крышах голубей и воробьёв, ходили торговцы с корзинами, рекламируя свой скромный товар. Колокола на церквях час за часом возвещали ход времени за исключением разве что сиесты, когда люди отдыхали, и улицы оставались абсолютно пустыми. Сам по себе это был величественный город, очень отличающийся от Сан-Франциско; обладая всеми прелестями близкого расположения к границе, он по-прежнему не терял свой космополитический и красочный вид. Паулина дель Валье купила особняк на улице Армии Освободителей, улице, где жило больше всего аристократов, располагавшейся рядом с Аллеей Наслаждения, которую каждую весну пересекал наполеоновский экипаж. Как правило, он шёл за украшенными плюмажем лошадьми и в сопровождении почётного караула, движущегося в военном параде, приуроченном к патриотическим праздникам, устраиваемым в Парке Марты. Дом не мог сравниться с великолепным особняком в Сан-Франциско, хотя в Сантьяго на фоне остальных смотрелся поистине вызывающей роскошью. Однако жилище представляло собой отнюдь не образец процветания, а недостаток благоразумия, что оставило бы с открытым ртом скорее не небольшое столичное чилийское общество, а мужа с родословной, которого, как поговаривали, «купила» Паулина дель Валье. А ещё породило бы и слухи, распространяемые насчёт огромной золочёной кровати с морскими мифологическими фигурами, бывшей свидетельницей всевозможных грехов, совершаемых этой парочкой стариков. Вильямсу присваивали благородные звания и приписывали дурные намерения. И что за причина возникла у британского лорда, столь утончённого и красивого человека, сочетаться браком с женщиной, известной в округе своим скверным характером и бывшей на порядок старше его? Разве что он мог быть каким-то разорившимся графом, охотником за состоянием, намеревавшимся лишить женщину всех её денег, чтобы затем просто бросить бедняжку. По сути дела, людям хотелось именно такого развития событий, чтобы немного принизить мою высокомерную бабушку, хотя никто и не собирался оскорблять отказом её супруга; вдобавок оба были верны чилийской традиции гостеприимства, особенно по отношению к иностранцам. К тому же Фредерик Вильямс завоевал уважение арабов и христиан своим превосходным поведением и прозаической манерой сталкивать между собой практическую жизнь и монархические понятия. По его мнению, все болезни общества непременно происходят из-за отсутствия дисциплины и недостатка уважения к вышестоящим. Девиз того человека, у которого столько лет он работал прислугой, был следующий: «каждый пусть будет на своём месте, и пусть для каждого останётся его место». Став мужем моей бабушки, бывший мажордом свыкся с ролью олигарха так же естественно, как и раньше выполнял обязанности слуги. Прежде он никогда не пытался смешаться с высшими слоями общества; теперь же, напротив, не связывался с теми, кто из низших, – разделение на классы казалось тому необходимым явлением, помогающим избежать хаоса и пошлости. В этой семье страстных дикарей, какими и были дель Валье, Вильямс вызывал крайнее изумление и восхищение своей чрезмерной вежливостью и бесстрастным спокойствием, явившимися результатом его длившейся целые годы работы мажордомом. Он говорил всего четыре слова по-кастильски, а в неестественном молчании иные усматривали мудрость, гордость и таинственность этого человека. Единственным членом уважаемой семьи, кто мог разоблачить так называемого британского дворянина, был Северо дель Валье, чего, кстати, он никогда не делал, потому как дорожил старым слугой и восхищался родной тётей, любившей подтрунивать надо всеми, ходя при этом гоголем вместе со своим статным мужем. Моя бабушка Паулина вступила в общественную компанию по благотворительности лишь с тем, чтобы подавить зависть и злословие, причиной которых был её собственный капитал. Женщина умела делать подобные вещи, так как сама провела первые годы жизни в стране, где помогать нищим считалось обязательным занятием хорошо обеспеченных дам. Чем больше всего жертвовалось нищим, обегая больницы, приюты, детские дома и небольшие монастыри, тем больше росло уважение общества к состоятельным людям, и, стало быть, они трубили о своих подаяниях на весь свет. Игнорирование этого долга лишь навлекало на себя свирепые взгляды окружающих и порицание священников, что даже Паулина дель Валье не могла не избежать ни чувства вины, ни страха погубить свою душу. Постепенно и я обучалась всему необходимому в благотворительном деле. Хотя, признаюсь, что я всегда чувствовала себя неловко, когда мы приезжали в убогий квартал в своём роскошном, гружённом съестными припасами, экипаже вместе с двумя лакеями и начинали распределять подарки между какими-то существами в лохмотьях. Правда, они, выказывая большую покорность, нас и благодарили, однако ж, в их зрачках по-прежнему хитро сверкала ненависть.
Моя бабушка была вынуждена дать мне домашнее образование, потому что я практически сразу убегала из каждого религиозного учреждения, куда она меня зачисляла. Семья дель Валье убеждала её снова и снова в том, что интернат, пожалуй, единственный способ воспитать из меня нормального ребёнка. Все в один голос утверждали, что мне необходима компания сверстников, которая поможет преодолеть патологическую робость, а также и твёрдая рука монахинь, чтобы обуздать мой характер. «Эту девчушку ты слишком распустила, Паулина, тем самым превратив в настоящее чудовище», - говорили в заведении, и тогда моя бабушка окончательно поверила в то, что уже давно было очевидно. Я спала в кровати вместе с Карамело, кушала и читала, что только ни пожелала, проводила день, развлекаясь играми воображения. В общем, росла без особой дисциплины, потому что никто из моего окружения вовсе не собирался как-то на меня влиять; другими словами, я только и делала, что наслаждалась своим достаточно счастливым детством. Я не могла терпеть все эти интернаты с их усатыми монахинями и сборищем учеников, которые мне сразу же напоминали мучительный ночной кошмар с детьми в чёрных пижамах. Также я просто не выносила строгость существующих в подобных заведениях правил, однообразного распорядка дня и вечного холода этих колониальных обителей. Я даже не знаю, сколько раз повторялся один и тот же заведённый порядок: Паулина дель Валье всегда одевала меня с иголочки, чётко произносила наставления угрожающим тоном, везде водила меня чуть ли не по воздуху и оставляла с баулами в руках у какой-то здоровой и крепкой послушницы. Сама же, гонимая угрызениями совести, удирала оттуда столь быстро, насколько, конечно, позволял её собственный вес. Это были колледжи для богатых девочек, где, в основном, преобладали послушание и бесчестность. Их конечная цель состояла в том, чтобы преподать нам какие-то знания и навыки, дабы впредь мы не были полными невеждами. Ведь видимость культуры или, точнее, её налёт считался ценностью в брачном агентстве, но всё же той слишком недоставало, чтобы позволить нам задавать все интересующие вопросы. Речь в подобном заведении шла лишь о том, чтобы подчинить личную волю общим интересам и воспитать из нас порядочных католичек, самоотверженных матерей и послушных супруг. Свою деятельность