ведущие то в пещеры, то в подземелья, то в никуда.
– По левой стороне от тебя комната пыток, в ней умирали непокорные девицы и те, кто предал владыку, – произнёс Мелкум глухим, неузнаваемо сатаническим голосом и замедлил шаг, когда острым взглядом указал на одну из дверей.
По коже Гаянии пробежал мороз: чувство страха и желание разбить, разодрать, разорвать всё в этом дворце плодилось внутри неё. Казалось, что сам сатана и его слуга, его левая рука живут здесь, окружённые злыми птицами и кровожадными людоедами…
Холодные глаза царя встретили Гаянию с презрением.
– Даже самые ярые и ожесточённые враги, самые грозные правители подают руку падающему, – отозвался Тиридат.
– Или толкают его в спину, – ответила Гаяния.
– Пусть. Но тот может разбиться, а может взлететь. Выбор за ним.
– Выбирают лишь друга. Жизнь или смерть не выбирают.
– Избранный тобою друг может оказаться бессильным в житейских или военных делах, может забыть о тебе или предать, разочаровать, когда не ждёшь, – потому у владык земель чаще всего нет близких, но достаточно врагов. Нанесённый врагом удар не болит так, как удар от друга, уверуй и запомни мои слова. Сильный и могущественный противник может даровать кое-что хорошее взамен на оказанную ему услугу – нужно лишь не бояться вести диалог с ним, согласиться на временное перемирие или даже объединиться, что тоже неплохо. Я не такой деспот, как тебе кажется, и не такой страшный, каким ты видишь меня сейчас. Ты озлоблена на меня, женщина, потому что не произошло того, чего ты хотела бы.
– Всё происходит так, как хочет того Бог.
– Мне нет дела до твоего бога. Но есть дело к одной из девушек среди вас – Рипсимии. Сделай так, чтобы она сама пришла ко мне и припала к моим ногам, взамен все вы получите жизнь. Отрекитесь от веры и будете служить при моём дворе, глядя в будущее, в котором больше не будет горя, слёз и страданий.
«Временная свобода в пожизненном служении армянскому правителю в обмен на предательство Рипсимии? Не имея никакой опоры в жизни, не имея веры, жить в „свободе“ бок о бок со своим палачом и получать деньги за выполнение любой работы…» – подумала Гаяния и, не проронив ни слова, покинула царскую комнату.
– Мир несправедлив и безжалостен к христианам: ваша несчастная вера лишь веяние, что-то новое, которое скоро позабудется и от которого не останется и следа, хоть пиши книги с молитвами, хоть не пиши, но ваш бог не даст вам вечной жизни или спасения, а мы с царём – дадим. Возможно, сейчас ты ненавидишь меня за мои слова, но… – Мелкум сделал паузу, а потом добавил: – Подумай над тем, что тебе завещал царь, и сделай правильный выбор.
Гаяния вернулась в тесный для свободных душ зал: она присела на холодный пол и всхлипнула.
– Для этих людей власть и только власть – святое, хлеб, воздух! Гадские земные искушения поразили их сердца, превратив их в горсть монет! Им, как убитым зверям, стоит посочувствовать, – только и всего! С радостью молитесь, дети мои, благодарите Бога за необъятные души наши, за доброту и милосердие внутри нас, которые сплелись крепко с лозами чести, праведности и человеческого достоинства. Мы не такие – мы не сошли с Божьего пути. Всё, что предлагает всемогущий правитель армянских земель Тиридат или его помощник, – не от Господа, а от зла. И смилостивится он к нам лишь тогда, когда отречёмся от веры христианской, перейдём на сторону служения ему и пошлём к нему Рипсимию.
– Я желаю жить в скитаниях, чем в стенах темницы! – вспыхнула, словно огонь, Мания. – Зачем жить? Бог нас сделал свободными людьми, а не рабами власти! Я, ты, – послушница указала пальцем на Рипсимию, – и даже они, эти глухонемые стражи, рождены в свободе! Желаю вовсе не жить, чем идти на условия безбожников! – она рухнула на скамью, скрестив руки на груди.
– Скоро ты заткнёшь свою глотку, глупая девка, – пробасил страж по ту сторону двери. – Погибнешь от собственного ножа, гнусного и грязного языка, и старшая пойдёт следом за тобой, всему свой час. Таких, как ты, нужно сразу обезглавить, чтобы пустая голова видела свободу отдельно от тела в холодной и сырой земле, ибо нечего поливать помоями армянского владыку. Волю увидишь, умерев!
