римскую беглянку. Я вовсе не спал, целый год я мечтал привести девушку к тебе, ибо ты мне дорог, друг мой, и я достану для тебя любое сокровище, будь оно даже на дне самого Вана или на вершине Масиса. Как выглядит та беглянка, никто не знал… Кто-то говорил, что Рипсимия – это женщина с глубокими и жёлтыми, как пергамент, морщинами, худая и тонкая. Однажды мне привели девушку – молодую, но бесформенную, одетую в какой-то мешок – она пришла из Иудеи, не зная и не понимая ни единого слова; мне приводили старух и падших женщин, выдавая их за Рипсимию.
– Что ты знаешь о ней, Мелкум? – взволнованно поинтересовался царь Армении. – Она красива?
– Терпение, царь! Женой будет твоей – нужно лишь время.
– Проси что хочешь. Мне не терпится увидеть её!
Мелкум, склонившись над ухом царя, шепнул о том, что неплохо было бы выделить лучших воинов для поимки христианок, лгуна-легионера и римской красавицы, конечно же, дать приличное количество денег из казны, чтобы одарить всех, кто говорил правду о девушке, помогал отыскать её, и, возможно, поблагодарить своего покорнейшего слугу за блестяще проделанную работу.
Тиридат внял просьбам Мелкума и сложил уста в улыбку, мечтая о римлянке: он готов был пойти на любые условия, лишь бы час встречи с будущей женой приблизился скорее. Немолодой правитель с крепкими руками и свирепым выражением лица испугал бы Рипсимию, но это его не заботило. Что он, стойкий и справедливый владыка Армении, смог бы сделать против чувств к христианке: прекрасной, лёгкой, словно воздух, нежной и неприступной?
Мелкум удалился из зала, оставив царя в романтических мечтаниях, – это был не тот разъярённый Тиридат, проклинающий христиан, а влюблённый мужчина, глаза которому накрыла пелена вожделения и нетерпения. Советник огляделся по сторонам и, увидев стража, махнул ему рукой. Тот вмиг подлетел к Мелкуму.
– Приведи мне отвечающего за порядок на дорогах, Саркиса.
***
Саркис сидел за обедом вместе со своими товарищами и что-то жевал.
– Сам Мелкум вызывает тебя к себе – хочет поговорить! – воскликнул страж, едва переступив порог зала.
– Кто? – переспросил Саркис. За обедом было шумно, куча дозорных толпилась в нескольких шагах от него. – Подожди, я встану.
Саркис поднялся из-за стола и подошёл к посланнику Мелкума.
– Тебя хочет видеть Мелкум. Одного.
– Зачем, не говорил? – подозрительно спросил Саркис.
– Не знаю. Но он был в добром расположении духа.
И солдат, не закончив трапезы, направился к советнику царя.
Вокруг царила напряжённая тишина. Саркис вошёл, поклонился пред читающим какой-то документ Мелкумом и, набравшись смелости, заговорил:
– Желаю тебе здравия, Мелкум. Ты хотел видеть меня?
Мелкум, сидя на стуле, похожем на царский трон, вытянул ноги вперёд, сморщился от неприятного ощущения и потянулся, отложив свиток в сторону.
– Освежи мою память Саркис, сколько лет ты служишь у Тиридата, друг мой?
– Почти тринадцать лет.
– Тринадцать лет… – повторил Мелкум. – Это достойный срок.
– Жаль, что время стирает молодость, силы, память, обжигая лицо морщинами, размывая лица, уничтожая всё, что ты любишь.
– Но ведь любовь к жене не уничтожило?
– Это то, что будет вечно: любовь к ней, любовь с ней, любовь для неё, – весело ответил Саркис. – Она для меня – всё, как и родная Армения.
– Хвалю тебя! – гордо произнёс Мелкум. – Знаешь, почему я именно тебя вызвал сюда? Только ты знаешь всё, что творится в рядах молодых воинов: кто болеет, кто лжёт, кто влюблён. Не нужно быть мудрецом, чтобы не заметить, как подшучивают над одним твоим воином. Скажи мне, где живёт Рипсиме, помутнившая разум нашему Вардану?
– Она живёт вблизи Вагаршапата.
– Ты видел её или только слышал о ней?
– Великий Мелкум, коль не веришь моим словам – спроси всё у Вардана, уж кто-кто, а он не даст соврать! Правду говорю, не видел ни разу красавицы Рипсиме, – соврал Саркис, почуяв неладное в расспросах царского советника, – лишь слышал от молодого воина о несусветной её красоте и только единожды был около её дома.
