Итак, именно в субъективных характеристиках заключается суть особо опасного рецидива. Во-первых, ценностные ориентации становятся в основе своей антисоциальными. Общепризнанные социальные ценности отклоняются; даже самые близкие родственные отношения довольно часто приносятся в жертву антисоциальным ценностям; антисоциальные ценности доминируют в сознании лица. Доминирующим становится и собственное «Эго» рецидивиста, ему свойствен абсолютный индивидуализм и превалирование «Я» над «Мы». На этой основе главенствует позиция деления всего населения на «сильных», которые должны главенствовать, и «слабых», удел которых быть жертвой. Разумеется, себя особо опасный рецидивист относит к первым, отсюда все остальные окружающие и даже «братья по классу» являются потенциальными жертвами. Во-вторых, антисоциальные установки особо опасного рецидивиста достигают своего максимума; лицо всегда готово совершать преступления, иногда, как отмечается в литературе, даже с достаточно высокой степенью безразличного отношения к собственной безопасности. Данная готовность носит устойчивый и постоянный характер. Реализации данной готовности не может воспрепятствовать вообще угроза наказания, поскольку в результате частого и длительного применения наказания оно становится для лица привычным, в конечном счете, становясь более привычным, чем окружающая обычная социальная обстановка. При этом лицо в какой-то преступной деятельности становится профессионалом либо превращается в универсального рецидивиста. В-третьих, преступная мотивация становится доминирующей, т. е. лицо в превалирующем числе случаев побуждает себя решать социальные конфликты и удовлетворять собственные потребности только преступным путем. Как пишет А. М. Яковлев, здесь все вывернуто наизнанку: украсть, ограбить, убить – правильно и почетно; работать, жить честной трудовой жизнью – значит быть человеком второго сорта.[455] При этом довольно часто мотивация может вообще отсутствовать, поскольку рецидивист может действовать без внутренних побуждений на основе только устойчивой антиобщественной установки, закрепленной в сознании абсолютной готовности к преступной деятельности, привычки к преступному поведению. Соответственно, судебная практика должна быть готова к тому, что отсутствие мотива может характеризовать собой самую высокую степень преступного сознания. В-четвертых, при особо опасном рецидиве появляется общая преступная цель, которая связывает все преступления в единую преступную деятельность; рецидивист не просто совершает преступление – он действует в преступном направлении, создавая еще одно преступное звено в общей цепи преступной деятельности. Общая преступная цель характеризуется тем, что она носит неопределенный, неконкретизированный характер: особо опасный рецидивист готов заниматься преступной деятельностью как угодно долго, не конкретизируя какого-то конечного результата. В противном случае может возникнуть вопрос о совершении продолжаемого преступления. Иногда для такого рецидивиста перестает быть значимой нажива или иное удовлетворение собственных потребностей и он совершает преступление ради преступления, но в таком случае у суда должно возникнуть сомнение по поводу вменяемости лица.
Указанные субъективные характеристики особо опасного рецидивиста свидетельствуют о максимальной субъективной связанности преступных намерений лица и, соответственно, преступлений, о максимальной степени неисправимости лица.
Вина особо опасного рецидивиста проявляется только в прямом умысле; при этом существует единый умысел, связывающий все совершаемые преступления в нечто единое – преступную деятельность.
Указанные субъективные характеристики особо опасного рецидива позволяют дать ему следующее определение: под таковым понимается преступное состояние виновного, характеризующееся максимальным проявлением системности антиобщественных устремлений личности, высочайшей степенью субъективной связанности судимостей, высочайшей степенью антисоциальной направленности сознания, высочайшей степенью неисправимости лица.
В результате особо опасный рецидивист отличается от опасного рецидивиста следующими признаками: а) абсолютным доминированием антисоциальных ценностных ориентаций над просоциальными, что в опасном рецидиве лишь закладывалось; б) абсолютным доминированием антисоциальных установок над социальными; в) абсолютным доминированием собственного «Эго» над окружающими лицами; г) абсолютным доминированием преступной мотивации и возникновением немотивированной привычной преступности; д) существованием общей неконкретизированной цели; е) существованием полной субъективной связанности всех совершаемых преступлений; ж) существованием максимальной неисправимости лица.
