Характерно, что наиболее сильный урон понесли правоэсеровские организации там, где они вступили в прямой вооруженный конфликт с большевиками. Представитель московских эсеров Ратнер, выступая на VIII Совете партии, отмечала, что «в Москве партии социалистов-революционеров пришлось вступить в активную вооруженную борьбу с большевизмом. В связи с этим она не могла не потерять популярность среди рабочих»616.
Представитель Северо-Западной области на VIII Совете партии Шаскольский говорил, что правоэсеровские «организации после Октябрьского переворота были сильно разбиты»617, а представитель Центральной области Котов констатировал «разрушение организаций социалистов-революционеров»618.
Делегат от Пермской организации Кожухов подчеркнул, что количество эсеровских организаций сократилось в два раза, причем такое резкое сокращение произошло после созыва Учредительного собрания619. Это показывает, насколько правы были большевики, считавшие нужным столкнуть массы лицом к лицу с Учредительным собранием.
За отсутствием данных невозможно установить численность партии правых эсеров (как, впрочем, и левых) и ее организаций летом 1918 г., но по сравнению с июлем 1917 г. она сократилась в несколько раз. Утрата политического доверия и, как следствие, потеря опоры и влияния в массах неизбежно вели ее к исчезновению с политической арены.
В центральных районах России эсеров в лучшем случае насчитывалось по нескольку сот в губернии. Однако на востоке страны, в Сибири и Поволжье, их было гораздо больше. Здесь они еще сохраняли влияние и представляли собой значительную силу, поскольку за их спиной стояли белогвардейцы. Они пользовались также поддержкой кулачества и зажиточного крестьянства, использовали колебания мелкобуржуазной массы. Весной 1918 г. в результате недовольства части населения продовольственной политикой Советской власти наблюдалось некоторое оживление эсеровских организаций, появление у них своеобразного «второго дыхания». Это и позволило правым, несмотря на общее ослабление партии, встать во главе «демократической контрреволюции».
Глава десятая
ИЮЛЬСКИЙ МЯТЕЖ И КРАХ ПАРТИИ ЛЕВЫХ ЭСЕРОВ
Брестский мир был очень сильным ударом по престижу левых эсеров. Доверие крестьян к партии, которая требовала продолжения войны и в этом вопросе оказалась в одном лагере с буржуазией и всеми контрреволюционерами, сильно пошатнулось. Однако в силу того, что левые эсеры не выступали пока против Советской власти и продолжали оставаться советской партией, они и после IV съезда Советов сохранили за собой в некоторых губерниях довольно значительную часть крестьянства. На 96 уездных съездах Советов 31 губернии, состоявшихся между IV и V Всероссийскими съездами Советов, левые эсеры составляли 24% делегатов, при этом на 19 съездах их было больше, чем большевиков, а на 31 съезде — не менее одной трети. В составе уездных Советов левым эсерам принадлежало 28% мест620. Значительные фракции имела эта партия и в некоторых губернских Советах. Более того, произошло даже некоторое увеличение левоэсеровских фракций в ряде Советов. В Костромском губернском Совете она выросла с 25 до 49%, в Тверском — с 16 до 31, в Саратовском — с 20 до 28, в Смоленском — с 9 до 20%621.
Увеличение численности левоэсеровских фракций было вызвано рядом обстоятельств. Во-первых, к этой партии все больше и больше примыкали буржуазные элементы, и если левые эсеры, с одной стороны, все резче расходились с большинством крестьянства, то, с другой — своим поведением они снискали себе симпатии буржуазии и кулаков. «…По мере того, как они (левые эсеры. — Авт.) отходили от народа, — говорил В. И. Ленин, — они все более начинали привлекать к себе симпатии буржуазии, надеявшейся их руками осуществить свои замыслы»622.
Во-вторых, за левых эсеров голосовала часть избирателей, чувствовавших себя оскорбленными Брестским миром. В-третьих, в известной степени сказывалась слабость некоторых большевистских организаций в деревне. Питерский рабочий — большевик В. Кокорев, например, говорил, что в Симбирской губернии весной 1918 г. «рабочие слишком увлеклись борьбой в городах, оставив деревню в распоряжении эсеровских кулаков»623. Летом 1918 г. в 30 губерниях европейской части Советской России было всего около 400 деревенских большевистских ячеек624. В-четвертых, немаловажное значение имело и то обстоятельство, что в июне 1918 г., после решения ВЦИК об исключении из Советов представителей правых эсеров и меньшевиков, левые эсеры стали единственной мелкобуржуазной партией, официально представленной в Советах.
