я готовлюсь съехать на Вторую.
Мы съезжаем, потом въезжаем, потом объезжаем строительные работы, когда солнце уже клонится к горизонту, мы съезжаем с шоссе на двухполосную асфальтированную дорогу. Я молюсь о том, чтобы она не пересекла границу штата. Сомневаюсь, что удостоверение на доктора Ньюберн пройдет проверку у Министерства внутренней безопасности. Мы проезжаем мимо чего-то, называющегося «Троянская Группа», десятки парковок и складов на нескольких акрах сырой земли. Потом мы проезжаем дома, обитые виниловым сайдингом и прижатые прямо к улице, провисшие, выжженные солнцем американские флаги на крылечках, ванны, стоящие на когтистых звериных лапах, наполненные мертвыми растениями, в боковых дворах.
Дорога петляет туда-сюда, образует серпантин, поднимаясь к вершине, а мы сворачиваем и неожиданно теряем Крисси. Потом я вижу ее машину – она припаркована у приземистой кирпичной церкви. Я не успеваю остановиться, мы проскакиваем мимо, и, попетляв немного, я сворачиваю на небольшую улочку в четверти мили от церкви.
– Опустите голову, – говорит Стефани.
– Я знаю, что делаю, – говорю я.
Хотя у меня и нет легальных водительских прав и я все это на ходу прокручиваю в голове, я функционирую только на уверенности, и я хочу излучать авторитетность. Стеф должна думать, что я все держу под контролем. Я должна сделать так, чтобы она чувствовала себя в безопасности.
Машина Крисси проскакивает мимо нас десять мучительных минут спустя, и тогда мы трогаемся с места и следуем за ней. Проезжаем мимо густых зарослей деревьев, которые сдаются зданиям, возникающим на пересечениях дорог, потом мы сворачиваем с нового асфальта на старый, и теперь здесь нет ничего, кроме деревьев по обе стороны горной дороги. Мы среди густых зарослей, листья блокируют оранжевое солнце, и ощущение такое, что темнота быстро наступает.
Дорога петляет, ныряет, устремляется вверх, и я понимаю: мы уже близко от того места, куда едем. Я сосредоточилась на том, чтобы не выпускать Крисси из виду, а Стеф сосредоточилась на том, чтобы не отвлекать меня. Мы обе знаем: если потеряем ее теперь, то два прошедших дня будут потеряны начисто. Стефани грызет ногти. Это здоровее, чем есть конфеты.
Других машин на дороге нет, так что мне приходится поотстать. Иногда на заросшей травой парковке нам попадается трейлер, а фанерные щиты, приколоченные к толстой палке, предлагают: «Мясо кролика – $10» и мужскую и женскую стрижку. У меня такое чувство, что все те, кто мог бы прийти сюда постричься, давно уехали отсюда. Я отпускаю Крисси подальше, позволяю ей вести, потом подъезжаю к ней поближе, потом снова отпускаю. Мы уезжаем все глубже и глубже в холмы.
Мы делаем поворот практически на вершине холма, и Крисси оказывается прямо перед нами – медленно тормозит на грунтовке, прижимаясь к краю дороги, пока не возникает ощущения, что остановка будет безопасна. Я разворачиваюсь в три приема и останавливаюсь рядом с листом полусгнившей фанеры, прислоненной к телефонному столбу. На фанере оранжевой краской из баллончика написано «Дрова». Отсюда виден конец грунтовки. Машина Крисси уже глубоко в лесу. Опоздай мы на пять секунд – и мы бы потеряли ее окончательно.
– Чего мы ждем? – спрашивает Стефани.
– Я не хочу ехать так по этой дороге, – говорю я. – Может быть, Крисси ждет, когда мы проедем, и тогда через несколько минут она снова появится на дороге. Насколько я понимаю, эта дорога – ловушка. Мы должны дождаться темноты.
– Снова ждать? – спрашивает она, откидываясь на спинку сиденья.
– Да, снова ждать, – подтверждаю я.
В лесу стоит тишина, и лесные сумеречные тени синеют, потом сереют, потом дорога теряет остатки света. Темнота со всех сторон начинает давить на окна машины. Крисси все не появляется с грунтовой дорожки, и я могу только надеяться, что эта дорожка – не перемычка, выходящая на другую асфальтированную дорогу, идущую по этим холмам параллельно той, по которой приехали мы. Я должна надеяться, что именно здесь она окопалась.
Стефани складывает пакет от снеков, потом складывает его еще и еще раз, превращая во все более мелкие прямоугольники, потом она разворачивает его и разглаживает и начинает все снова. Я веду наблюдение за нашими слепыми точками, за концом грунтовки, за лесом, наконец, я уже больше не могу откладывать.
Я расстегиваю мою поясную сумку, достаю из нее мой маленький пистолет калибра 22, убеждаюсь, что он заряжен.
– Мне тоже нужно что-нибудь, – говорит Стеф.
– Я иду одна поговорить с Крисси, – говорю я. – Вернусь через час. Если нет, я хочу, чтобы ты пошла за мной.
– Без оружия? – спрашивает она.
– Если я не вернусь через час. Или если я не позвоню к тому времени на твой сотовый, ты должна лесом отправиться на мои поиски.
– Отлично, – говорит она. – Защищаться буду бранью. Или как?
Я протягиваю ей баллончик с перечным газом из моей поясной сумки, потом до упора застегиваю молнию. Я открываю дверь машины, и сигнализация издает писк в темноте.
– Это говно не работает! – кричит мне вслед Стеф.
Я быстро закрываю дверь, чтобы погас свет в салоне, и включаю свое ночное видение. На деревьях полно стрекочущих кузнечиков. Я трусцой бегу по обочине дороги, срезаю по лесу угол, чтобы выйти на уходящую в сторону дорогу. Под ногами у меня громко хрустят мертвые ветки и сухие листья, я вхожу в темноту, чтобы найти Крисси, эту падшую последнюю девушку.
* Линнетт Таркингтон, личный дневник, 3 января 2001 года
Группа поддержки последней девушки XVII: Жених последних девушек
С пистолетом в руке я ухожу все глубже в лес. Кто знает, что там, кто знает, что подумает Крисси, когда увидит меня, кто знает, не примут ли дела совсем дурной оборот. Деревья жмутся друг к другу, впитывают лунный свет из воздуха, а я все глубже ухожу в темноту. Потом я вижу мертвое тело, висящее на ветке дерева. Я падаю на одно колено, в желудке начинают суетиться мотыльки.
Тело медленно поворачивается, и это ребенок, может быть, младенец, я подхожу, прикасаюсь к его ноге – влажная, разложившаяся, плюшевая. Это Розовая Пантера висит в петле. По другую сторону дерева еще одна петля, а в ней куколка, раздетая догола, она с твердой пластиковой головой и мокрым мягким телом, подвешена за шею. Я вижу и других – они висят повыше, сад протухших фруктов: Барби, подвешенные за волосы, по шесть штук на одной ветке, набивные звери, прогнившие под дождями, мертвое дерево с диснеевскими персонажами, приколоченными к стволу снизу доверху. Я вижу Плуто с гвоздем