К позднему вечеру Мелкум, а затем и Тиридат узнали обо всём, что говорила о них Гаяния. Царь в порыве злости, проклиная и ругая самыми скверными словами старшую из дев, грозился убить непокорную и хитрую женщину, воинственно настроившую христианок против повелителя Армении.
Утром с рассветом, когда ветер утих и степи только-только начали согреваться под лучами солнца, у стен дворца вырос Вардан. Слуга, посланный Мелкумом, подлетел к нему, передав одну лишь фразу: «Мелкум вызывает тебя на срочный разговор, только ты видел то, чего не видел никто».
***
– Одна мокрая курица, девушка, плюнувшая в лицо императору Диоклетиану, а затем бежавшая в Египет и Армению, исповедующая христианство, встретилась тебе, мой дорогой воин. Сейчас мои слова покажутся тебе жестокими и, возможно, оборвут внутри тебя всё живое и трепещущее, но ты должен знать, что встретил свою любимую Рипсиме благодаря мне! Я вывел тебя на неё, ибо за этой предательницей все мы долго вели охоту.
– Нет отравы сильнее, чем эта… Как? Предательница? – взявшись за голову, прошептал Вардан.
– Я в неоплатном долгу пред тобой, воин, – Мелкум встал с кресла, одёрнул свои кожаные одеяния и выпрямился. – Ибо верно и безотказно служишь царю и государству, не поддаваясь на чары неуловимой непокорной христианки, – откашлявшись, произнёс царский советник.
– Я же так влюбился! – вскрикнул Вардан, забывший, что стоит возле Мелкума.
– Постой! Тише! – Мелкум обеими руками схватил Вардана за плечи и усадил на большое и широкое кресло, положив ему под спину красную шёлковую подушку. – Не нужно кричать о любви к недостойной. Тс-с-с! Даже царь не должен знать о твоём разочаровании. Выполни последнюю мою просьбу – просьбу, крайне важную для нашего государства: тебе нужно войти со мной в зал, посмотреть на присутствующих женщин и указать пальцем на Рипсиме.
ГЛАВА 23. ТЫ МОЖЕШЬ НАЗЫВАТЬСЯ ЧЕЛОВЕКОМ
Над горизонтом высоко вознеслось солнце. Горячий воздух сжимал грудь, превращал тело в мокрое, липкое, уставшее, обессиленное. На дворе и во дворце стояла неимоверная духота. Дверь в зал открылась так, будто кто-то невидимой рукой её толкнул – вошёл правитель. Тёмные глаза, наполненные нетерпением, любопытством и озлобленностью, бегали по углам комнаты и останавливались на каждой деве, представшей перед ним; словно жуки – точильщики дерева, они грызли взглядом каждую, пытаясь разузнать, где же Рипсимия, где её прекрасные уста. Мелкум вбежал следом за царём, а затем о чём-то коротко ему доложил – судя по растерянному виду советника, дела Персии шли в гору и тащили Армению вниз. Тиридат махнул рукой, подав ему знак замолчать, – не до Персии владыке, когда решаются дела любовные.
– В моей душе бьются тысячи песен! Величайшее счастье ждёт меня, ибо наконец узнаю, кто же моя будущая вторая жена, кто эта хитрющая римская красавица, попавшаяся мне, кто эта смелая негодяйка, окрутившая столько земель вокруг пальца!
– Повелитель, могу ли его позвать? – трепетно спросил Мелкум.
– Зови, – сердито ответил царь.
Вардан вошёл в зал и упал на пол, кланяясь великому Тиридату и хитромудрому Мелкуму – лишь стражники, всё так же неподвижно и немо стояли по углам, будто ледяные статуи. Молодой армянин так неуклюже вёл себя, что самому владыке стало невыносимо смотреть на его унижения.
– Как такой взрослый и серьёзный, сильный и крепкий муж может ползать по полу и бить поклоны? Встань! Поклоны не восторгают меня, – тихо произнёс царь.
Вардан встал с колен, поднял голову и выпрямился.
– Нас так учат, царь. Твой указ обязывает всех преклоняться пред повелителем земель Армении.
Непрошеные, чужие этим землям и людям христианки выстроились в длинную цепь, ожидая разоблачения. Вардан враждебно и придирчиво смотрел на них.
– Так это она? – нетерпеливо спросил Тиридат, увидев, как Вардан остановился возле