Естественно, что теперь часть антисоветски настроенных элементов, не имея возможности голосовать за правых эсеров и меньшевиков, стала отдавать свои голоса левым эсерам. Именно так расценивали рост своей партии и некоторые левоэсеровские деятели. «Наша партия пухнет не потому, что наши принципы признаются верными, — говорил делегат III съезда левых эсеров Я. М. Фишман, — а потому, что к ней примыкают все недовольные большевистской политикой, как к единственной оставшейся советской партии»625.
Большевики расценивали увеличение левоэсеровских фракций как свидетельство дальнейшего отхода этой партии от революции и сближения ее с контрреволюционным лагерем. «Партия левых эсеров, — подчеркивали «Известия ВЦИК», — за последнее время переживает процесс некоторого внутреннего перерождения. Левые эсеры громко торжествуют по поводу «усиления» своей партии… Не забудем, что эсеровская партия — та старая, единая, в которой Камков и Мстиславский участвовали вместе с Черновым, Авксентьевым и Гоцем, — была погублена массовым притоком в ее ряды «мартовских эсеров» самого подозрительного свойства»626.
За этим усилением скрывались и разногласия внутри партии левых эсеров. У них не было единства по вопросу о политической линии после ратификации Брестского мира, и в частности в оценке выхода из состава Совета Народных Комиссаров. Сразу после IV Всероссийского съезда Советов видный деятель партии А. Устинов заявил, что он не считает возможным оставаться членом ЦК и редакции газеты «Знамя труда» ввиду «принципиального расхождения по вопросам выхода из состава Совнаркома, о партизанской войне на фронте, а также по вопросу об отношении ЦК партии к ратификации мирного договора»627. Вышел из партии член ВЦИК Бухарцев, указавший, что «раскол в партии левых эсеров существует, на это закрывать глаза нельзя. ЦК партии левых эсеров делал колоссальные ошибки, дошел до того, что теряет своих членов. Партия левых эсеров… стала совершенно сводиться на нет»628.
Вопрос об отношении к выходу из правительства был центральным на состоявшемся в Москве 17—25 апреля 1918 г. II съезде партии левых эсеров. На нем присутствовали 59 делегатов от 29 губерний, представлявшие 62 521 члена партии. Выступая на съезде, часть делегатов во главе со Спиридоновой пыталась доказать, что уход из Совнаркома был ошибкой. «Уходом от власти мы предали крестьянство, — говорила Спиридонова. — Выявление нашей революционной позиции в вопросе о войне не собрало нам массы: они остались за большевиками, которые, я утверждаю, не изменяют социальной революции, а только временно пригнулись вместе с народом, не имея в руках никаких сил и возможностей защищать целиком все наши революционные завоевания»629.
Колегаев считал, что левые эсеры могут лишь тактически расходиться с большевиками, и поэтому видел для партии только один выход: «Войти в центральную власть, идя вместе с большевиками во всех вопросах социальной революции, хотя бы и подчиняясь их большинству, когда мы являемся меньшинством в едином отряде революционного социализма». Если же партия левых эсеров этого не сделает, то «первое — трудовое крестьянство отойдет от нас. Второе — революция пройдет мимо нас»630.
Член ЦК Трутовский осудил ратификацию мирного договора, но в то же время высказался против ухода из Совнаркома. Он особо подчеркнул двусмысленность этого акта, поскольку в обстановке обостренной классовой борьбы не было места промежуточной, половинчатой политике. «Может быть, — говорил Трутовский, — один выход, цельный и договоренный: либо совместная работа с большевиками в центральной власти — для осуществления социальной революции… либо свергать большевиков, т.е. стать во главе контрреволюции»631.
Другая часть делегатов одобряла разрыв правительственного блока, считая, что их партия этим шагом развязала себе руки. Выход из правительства, говорил делегат Чижиков, позволяет «сконцентрировать все свои силы, чтобы быть в состоянии взять власть в свои руки»632. Съезд одобрил выход левых эсеров из СНК, однако это решение было принято большинством всего в пять голосов при пяти воздержавшихся. Недаром Спиридонова в своей речи сетовала: «…в нашей партии еще нет сплоченного ядра, той организационной силы, которая дает мощь партии»633, а старейший деятель партии Натансон отмечал недостаток центростремительных сил и избыток центробежных634.