образом смогла бы идеально применить животное. В это время я как обычно сидела за письменным столом, выполняя своё задание по математике, и как только моя бабушка, слегка рассеянная, вошла в комнату, я тут же принялась симулировать неподдающийся контролю приступ кашля, услышав который, она подошла и похлопала меня по спине. Я согнулась пополам, закрыв лицо руками, и к ужасу бедной женщины извлекла «изнутри» мелкую ящерицу, уже успевшую пригреться на моей юбке. Столь ярко выраженным был испуг моей бабушки при виде этой твари, явно выскочившей из моих лёгких, что женщина села как бы упав, однако ж, спустя некоторое время она смеялась не меньше меня и сохранила на память маленького зверька, засушив того между страницами в книге. Стоит всё же понять, почему такая сильная женщина боялась правдиво рассказывать о моём прошлом. Мне как-то пришло в голову, что, несмотря на её вызывающую позу, с которой та встречала какую-либо договорённость, внушительного вида сеньора всё же никак не могла возвыситься над предрассудками своего социального класса. И чтобы защитить меня от неодобрительных взглядов общества, она тщательно скрывала наличие во мне китайской крови, скромное окружение моей матери и тот факт, что на самом-то деле я была внебрачным ребёнком. И вот, пожалуй, единственное, в чём я могу упрекнуть подлинного гения, которым и являлась моя бабушка.
В Европе я познакомилась с Матиасом Родригес де Санта Круз и дель Валье. Паулина относилась далеко не с уважением к тому, как поступила моя бабушка, сказав мне правду. И вместо того, чтобы представить человека как моего отца, она сказала, что он лишь очередной дядя, из тех многочисленных, которые, как правило, есть у любого чилийского ребёнка. Ведь на данный момент у всех родственников или друзей семьи уже наступил подходящий возраст, чтобы носить известный титул с определённым достоинством, отчего они автоматически становятся тётями или дядями – вот почему впредь я должна всегда обращаться к доброму Вильямсу дядя Фредерик. То, что Матиас был моим отцом, я узнала несколькими годами позже, когда он вернулся умирать, и сам мне об этом сказал. Человек не произвёл на меня запоминающегося впечатления, на вид был худым, бледным и добрым парнем; сидя, казался молодым, а вот при попытке пошевелиться выглядел куда старше. Ходил с тростью и вечно в сопровождении слуги, который, предугадывая желания, открывал двери, одевал тому пальто, зажигал сигареты, подавал стакан воды, хотя и находившийся на столе с его стороны, однако ж, усилие протянуть руку было для мужчины уже чрезмерным. Моя бабушка Паулина объяснила мне, что дядюшка страдал артритом, и пребывал в состоянии крайне болезненном, которое, в конце концов, превратило его в хрупкое, точно стекло, создание, и сказала, что мне, стало быть, придётся подходить к нему крайне тактично. Через несколько лет умерла и бабушка, так и не узнав, что её старший сын мучился не артритом, а сифилисом.
Крайнее изумление всей семьи дель Валье, когда моя бабушка приехала в Сантьяго, было поистине огромным. Отправившись из Буэнос-Айреса, мы пересекали Аргентину по суше, прежде чем добрались до Чили. По пути пришлось испытать на себе настоящий сафари, учитывая шедший из Европы объём багажа и ещё одиннадцать чемоданов со сделанными в Буэнос-Айресе покупками. Мы путешествовали в экипаже вместе с грузом, который тянула вереница вьючных животных, и в сопровождении возглавляемой дядей Фредериком вооружённой охраны. Ведь по обеим сторонам границы разгуливали разбойники, которые, к счастью, на нас не напали, и поэтому мы прибыли в Чили без всяких интересных подробностей, что, как правило, встречаются в рассказах о переходе через Анды. По дороге мы лишились няньки, которая влюбилась в аргентинца и предпочла остаться, а также и служанки, кого подорвал тиф, однако мой дядя Фредерик устроил всё так, что мы могли нанимать помощников по хозяйству на каждом этапе нашего странствования. Паулина решила устроиться в Сантьяго, другими словами, в самой столице, потому что, прожив порядочное время в Соединённых Штатах, пришла к выводу, что небольшой порт Вальпараисо, где выпало судьбою появиться на свет, останется лишь в её детстве. Вдобавок женщина уже привыкла быть подальше от своих домочадцев, и сама мысль постоянно видеть родственников и находиться у них на глазах - эта ужасная привычка любой многострадальной чилийской семьи - пугала её не на шутку. Однако и в Сантьяго женщина не была от них полностью свободна. В самом городе у неё ещё имелось несколько сестёр, состоящих в браке с «приличными людьми», как назывались между собой представители высшего класса, принимая во внимание тот факт, полагаю, что все остальные относились к категории «всякий сброд». Родной племянник Северо дель Валье, который на то время также жил в столице, появился в доме с женой, чтобы сразу же по прибытии нас поприветствовать. О первой встрече со всем семейством я храню более отчётливое воспоминание, нежели об отце, путешествующем по Европе, потому что люди приняли меня у себя с такой потрясающей любовью, что поначалу я даже испугалась. Самой заметной чертой в Северо была следующая: он, несмотря на лёгкую хромоту и трость, казался принцем, сошедшим с картинок в сказках – считанные разы я видела мужчину красивее, Нивея же блистала своим огромным округлым животом. В те времена воспроизводство потомства считалось неприличной темой для разговора, и среди буржуазии было принято запирать беременных жён дома. Она же не пыталась скрыть своего состояния, напротив, равнодушно выставляла напоказ произошедшее с ней изменение. На улице люди старались не смотреть на женщину, словно у той был какой-то изъян или же дама и вовсе ходила обнажённой. Я никогда не видела нечто подобное, и когда спросила, что же всё-таки произошло с этой сеньорой, бабушка Паулина объяснила мне, что бедняжка проглотила дыню. В отличие от своего статного мужа, Нивея походила на мышь, однако было достаточно поговорить с женщиной пару минут, чтобы в полной мере ощутить её очарование и огромную энергию.
Сантьяго был поистине красивым городом. Расположенный в плодородной долине и окружённый горами – тёмно-лиловыми летом и покрытыми снегом зимой – город был спокойным, торжественным и благоухающим как цветущими садами, так и конским навозом. В целом, у города был офранцуженный вид с вековыми деревьями, площадями, мавританскими фонтанами, воротами и различными проходами, который, несомненно, украшали и элегантно одетые женщины. Разумеется, присутствовали и изысканные магазины, где продавали утончённые товары, привезённые из Европы и стран Востока, а также аллеи и бульвары, предоставлявшие возможность богачам демонстрировать окружающим собственные экипажи и необыкновенных лошадей. По улицам, среди бродячих собак, гнездившихся на