девочку из машины.
– Она останется со мной, пока все это не кончится, – говорю я. – Я ее защищу.
– От вас самой? – спрашивает она.
– Мы обе знаем, от кого я ее защищаю, – говорю я.
– В настоящий момент я знаю только то, что вы угрожаете жизни молоденькой девушки, – громко говорит она явно для родителей Стефани, и тут я понимаю, что совершила ошибку.
Я оставила ее в доме в качестве вещателя правды, толковательницы, которая всю вину возложит на свою психически неустойчивую пациентку. Я оставила ей все рычаги влияния.
– Переведите меня на громкую, – говорю я.
– Линнетт, я не буду…
– ПЕРЕВЕДИТЕ МЕНЯ НА ГРОМКУЮ ИЛИ ЭТОТ ТЕЛЕФОН ЗАМОЛЧИТ!
Потом я слышу стук. Потом я слышу эхо.
– Кен, Черил? Вы меня слышите? – спрашиваю я.
– Моя детка. – Я слышу рыдания Черил, потом ее речь становится неразборчивой.
– Я хочу, чтобы вы все ясно меня поняли! – кричу я в телефон. Я хочу, чтобы каждое слово впечаталось в их мозги прямо из моих губ, а не фильтровалось доктором Кэрол. – Вы знаете, я вооружена. Если вы объявите розыск ярко-красного «Кадиллака», если нас задержит полиция, если вы сделаете что-нибудь, чтобы остановить нас, я ее убью. – Я чувствую, что Стефани замерла. – В ту минуту, когда какой-нибудь коп остановит этот «Кадиллак», я всажу пулю ей в мозг. У нее айфон. Если за нас возьмется служба Эмбер, лучше бы этого не случилось.
Я делаю секундную паузу, чтобы до них дошло.
– Стефани будет звонить вам каждые пять часов, чтобы вы знали, что она все еще жива. В промежутках ее телефон будет выключен, так что не пытайтесь ее отследить. Считайте, что договорились. Закройте рты, сидите тихо, и каждые пять часов ваша дочка будет вам звонить, пока не истекут три дня и вы не увидите ее снова.
– Они все равно обратятся в полицию, – говорю я ей. – Но сначала будут спорить часа два – делать это или нет. А мне больше двух и не надо.
Она по-прежнему не берет телефон.
– Я не собираюсь тебя убивать, – говорю я. – Я пытаюсь спасти твою жизнь. Позвони родителям. Скажи, что позвонишь в следующий раз через пять часов. Так мы выиграем нужное нам время. Она берет у меня телефон и начинает звонить, а я подъезжаю к «Вестсайдской автоутилизации». Они собираются закрываться, но мне удается убедить их поработать еще немного. На это уходит куча денег. Стефани идет со мной, но делает это медленно, тащит ноги, словно идет по принуждению под прицелом. Словно я держу ее в заложниках.
Мы покупаем четыре бэушных диска с покрышками от «шеви», я плачу наличкой, потом она помогает мне перекатить их в «Кадиллак». Два мы кладем в багажник, два – на задние сиденья. Мы едем в Бербанк, в машине воняет вулканизированной резиной.
Я чувствую, что Стефани хочет задать мне вопросы, когда мы въезжаем в парковочный гараж в Бербанке и поднимаемся на третий этаж, но она сидит – помалкивает. Хорошая девочка. Она говорит мне, который час, когда я спрашиваю. Прошло всего пятьдесят минут. По моим расчетам, у нас остается еще минут сорок форы.
Рядом с моей «Шеви Люмина» с ее четырьмя пустыми покрышками есть свободное место. Я паркуюсь и выключаю двигатель. «Кэдди» тихо пощелкивает, остывая, а я проверяю возможные линии атаки. Стефани крутится на сиденье, пытается увидеть то, что вижу я. Там никого нет. Какой бы заговор ни осуществлялся, они работают на пределе своих возможностей. У них не хватает персонала для наблюдения за маршрутом бегства, который, как они решили, они уже закрыли на прошлой неделе.
Я достаю домкрат из багажника, и Стефани смотрит, как я поднимаю «Люмину» и начинаю ослаблять болты.
– Мне здесь не нравится, – говорит она.
– Чем скорее мы переобуемся, тем скорее выедем на дорогу, – говорю я, работая ключом. – Поменяй два последних сама, мне нужно сделать несколько звонков.
– Я никогда прежде не меняла колеса, – говорит она.
– Ты же видела, как я поменяла два, – говорю я. – Учись на практике.
Она начинает снимать следующее колесо, а я отхожу в сторону, достаю мой одноразовый телефон из сумки и включаю его. Ни один из этих звонков не доставит мне удовольствия.
– Оставь меня в покое! – кричит Мэрилин, она кричит так громко, что мне приходится отвести телефон от уха.
Ее экономке я сказала, что я доктор Кэрол, и та перевела мой вызов в спальню Мэрилин. Она не рада меня слышать. Я слышу хлопок, шарканье ног и начинаю беспокоиться – не напал ли кто на нее, а потом снова ее голос звучит уродливо и снова рядом с моим ухом.
– «Техасская дебютантка, которой ее отец никогда не говорил «нет», – читает она. – Мэрилин Торрес, перезаключив договор на свою франшизу, погрузилась в пьянство, и ее деградация не могла не вызывать сочувствия». Пьянство?
– Это не предназначалось ни для чьих глаз, – объясняю я. – Кто-то украл этот файл и стал рассылать, чтобы дискредитировать меня.
– И оно сработало, – говорит она.
Я хорошенько продумала, как подать следующую часть.
– Я знаю, ты меня ненавидишь, но тебе нужно быть осторожной, – говорю я. – Не покидай дома. Никого не принимай. У себя ты в безопасности.
– Не говори мне, что я должна делать, – возражает она. – Уж не тебе давать мне такого рода советы.
– Не верь никому, – говорю я. – Даже доктору Кэрол.
– Не говори мне, кому я должна доверять, – говорит она, и я отмечаю усилившуюся хрипотцу в ее голосе, немного заплетающийся язык.
– Как дела у Джулии и Хизер? – спрашиваю я.
– Я отключаюсь, – говорит Мэрилин. – Я не хочу, чтобы ты перезванивала или являлась сюда. Я даже в глаза тебе не хочу смотреть, потому что думаю, что плюну в них.
– Ты должна выслушать меня, – говорю я и в течение следующей минуты объясняю почему, но потом понимаю, что она уже отключилась.
Я звоню ей еще раз, но экономка отказывается соединять меня с ней.
Я звоню Дани, зная, что она не ответит, но хочу на всякий случай оставить ей послание.
– Что у тебя? – спрашивает она.
– Тебя выпустили, – говорю я с искренним удивлением.
– Под залог, – говорит она. – До суда. Я под домашним арестом.
– Оставайся дома, – говорю я ей. – Запри дверь. Никого не впускай на свою территорию.
Наступает долгая пауза, а когда я снова слышу ее голос, он звучит размеренно и глухо.
– Тело моей жены было найдено в городском парке, где ты бросила его, – говорит она.
– Мы хотели отвезти ее домой, – объясняю я. – Но она не знала адреса.
– Чего тебе надо,