Соотносимость форм проявления рецидива между собой можно проследить на следующей таблице.
Таблица 2
Соотносимость форм проявления рецидива
Совокупность параметров по всем выделенным критериям по каждой форме проявления рецидива в отдельности достаточно точно отразит специфику данной формы проявления (простого, опасного и особо опасного) рецидива.
§ 2. Совокупность судимостей как объективная составляющая множественности преступлений с предыдущей судимостью
Классификация множественности преступлений упирается в еще одну проблему – совокупности приговоров. В уголовном кодексе 1960 г. указанная категория была отражена лишь при назначении наказания (ст. 41 УК): назначение наказания по нескольким приговорам. Как видим, в законе не было речи о совокупности приговоров. В теории уголовного права начали выделять совокупность преступлений и совокупность приговоров. В результате совокупность приговоров становится подвидом множественности.
Данной теоретической дискуссии был подведен итог в Уголовном кодексе 1996 г., который признал в ст. 70 совокупность приговоров наряду с совокупностью преступлений, отраженной в ст. 69 УК. Но похоже на то, что законодатель не имеет представления о юридической природе совокупности приговоров. Если совокупность преступлений признана законом видом множественности (хотя прямо об этом в законе не сказано, тем не менее, очевидно, что в ст. 17, 18 УК выделены были именно виды множественности), то соответственно вполне обоснованно в ст. 69 УК законодатель сформулировал особые правила назначения наказания при наличии этой разновидности множественности. Применительно к совокупности приговоров этого сказать нельзя. Законодатель не выделяет такого вида или подвида множественности, но особенности назначения наказания при наличии совокупности приговоров формулирует в ст. 70 УК. Естественно возникает вопрос, с какой юридической категорией, стоящей за пределами множественности, мы столкнулись в ст. 70 УК. Теория уголовного права тоже, похоже, не знает, куда отнести выделенную законом совокупность приговоров. Господствующей позицией на сегодня является деление множественности на два вида: повторности и идеальной совокупности преступлений, и выделение в первом из них трех подвидов: неоднократности, реальной совокупности и рецидива. Как видим, в доминирующей сегодня позиции по классификации множественности места для совокупности приговоров не нашлось.
Тем не менее в теории уголовного права возникло предложение признавать совокупность приговоров разновидностью множественности преступлений с законодательным ее урегулированием.[456] При этом М. Н. Становский выдвигает сомнительный аргумент в пользу такого вывода, заключающийся в том, что основу совокупности приговоров «образуют несколько преступлений», при этом он выделяет рецидив как разновидность множественности преступлений, но не включает в классификацию совокупность приговоров.[457] Данный аргумент сомнителен потому что совершение нескольких преступлений является родовым признаком множественности и на его основе выделять виды множественности нельзя; в основании деления на виды должен находиться признак, позволяющий разграничить, а не объединять виды множественности. Именно это не было сделано автором. Еще хуже ситуация с позицией В. П. Малкова и Т. Г. Черновой, которые понимают, что «эти понятия (рецидив и совокупность приговоров. – А. К.) совпадают (или совмещаются) лишь частично»,[458] а если это так, то в классификацию нельзя включать совпадающие какой-то частью элементы, поскольку одним из главных правил классификации выступает полная индивидуальность класса (А не есть Б, Б не есть В и т. д.). Соответственно, выделив рецидив в качестве вида множественности и понимая, что рецидив включается в совокупность приговоров (на наш взгляд, лишь своей определенной частью – рецидивом до отбытия наказания по предыдущему приговору), авторы утратили право на признание совокупности приговоров наряду с рецидивом самостоятельной разновидностью множественности преступлений. В связи с этим, очевидно, авторы не случайно обошли вниманием общую классификацию множественности с включением в нее и совокупности приговоров.