Я улыбалась, хотя больше всего хотелось расплакаться, уткнуться носом в его плечо и от души нажаловаться на шэт-шана, его ненормальные методы… и даже на полоумный гарем.
Однако я прекрасно понимала, что за этим последует. Йонто слишком импульсивен. И все еще не привык думать о себе. Настолько не привык, что явился во дворец, где, как я поняла, ему появляться не стоило бы вовсе. И все — из-за меня.
— В порядке, — задумчиво протянул Йонто и горько усмехнулся. — Я обещал тебя защищать. Невзирая на эти обещания, тебя забрали из нашего дома, потому что я ничего не смог сделать. И ты говоришь, что все в порядке. Так ли это, Ана? — С каждым словом он приближался, а я почему-то отступала, пока не прижалась к стене, сплошь покрытой плющом. Йонто уперся ладонями в стену с обеих сторон от моей головы, заключая в ловушку, и едва слышно признался: — Я скучал.
Неожиданное откровение ошеломило. Он и в самом деле это сказал? Мне не послышалось?
Наверное, я слишком долго приходила в себя. Йонто выдохнул, отступил на шаг… Но сбежать я ему не позволила. Подалась вперед, привстав на цыпочки, обвила его шею руками и прикрыла глаза, чувствуя, как бьется чужое сердце рядом с моим, как напрягся Йонто… И как неуверенно его ладони коснулись моих плеч, желая то ли оттолкнуть меня, то ли прижать крепче… Он выбрал второе.
— Я тоже скучала, — впервые за эти безумные дни почувствовав себя в полной безопасности, прошептала я. — Сильно-сильно. Скучала… И боялась. Так боялась, что больше никогда тебя не увижу…
Ана была другой. И одновременно — прежней.
Роскошное платье. Тончайшие слои ткани, искусная вышивка… И распущенная у горла серебряная шнуровка. Она ненавидит, когда что-либо плотно охватывает ее шею.
Сложная прическа, украшенная блестящими безделушками. И выбившиеся локоны щекочут шею и щеки. Она сама не замечает, как, задумавшись, теребит волосы.
Глаза сияют, словно жемчуг. А губы, обычно яркие, болезненно бледны. Она кусает их, когда нервничает. Иногда до крови.
Вот и сейчас в уголке губ застыла алая капелька… Нестерпимо захотелось ее стереть. А еще сильнее — взять Ану за руку и увести отсюда. Как можно дальше.
Уведет. Не сейчас, но… Обязательно уведет.
Она сказала, что в порядке. Сказала, пряча пережитую боль за улыбкой, а страх — за пушистыми ресницами. Только он все равно видел то, что она так старалась скрыть. Не потому что не доверяла, а потому что боялась. За него. И это отрезвило, заставило успокоиться, разжать кулаки и начать мыслить здраво.
Чего он добьется, если прямо выскажет шэт-шану все, что о нем думает? В лучшем случае Канро выставит его из дворца. Нет. Он должен быть здесь. А для этого нужно вести себя благоразумно.
Тяжелое это дело — вести себя благоразумно. Думать благоразумно. Вообще думать, когда она так близко. Прижимается доверчиво. Говорит, что боялась.
Йонто тоже боялся, хотя до сих пор этого не осознавал.
Боялся, что она обижена. Боялся, что злится. Что не простит — за то, что позволил ее увести, что не пришел раньше, что по его вине она вытерпела все это… Боялся, что оттолкнет.
Глупый. А еще полагал, что хорошо ее знает.
Он и себя-то толком не знал. Не знал, что одно-единственное объятие способно заполнить пустоту в сердце и вымести прочь все страхи, оставив спокойную уверенность в своих силах и правильности принятых решений.
О плане побега Йонто рассказал коротко, не вдаваясь в детали, которые еще не до конца обдумал.
Найти слабое место в защите дворца. Открыть теневую тропу. Уйти по ней как можно дальше.
Ана слушала внимательно. Хмурилась, кусала губы… Пришлось пообещать, что будет осторожен.
В самом деле будет. Слишком много от этой осторожности зависит.
Самым сложным оказалось уйти. Но его ждали новые заботы, а ее охранник вот-вот должен был очнуться.
Он и очнулся, стоило отойти на несколько шагов и свернуть за угол.
