Читать интересную книгу Отец Александр Мень: Жизнь. Смерть. Бессмертие - Владимир Илюшенко

Митрополит Антоний Сурожский однажды заметил: «Отдавать свою жизнь — вовсе не значит умирать; это значит жить». Владыка Антоний имел в виду, конечно, жизнь вечную, неразлучную жизнь с Богом. Он прав, потому что любовь — это путь к бессмертию. В этом смысл слов Габриэля Марселя: «Сказать кому‑нибудь: «Я тебя люблю» — это то же самое, что сказать: «Ты никогда не умрешь»».

Я думаю, каждый из нас мог бы сказать отцу Александру: «Я тебя люблю».

11 сентября 2001 г.[58]

В этот день 11 лет назад мы хоронили отца Александра. Не 12 сентября, как было заявлено на днях со сцены Большого зала консерватории и еще добавлено, что это был день его именин, а 11 сентября. Это вовсе не день именин, а день Усекновения главы Иоанна Предтечи. Недаром церковь, которая построена рядом с местом убийства, так и называется: храм–часовня Усекновения главы Иоанна Предтечи.

Тот, кому дорог отец Александр, никогда бы не спутал эту дату. Думаю, что даже птицы ее помнят. Те, кто был на похоронах отца, очевидно тем более помнят, что в тот момент, когда гроб с его телом опускали в могилу, внезапно над ней пронеслась стая птиц — раз и еще раз.

Совпадение этих дат глубоко символично. Ведь то, что совершили над отцом Александром, тоже было усекновением главы. Это неслучайное сближение: в мистическом плане отец Александр стоит рядом с Иоанном Крестителем. Он тоже звал к покаянию, тоже проповедовал Христа и тоже отдал свою жизнь за победу Бога.

Вчера, на Международной конференции памяти отца Александра, митрополит Ювеналий назвал критерии, которыми руководствуется Синодальная комиссия по канонизации, принимая решение о причислении человека к лику мучеников. Критерии таковы: свидетельство об Истине страданиями за веру, великий внутренний подвиг, твердое стояние в вере, единство с Церковью, отсутствие в связи с подвигом мученика гибели других людей, народное почитание.

Отец Александр Мень отвечает всем этим критериям по высшей мерке, однако он не прославлен нашей Церковью, хотя сам прославил ее и прославлен Богом. Если бы отец Александр был католиком, его бы безусловно уже канонизировали и, более того, как сказала вчера одна наша прихожанка, его бы провозгласили Учителем Церкви. Но у нас Церковь православная, а она болеет теми же болезнями, что и общество. Она тоже расколота, и вокруг фигуры отца Александра и его наследия до сих пор не утихают споры, которые иногда приобретают просто ожесточенный характер.

Руководство нашей Церкви в целом признаёт заслуги отца Александра перед православием. Его поддерживал еще при жизни правящий архиерей митрополит Ювеналий. Он и сегодня чтит его память. Но церковные и околоцерковные фарисеи всё снова и снова обвиняют его в ереси, в неправославии и т. п. «Нетерпимость, — говорил отец, — рождается из ограниченности, из психологии ущемленной души». Вчера, выступая на конференции, я говорил о том, что попытки противопоставить отца Александра Русской Православной Церкви, которой он был глубоко предан, злонамеренны и бессмысленны. И я верю, что настанет время — вся эта пыль осядет, и отца провозгласят священномучеником уже официально.

За отца Александра мы можем быть спокойны: он выполнил свое земное предназначение, исполнил свою миссию на земле и сейчас предстательствует за нас — не только за своих прихожан, но за всю Россию и за весь мир — у престола Господня. А вот за себя нам стоит побеспокоиться — насколько мы оправдываем его ожидания, так ли мы живем?

Некоторые, правда, уж слишком озабочены собой, чего отец Александр не поощрял. Я помню, как к нему пришел мой приятель, очень обеспокоенный своими проблемами, и отец ему сказал: «Мы сегодня отпевали покойника. Мы все пройдем через это. Представь на минуту себя на его месте и увидишь истинную цену своих тревог и проблем». Это хороший урок для всех нас. Отец Александр вообще считал, что память смертная очень полезна для нас. Она позволяет трезво оценить и свою жизнь, и самих себя.

Но давайте сегодня говорить не только и не столько о смерти, потому что тот, кто отдал жизнь за Христа и за нас, тот жив. К тому же христианство отца Александра было не угрюмым, не подозрительным, а радостным. Иначе и не могло быть, потому что он светился любовью и так близок был ко Христу. Как говорил митрополит Сурожский Антоний, «одна любовь определяет святость». И еще: «На протяжении веков святость была выражением любви».

Это великое счастье и великая радость, что отец Александр подарен нам, что он и сейчас с нами, что он останется с нами во веки веков.

