скингеры, лохматые только. Не дело это – жуткими шрамами чужие нервы и собственную
гордость пытать. Мы обычно шрамы убираем… Взять хоть Айнера – постоянно его правим… Если
бы мы не постарались, ему бы облик человеческий не придали – никто бы за ним в бой не пошел…
Так уж мы устроены – жизнь в бою положить готовы, но если видим, каким образом это нужно
сделать…
– Это вы так устроены. А нам такие вещи параллельны…
– Значит, вы не видели ни одного бойца со сплошным огневым, лучевым и химическим ожогом
одновременно – еще и с тяжелым обморожением и осколочными ранениями. Уверен, ты такого
мертвеца еще не встречал, – в Штраубе таких нет. А в Хантэрхайме это не редкость. Опять же
Айнер этот… На него одного по приказу столько энергии спустили… И не только на то, чтоб он
жил – чтоб не пугал никого… Но он и без этого, кого угодно…
– Доблестный боец он, похоже.
– Этого у него не отнимешь… Только и другое тоже – не отнимешь… Доблесть – это хорошо, не
спорю, но не до одержимости же… А, точно! Герф, забыл совсем! Он же твой командир теперь!
Мы его, наконец, с восстановления снимаем… Он пополнение и заберет…
– Мой командир? Кто по званию?
– Тут сложно сказать… Формально – лейтенант, но… Сложный он… И с ним сложно – если ты
не простой. Но к такому делу он подходит… Его дороги идут к Хантэрхайму… как дороги его
бойцов…
И снова еле заметная тень… теперь весь его оптимизм, излучаемый глазами, стал казаться
фальшивым.
– Ты говоришь о нем так, будто он на труповозке работает.
– Ну… Он служит Хантэрхайму…
– Скоро Штольт наступление начнет.
– Еще бы.
Говорухин вложил в мысль весь скепсис, на который был способен…
– Зря ты так…
– Сейчас там вообще всем Снегов заправляет – под прямой контроль север взял.
– Тем быстрее вышибем их с наших территорий. Хантэрхайм отбили – укрепленные базы
восстанавливают…
– Снова отбили… Герф, ни в коем случае не слушай эти бесконечные, внушающие уверенность,
речи высшего состава, если хочешь знать всю правду.
– Офицеры не могут давать ложную информацию.
– Нет, не могут… Просто не говорят то, о чем можно умолчать. Три базы Хантэрхайма – руины.
Там только командные пункты и стоянки истребителей. Их и не думают восстанавливать – средств
не хватает. И еще… Мы никогда не теряли и не создавали столько людей… От этого и не
спокойно…
– Не спокойно? Да что это значит?..
– Это здесь тишь и гладь, а на севере… Знаешь, вас уже начинают бояться. Вы же с оружием и в
столовую, и в постель…
– Что? Нас боятся? Не верят? Нам?
83
– Герф, а кого еще бояться? Охранное подразделение? Службу безопасности? У них там все
жестко – вам и не снилось.
– Ты с ними работал?..
– Где я только не работал…
– Что это вас так раскидывают?
– Я сам раскидываюсь – добровольцем.
– Чем мы недоверие заслужили?
– Да здесь проблем нет… а вот в Хантэрхайме…
– Говорухин!
– Тем, что штурмовики отрядов А2 лучше всех остальных понимают, что творится, – и все на
своей шкуре. Люди силу теряют, уверенность – веру в победу. И к командирам доверие падает.
Бойцы считают, что с этой войной скорей покончить нужно. По большому счету, они, конечно,
правы. Но им теперь только кратчайший путь нужен – ничего иного. Его они и требуют с опасной
настойчивостью. А к чему он ведет – им уже, похоже, ровно параллельно. Не доходит до них, что
от него осложнение будет похуже, чем от войны затяжной.
– Это ты про Ивартэн?
– Его не сотрут. Но требуют этого уперто – и осложнение, скорей, от этого будет. А такие вещи
сейчас недопустимы…
– О чем ты?..
– Да что ты, будто только с конвейера… Война давно идет – люди гибнут постоянно. Почти все
мы – новые. Здесь и про бессмертие забыть нетрудно. А от этого и до отчаянья рукой подать. Если
бы не офицеры… Только у них и без нас дел по горло. Им теперь особенно тщательно нужно общее
время системы ровнять. У них время по-другому идет, чем у нас…
– Что ты имеешь в виду?
Что-то не то у этих медработников с головой – может, так надо, специфика работы…
– Знаешь, Герф, есть такая тонкость… Чем выше по рангу офицер, тем выше его скорость
действий – мысленных или других. И время их по отношению к окружающему идет не так быстро,
как наше. Ты понимаешь, они могут точно видеть будущее нашей системы и нашей планеты. А раз
могут четко видеть дорогу, могут идти четко по ней, не сбиться. Они способны дойти до будущего,
довести до него и систему, и порядок. Конечно, если мы помехи им чинить не станем. Но у
системы время одно – общее. Это время и офицеров, и рядовых. И чтобы систему не разбить,
офицеры ускоряют наши действия, замедляя наше время. А мы их этим тормозим, ускоряя их
время…
– Что-то мне это не…
– Так мы время системы регулируем. Кто-то ведет, кто-то следует. Офицеры подобны
локомотиву. Но им нужно тянуть целый тяжелый инертный состав – они частично управление
утратить могут, когда участки сложные проходить придется. Мы и теперь чуть не под откос идем…
Нам только устоять нужно… Но сложно это – во времени устоять. Нужны в пространстве рывки
сильные… Без этого нас к обрыву снесет – к обрыву времени. А двигателю мощности не хватает,
рывки перебойными стали… Колея у нас прямая сейчас… Но стоит стрелки перевести, мы с этой
колеи сойдем – опять к обрыву… И не будет иного пути, как только к концу. Сотрем Ивартэн –
потеряем действующую модель будущего, оставим прогресс без тормоза.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});