Мелкум отпустил стражника, приказав готовиться завтрашним утром идти за Рипсимией. Найдя Вардана, Саркис присел на деревянную скамью и заглянул другу в глаза.
– Что случилось, старый шутник? Кто сыграл над тобой злую шутку?
– Каждый имеет право знать правду, Вардан, да? И никто меня не вправе судить, так ведь?
Саркис похлопал по плечу своего молодого товарища: ему пришлось солгать о том, что его на несколько дней переводят в другое место, а его, Вардана, за смекалистость, честность и самоотверженное служение царю повышают, приставляют к нему двух дозорных и назначают следить за порядком в городе Арташате. Рассказать о том, что ждёт Рипсимию, он не мог – слишком высокой была цена правды для юного сердца армянина.
ГЛАВА 22. УМРЁТЕ. НО НЕ СЕЙЧАС
Дом Баграта и Ани окружили воины: все они были в прошлом горцами, жителями крошечных и больших поселений, деревень, городов. Насильно взятые на службу к царю, они вынуждены были доносить, предавая дружбу или родственные связи взамен на верность Тиридату. О свободе они мечтали, словно цветок, растущий в пустыне, о воде.
Баграт молился: вот уже несколько недель он придерживался строжайшей аскезы – пил лишь воду и питался постным хлебом и кое-какими овощами. Мужчина исхудал, а с ним – и его жена. Будто предчувствуя беду, супруги день и ночи просили Бога уберечь их дом от несчастья.
Инри занимался хозяйскими делами во дворе и, услышав за забором суету и топот лошадиных копыт, изменился в лице: он знал, что значит этот шум. Пытаясь рассказать девам и хозяевам дома о настигнувшей их беде, он так и не успел никого спрятать, было слишком поздно.
Царские мужи влетели в дом Баграта и принялись его избивать. Инри, схватившись за палку, чтобы дать отпор воинам, тут же её опустил – сильные удары по спине и затылку вынудили его встать на колени.
– Покорись, Инри! Покорись! – кричала Гаяния. – Делай, что они скажут, прошу! – молила игуменья, и Инри пришлось, склонив голову и стиснув зубы от досады, подчиниться.
– Нам конец… Нам конец… – заламывая руки, перешёптывались девы. – Боже, помоги, Боже спаси, Господи… – молили они, пока чернобровые воины скалили зубы от радости.
– Забирайте всех, а этих, – крикнул широкоплечий армянин, указав на Баграта и Ани, – позже хлебнут юшки за свой обман.
Несчастных христианок привязали толстыми и колючими канатами друг к другу, чтобы никто не смог освободиться и сбежать.
– Никому из вас не придёт в голову улизнуть? Если увижу, что хоть одна из вас рванёт куда-то – убью всех и в таком порядке, как привязаны! Не поднимайте голов и дойдёте до царя живыми. А ты, легионер, усмири свой нрав и не смей не только руки, но и взгляда поднимать в сторону моих людей! Это тебе не Рим!
Рипсимия поймала взгляд одного из солдат, того самого, которого она недавно встретила на дороге. Но он сдвинул брови и быстро опустил глаза, будто боялся осуждения. Инри не стали связывать: всю дорогу к царскому дворцу он шёл зажатый в кольцо из конных стражей. Несколько ударов по спине и шее пошатнули пленённого воина, но не сломили. Никто из схваченных христиан не мог поверить в то, что вот-вот всё закончится и их жизнь, висящая на волоске, сейчас оборвётся.
Грубые, мускулистые армянские воины на чёрных лошадях вели людей, привязанных друг к другу, смеясь, унижая, бросая оскорбления, и только один страж, впившийся взглядом в Рипсимию, казался сокрушённым.
***
В зале, куда загнали дев, было душно и тяжело. Внутри огромной комнаты пахло жестокостью и смертью, здесь не только решали государственные вопросы, но и прощались с жизнью. По углам бегал щуплый юноша-перс: сначала он разбрызгал воду из чаши, увлажняя воздух, а затем начал растирать пахучие масла в ладонях. Девы плакали, и молодому персу стало жаль несчастных: он подошёл к послушницам и каждой утёр слёзы, приговаривая что-то на своём языке.
Царь Тиридат вошёл в распахнутые двери зала в красном одеянии. Он перекинулся парой фраз со стражами и остановился пред девами, которых до прихода правителя выставили