21 января 2002 г.[59]

Многие из вас (а может, и большинство) были, очевидно, в этом зале, когда мы проводили вечер памяти отца Александра 11 сентября прошлого года. Вы знаете, что это был за день и какой был тогда шок. Но все‑таки хорошо, что мы были тогда вместе. Сегодня будет совсем другой вечер — вы увидите. Тем не менее 11 сентября — это трагический день еще и потому, что это день Усекновения главы Иоанна Предтечи, день похорон отца Александра Меня.

Когда мы собираем вас в этом зале дважды в год на вечера памяти, мы что, хотим просто устроить концерт? Нет, не только концерт, хотя концерт всегда бывает, и замечательный, — мы хотим, чтобы люди, пришедшие сюда, задумались: когда мы говорим об отце Александре, с кем мы имеем дело?

Мне хотелось бы, — может быть, впервые — не просто сказать в очередной раз о значении отца Александра, но поставить проблему. Эта проблема — отношение к святости.

11 сентября 1990 г., когда мы хоронили отца Александра, во время панихиды меня спросили: «Вы хотите сказать что‑нибудь?» Я не очень был готов к этому — был в состоянии ошеломления, как все мы, — но почувствовал, что должен сказать. Не только тем, кто был тогда в Новой Деревне, но отцу Александру, ему самому, потому что он стоял передо мной, сказать то, что я не говорил ему при жизни, и я ответил: «Да, хочу».

Наверно, главное, что я говорил тогда, было вот что: отец Александр не только великий праведник, но и святой. Он часто говорил, что святой — это человек, служащий Богу. Именно это и было смыслом жизни отца Александра. Он служил Богу, служил Церкви, служил Истине. Он был голосом Истины в наше время. И он служил нам — всем и каждому из нас. Он отдал себя без остатка. Он принес себя в жертву. И он был не просто святым — его правильно назвать священномучеником, потому что он погиб за веру.

На одном из первых вечеров памяти отца Александра я повторил: отец Александр Мень — святой. И тогда это вызвало переполох, даже смятение, в том числе среди некоторых людей, близких к отцу Александру. Один из них, свежеиспеченный священник, счел нужным тут же отмежеваться от моих слов — публично. Он сказал примерно так: да, у отца Александра немало заслуг, он замечательный проповедник, мы ценим его, но вот со святостью надо быть поосторожней, это очень ответственные слова, не надо нам давать таких оценок, не надо делать из отца Александра идола.

Короче говоря, смысл был такой: святой? Но Патриархия ни о чем подобном пока не заявляла, а мы уже лезем поперек батьки, дерзаем говорить от себя такие вещи. Мы можем этим только повредить отцу Александру. И он только человек. Очень хороший человек, но не более. А что сверх того — идолопоклонство.

Я‑то считал, что правда христианину никогда не может повредить. А я говорил правду и был вполне согласен с Михаилом Булгаковым: говорить правду легко и приятно. И, кстати говоря, никакой дерзости в моих словах не было — это была просто констатация факта. Я и при жизни отца Александра знал, что он святой, а уж после его смерти мне казалось, что это стало очевидно если не всем, то многим.

Я потом сталкивался с этой логикой насчет идолопоклонства неоднократно — от Лёзова и Кураева до сего дня — и в общем давно уже понял, что за этим скрывается.

Можно ли сделать из отца Александра идола? Странный вопрос. Разве он Алла Пугачева или Филипп Киркоров, или Алсу какая‑нибудь? Бритни Спирс? Есть кумиротворение, идолопоклонство, а есть почитание святых. Это принципиально разные вещи. Когда мы говорим о Серафиме Саровском или Сергии Радонежском, когда мы обращаемся к ним с молитвой, мы же не говорим, да никто и не посмеет сказать, что мы делаем из них идолов! Но ведь то же самое относится к отцу Александру.

Вы, наверно, помните слова Христа: хула на Сына Человеческого простится, а хула на Духа Святого — нет, никогда не простится, потому что это бесстыдное противление Истине.

Обвинять в идолопоклонстве, как только заговоришь об отце Александре, — это коварный прием, основанный на подмене понятий, это заведомая игра на понижение. За всеми этими словесами насчет творения идолов стоит одна простая вещь — зависть.

Отец Александр относился к зависти очень серьезно. Он говорил, что это великая и страшная сила. Когда посмотришь с этой точки зрения на историю человечества и даже на метаисторию, немедленно найдешь архетип — Люцифера, ангела Денницу: грехопадение — на небесах, а потом и на Земле. Потом следуют Каин, Ирод, Иуда — имена, ставшие нарицательными. Зависть очень быстро переходит в ненависть. Этот механизм описан у Пушкина — «Моцарт и Сальери». Зависть и ненависть двигали теми, кто обрек Христа на Голгофу. Зависть и ненависть привели к гибели отца Александра.