серые стены домов, в стёклах окон которых отражалось посветлевшее небо.
Дин был сейчас в настоящем каменном мешке. Бетон, бетон, бетон, стены со всех четырёх сторон… Казалось, если бы здесь и захотела поселиться хоть какая-то жизнь, ей просто негде было бы закрепиться. Смыкающиеся стены домов образовали правильный квадрат, основанием которого была закатанная толстым бетонным покрытием детская площадка.
Товаров в эти дома заказывали всегда много. Пока проходила отгрузка, Дину вдруг подумалось, а видят ли небо жители тех квартир, окна которых выходят в этот глухой двор? Он попытался представить, как живут эти люди, ведь, посмотрев в окно, они, наверно, тут же упираются взглядом в окна соседней стены. Больше им не видно ничего. Дин задрал голову, но из кабины своего грузовика так и не смог увидеть ни солнца, ни туч, ни самого неба. «Вот и никто из них его не видит», — подумалось ему. — «И даже если захотят, уже не увидят». А нужно ли им оно? Для чего они построили такие огромные дома — безжалостные своей безжизненностью постройки?
Там в квартале цветных домов, хотя бы было оставлено место для природы, а здесь? Пустота, только асфальт и бетон, да мусор, гоняемый ветром. Дин всегда удивлялся, почему в квартале серых домов так грязно. Как жильцы, которым нельзя было открывать окон, умудрялись так замусорить двор. Погрузка затягивалась, и Дину ничего не оставалось, как наблюдать, за хаотичными движениями перелетающих из угла в угол использованных полиэтиленовых пакетов. Но вот, наконец, разболтанные двери погрузочно-разгрузочного дока с шумом закрылись, можно было уезжать.
Дин объехал дом и остановился в той части двора, где была парковка. Машины, вот уже пять лет не видевшие своих хозяев, покоились под грудами отбросов из пластика и бумаги. Дин достал список, взял щётку, шампунь и вышел. Отыскав те автомобили, чьи номера находились в его списке, он принялся очищать их. Их хозяева оплатили сегодня их мойку. Один хозяин оплатил сегодня даже полный комплекс. Дин тщательно вытер пыль с его машины, помыл с шампунем кузов, натёр до блеска стёкла. Этот человек, похоже, не потерял ещё надежды когда-нибудь сесть в свой автомобиль, а многие уже сдались. Раньше мыть машины приходилось часто, сейчас же лишь некоторые хозяева вспоминают о том, что их автомобили ещё по-прежнему находятся на парковке. Люди потеряли интерес к внешнему миру, и теперь автотранспорт им просто не нужен. Вот они, когда-то бывшие предметом желания и гордости новомодные машины, теперь вместе со старыми и разбитыми покрываются пылью, разрушаясь под тяжестью неумолимой силы времени. Дин покачал головой. В квартале серых домов жильцам следовало бы оплачивать уборку мусора со своих автомобилей почаще, уж очень у них было грязно.
Методично Дин объезжал серые дома. Все они были похожи один на другой. Наверняка, этот унылый бетонный район спроектировал бездушный горе-архитектор, ненавидящий людей, да и вообще всё живое. А люди? Что заставило их поселиться в этих безликих жилищах, лишающих их возможности видеть хотя бы частичку неумолимо съедаемой городами природы. Как они живут там, узники собственных квартир, загнанные в бетонные стены собственным страхом и незримым вирусом?
Был среди серых домов один дом, который Дин хотел бы все-таки покрасить. Он сделал бы его бордового, даже скорее, багряного цвета. Шумный, неугомонный, этот дом всегда гудел, словно улей. Так всегда казалось, возгласы и крики голосов пробивались сквозь толстые стекла закрытых наглухо окон. Нет, это были не дружественные восклицания, не радостные приветствия и даже не стоны бурных объятий. Это была брань ссор, вопли скандалов. Дин, не мог разобрать слов, но дом шумел рёвом споров, завыванием перебранок. Мужские, женские, детские голоса сливались в ком людских раздоров. Дин не любил этот дом. Что заставляло их жить так беспокойно? Быть может, эти люди считают подобное общение нормой? Знают ли они, что прочие дома безмолвно тихи?
Дину вспомнилось начало пандемии. Когда вирус только возник, никто его не испугался. Все отшучивались, смеялись, надеялись на то, что болезнь далеко, но, когда по новостям стали показывать морги и каждый день оглашать количество смертей, людьми овладел страх. Все поспешили запереться в своих квартирах. Закрылось всё, кроме продовольственных магазинов и аптек. Началось время напряжённого выжидания. СМИ, как могли, нагнетали страх, чтобы побудить людей оставаться дома, и распространение вируса почти прекратилось. Люди боялись общаться, боялись встречаться, боялись покидать стены собственных квартир. Настало время «Уклонения от объятий». Никто не знал, что его ждёт, вирус был не изведан и мало изучен. Боялись все. Но сколько современный человек может просидеть в изоляции дома? Через месяц, улицы снова наполнились, людьми, через два — жизнь вернулась в привычное русло. Заработали рабочие, открылись торговые центы, возобновились поездки, и тут же покатилась вторая волна. Заболевших было столько, что их никто уже не считал, никто уже не делал тестов, система здравоохранения не справлялась, лечения не существовало. Спешно создаваемые вакцины одна за другой доказывали свою неэффективность, а между тем болели все. Вторая волна унесла семь процентов населения планеты. Но тогда никто даже не предполагал, что это только начало.
Третья волна оглушила известием о том, что вирус мутировал. Он научился приспосабливаться ко всему. Теперь от него было невозможно защититься. Он передавался воздушным путём за доли секунды и поражал самые слабые в организме органы.
Дин посмотрел на дом. Он знал, что нет тут ни одной квартиры, в которой жизнь хотя бы одного члена семьи не унесла пандемия.
Дин закончил отгрузку, но как положено, не уезжал, а ждал. Каждый день в каком-нибудь из своих домов, он получал особый груз. Сегодня этим домом был вот этот самый, с обычными серыми стенами и таким же серым невзрачным двором. После основной отгрузки, двери подъезда открылись, и к подъёмнику Дина выкатился чёрный герметичный пластиковый гроб. Когда-то умерших хоронили, но теперь их запрещено предавать земле, тела отдают Дину, он везёт их к специальной печи и там их сжигают. Даже прах отдавать родственникам запрещено. Всё, что останется тем в память — это страница умершего в социальной сети, хранящая историю с видеороликами и ленту фотографий.
Для Дина жизни людей возникали всегда из ниоткуда. Дин никогда не видел, чтобы кто-нибудь вносил маленького человека в дом, но он всегда видел, как люди эту жизнь покидали. Дин был единственным, кто провожал их в последний путь. И если зарождение жизни представлялось Дину неким мистическим чудом, то её конец, во всяком случае, для Дина был вполне осязаем, неизбежен и обозрим. Вот он чёрный пластиковый предмет,