Йонто остановился, прислушался.
— Что это было? — простонал страж, на собственном опыте опробовавший еще одну науку старика: как быстро и безболезненно лишить человека сознания.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Переутомление, — серьезно ответила Ана. — Полагаю, нужно рассказать Канро-шану, что вы не совсем здоровы…
— Госпожа, молю, не надо! — В голосе стража отчетливо слышалась паника. — Клянусь, что подобного больше не повторится, только не говорите господину!
— Хорошо, — поколебавшись для вида, «смилостивилась» она. — Я сохраню это в секрете, обещаю. Давайте вернемся, на сегодня прогулок достаточно.
Вздох облегчения, который издал страж, спугнул с куста стайку шумных пичуг.
Усмехнувшись, Йонто пошел дальше. Несмотря ни на что хотелось улыбаться.
Недолго, впрочем.
— Йон!
Оклик застиг его врасплох, ожег плетью не тело, но душу.
— Йонто!
Он ускорил шаг. Если сделать вид, что не слышит, если…
— Старший эранир! Стой! Это приказ!
А вот это уже нечестно. Сжав зубы и кулаки, он остановился и четко развернулся к спешащей женщине, стараясь смотреть куда угодно, но только не на нее. Но все равно видел. И слышал — шорох юбок, торопливый шелест туфелек, сбившееся дыхание… Тонкий аромат духов, который, как оказалось, помнил до сих пор.
Когда она наконец-то замерла напротив, он сумел взять себя в руки и поклониться по всем правилам.
— Как ты? — выдохнула она, глядя на него больными глазами.
— Благодарю за заботу, светлейшая шэти, — вновь поклонился он, — я в полном порядке.
— Йон, пожалуйста! Я так хотела тебя увидеть! Я…
— А я вовсе не хотел вас видеть, светлейшая. И уж точно не ожидал увидеть здесь. По слухам, дошедшим до нас, недостойных, вы счастливо вышли замуж.
— Это не так, — запротестовала она, бледнея еще больше. — Это…
— Это ваша жизнь, и она меня совершенно не касается. Вы сами так сказали, отчего же теперь противоречите собственным словам? Позвольте откланяться, светлейшая, я спешу по поручению вашего брата. Ясного вам дня.
— А ты стал жестоким, — горько сказала она ему в спину.
— У меня были хорошие учителя, — глухо отозвался он, не оборачиваясь.
О ней он старался не думать, собираясь во дворец, стоя возле главных ворот, принося клятву. Размышлял о чем угодно, только не о ней. Хотя в глубине души знал, что рано или поздно они столкнутся.
Эта встреча была неизбежна. Так же неизбежно она причинила боль.
И, похоже, не ему одному.
Беспокойное утро перетекло в такой же день. Вплоть до обеда Канро занимался делами, которые обрушились на него нескончаемой лавиной. Очередное сборище чиновников, уверенных в собственной незаменимости и оттого наглых до невозможности, едва не довело его до кипения. Слушая доклады, правдивые хорошо хотя бы наполовину, владетель всерьез размышлял, а не осушить ли парочку особо зарвавшихся советничков. Прямо сейчас. Чтобы остальным неповадно было… Но потом представил, что придется срочно искать им замену, ломать голову над бесконечными списками, в которых, несомненно, будут сплошь родственники знатных семей, один бестолковее другого, лично проверять, кто и на что годен, ибо доверять в подобных вопросах кому-либо чревато еще большими проблемами… И такая тоска накатила, что желание провести показательный урок бесследно испарилось.
Пусть интригуют. Подловит их позже. Тогда же, возможно, наглядно продемонстрирует, как ему надоели глупые игры. Пока же хватало иных забот.
Йонто и Тайро, к примеру. Насчет первого владетель был более-менее спокоен, а вот насчет последнего… Что выкинет этот ненормальный, предугадать, увы, невозможно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Или то, что случилось с Анной вчера. Агрийо не нашел ни малейшего доказательства, что на площадке присутствовал кто-то еще. Вероятно, Таныл сгустил краски. Анна была слаба. Оступилась, не удержала равновесия… В конце концов, кто бы осмелился совершить подобное? Кто настолько не ценит свою жизнь? Но охрану нужно усилить… Так, на всякий случай.