– Я не сказал, что против… Просто нужно уметь ждать. Если все без разбору начнут бросаться
сгоряча на лучевые пушки первого порядка, так недолго и планету уничтожить. Нужно ждать. Мне
это ночью спать не дает – все ветер в ушах воет, но нужно ждать.
– Ты на севере служил?
– Ледяные пустыни Хантэрхайма выбора не дают – если они не убили наповал, значит
заставили подумать над этим. Правда, Хантэрхайм особо не дает времени на раздумья. Но, чтобы
там выжить, приходится постоянно думать о том, как это сделать. Хантэрхайм провоцирует,
требует отдать зажатое в зубах терпение, но если не выдержишь – покарает.
– Ты там был?
Похоже, что был, и на него это оказало соответствующее влияние.
– Я там пять лет прослужил.
– И как?
– Холодно. Это кажется, что Ивартэн и Альвэнхайм далеко. Хантэрхайм зажат льдами, стоит
посреди снежной пустыни. Ночью мороз опускает нас на минус семьдесят градусов даже сейчас,
когда зима позади. Там себя чужим чувствуешь – будто тебя сам город прогоняет.
– Вряд ли – Хантэрхайм один из самых больших и древних городов AVRG…
– Там всегда снег – снег чистый, колючий, искристый и лучистый… А когда воздух не
застывает в оглушающей тиши, стылый ветер воет пуще сигнала воздушной тревоги. Он
поднимает метели, вихри и вьюги на ледниках, по наледи, насту ползает поземка… Все сносит,
заносит, скрывает белой мглой налетевший буран…
– Достаточно.
– А больше ничего… Все сияет и днем, и ночью. Те, кто там воюет, называют это светом
единым с тьмой.
– Слышал… Слепит так, что ничего не видно…
– Видел я это – теней нет, нет неба, земли нет – все белое. Хантэрхайм – ледяные пустыни. У
нас не было ни одного города, ни одной базы, которая была бы под ударом столько лет. Хантэрхайм
наша опора и их основная цель. Там все свои и одновременно чужие, там – в этой мертвой пустоте
– ощущаешь себя особенно живым и так же мертвым. Но после того, как там побываешь, очень
сложно не искать обратной дороги. Хантэрхайм не отпускает, и завтра я вернусь.
86
– С пополнением Борга?
– Да, я с вами… Прямо в бездну с головой…
Говорухин продолжает смеяться глазами – с его рассказом это не вяжется. Что-то доктора давно
нет…
– Ты про нашего лейтенанта говорил… Что за человек?..
– Не знаешь? Айнер – S9.
– S9 – лейтенант? Дефектный?
– Нестабильный. Но я даже не представляю ситуацию, в которой такие люди могут дать сбой.
– Что ж его списали?
– Им там виднее… Характер у него скверный очень – это точно… Держись поближе в бою и
подальше после боя – не прогадаешь. Зато Айнер настоящий стрелок – без наводок такую скорость
выдает, как машина. Много споров – везучий он или нет… Он у нас частый гость – по кусочкам
собираем, но жив еще, а он сколько живет, столько и воюет – в Хантэрхайме.
– Слышал, кого за месяц не срезали, тот так долго может тянуть – главное к скорости
приспособиться.
– Всякое бывает… От командира много зависит, от нас… Не для людей там работа. А ведь пока
Пересмотр Задач не расколол AVRG, люди только присматривали за всем. Теперь снова в бою –
машинам так, как раньше, никто не доверяет. Теперь ничего нельзя из рук выпускать… Из-за D40
все…
– Совершенные машины?..
– Да, только мы всегда начеку должны быть. С подвохом наши “защитники”.
– Да ладно. Я с ними уже сколько воюю и не в курсе.
– В Штраубе быть в курсе нужды нет. D40 защищают нас не только от внешней угрозы, но и от
наших ошибок. Такие машины никогда не исполнят приказ, не обдумав его, не просчитав
последствия, а исходят они только из цели базовой программы – ограничений в условиях задачи у
них не много. “Защитники” слишком умны, чтобы по мелочам размениваться, – они ситуацию в
целом рассматривают. Это избавляет нас от возможности пересмотра задачи на нижних ступенях
осмысленности, но никто не знает, когда они до чего додумаются. Они-то могут учесть и то, до
чего не дойдем мы. Это хорошо, конечно… с одной стороны.
– Я, может, тонкостей и не знаю, но программы “защитников” совершенны.
– Да, только “защитники” могут уничтожать людей без подтверждения командования или
центра – наших людей.
– Ну да – прикончить раненных – тех, кому вы заведомо в восстановлении откажите.
– Не начинай… Они могут ликвидировать человека, если сочтут опасным для системы – и ни у
кого нет неприкосновенности – это тебе не “спутники”.
– Слушай, Говорухин, это крайняя мера, применяемая при серьезной угрозе. А кому, как не
“защитникам”, решение таких проблем доверять? Сам же говорил, что они умнее нас – им виднее.
– В этом все и дело… им многое виднее. И защищают они нас, пока имеют такую возможность.
Задачу-то они исполнить должны, а в программных условиях могут и обходные пути найти. Если
нет перспективы для “защитников” – нет “защитников”.
– Разумная техника всегда стирает системы, когда задача исполнена или неисполнима.
– “Защитники” могут смотреть дальше – исходить не только из очевидного. На них можно
рассчитывать, но все зависит от того, насколько ситуацию спрогнозируешь ты.
– Никогда не слышал ничего подобного.
– Об этом знают только те, кто работает с ними в провокационных условиях. А вообще, знания
– привилегия офицеров, а мы так, по крупицам собираем.
Столько времени с этими машинами провел и ничего подозрительного не заметил. Либо у
Говорухина фантазия разыгралась, либо наши командиры сотворили еще более страшных
техночудовищ и скрывают… Я уже привык слушать, что говорят. И все это мне совсем не нравится
– знаю я, что из себя “защитники” представляют, на что способны. И так воздух уже позвякивает
напряжением – пока разреженным, но очень четким.
87
– Герф, ты надеюсь, понимаешь, что это гласности не придается, и я не должен тебе этого
говорить?..
– Да, конечно, но почему?..
– Чтобы людей не пугать.
– Почему ты мне это говоришь?
– Потому, что тебе нужно это знать.
На деле система не совсем такая, какой мы ее видим. Она для каждого из нас иная – только
главнокомандующие и генералы Совета знают ее в лицо, потому что создают ее в большей степени,
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});