Читать интересную книгу Корни и побеги (Изгой). Роман. Книга 3 - Макар Троичанин

- За проявленное мужество и героизм при ликвидации банды немецких прихвостней министр внутренних дел республики наградил шофёра центральной автобазы Васильева Владимира Ивановича боевым орденом Красной Звезды.

Вышел из-за стола, вручил советскую регалию растерявшемуся от неожиданно привалившего счастья американскому прихвостню немецкого производства, забывшему ответить по русскому уставу, и ещё раз удостоил пожатием руки. Потом вернулся за стол, нажал кнопку, и тотчас в дверях возник адъютант. «Проводи», - приказал начальник и плотно уселся за стол, давая понять, что церемония закончена, и пора лишним выметаться вон. Адъютант, ничего не объясняя, поскольку в этом здании такое не принято, негромко скомандовал: «За мной!», и троица удалилась, оставив в кабинете родственную пару.

Русская звезда жгла ладонь, и Владимир, идя за адъютантом по длинному коридору, испытывал нестерпимое желание выбросить её в первую же мусорную урну. «С другой стороны», - подумал он, остывая, – «это первая настоящая награда. И какая разница, кто наградил – немцы, американцы, русские? Главное - не за выслугу, а за конкретный личный подвиг, и пусть останется памятью».

Генеральский хлыщ завёл их в дежурку у входа, где навстречу из-за углового столика поднялся моложавый штатский очкарик в потрёпанном тёмном костюме и представился, не решаясь подать руку:

- Специальный корреспондент газеты «Советская Белоруссия» Картопляник.

- Принесёте мне на утверждение, - приказал корреспонденту цербер и удалился, оставив шофёра и его покровителя во власти хирурга с пишущим скальпелем.

- Генерал Кравченко в общих чертах обрисовал мне ваш подвиг, - обратился препаратор человеческих судеб к пациенту, - но хотелось бы получить более полную информацию.

И он начал задавать идиотские вопросы про тогдашнее самочувствие героя, не подозревая, что там всем владел страх. Не добившись ничего толком, начал свирепеть, и тогда в разваливающееся интервью вмешался свидетель. Он, не жалея красок, описал знаменательную битву на лесной дороге, почти вторую по значимости после Сталинградской, в которой с яркой силой проявились лучшие черты советского человека: оптимистическая самоотверженность, глубоко осознанный героизм, пролетарское бесстрашие, беззаветная преданность непобедимым и вдохновляющим идеям социализма и всенародный патриотизм, - позволившие простому шофёру без колебаний в одиночку вступить в неравную схватку с оголтелыми недобитками лесных оборотней с фашистскими лицами и одержать убедительную победу. Слушая бесстыдный панегирик себе, Владимир то краснел, то бледнел, пытаясь прервать бессовестное краснобайство Коробейникова и с горечью вспоминая осечку пистолета, приставленного к виску. И ещё он думал о том, что чем чаще упоминаются детали трагического события, тем скорее они теряют тождественность с фактами, и всё происшедшее приобретает иную окраску и смысл. Почти заполнивший блокнот, настырный писака дважды сфотографировал измученного воителя и пообещал скорую публикацию.

Когда, наконец, вышли на улицу, Владимир спросил:

- Твоя работа? – имея в виду награждение и корреспондента.

- Трепи, герой, - засмеялся Коробейников. – Такова ваша участь. Знаешь, как у нас, у русских: хочется, как лучше, а получается хуже некуда. Готовь магарыч: вечером приду. Не прогонишь?

- Не только не прогоню, но в наказание ночевать оставлю.

Коробейников снова засмеялся, соглашаясь с приятной перспективой.

- Тогда – до вечера.

Они пожали друг другу руки и разошлись.

- 9 –

Ему показалось, что он пробыл в белоколонном вертепе с чекистскими чертями целую вечность, а на самом деле прошло чуть более полутора часов, и можно было, если хорошенько поднажать, успеть обратно до обеда.

Так и получилось, но смысла не имело, поскольку Шендеровича по-прежнему не было, а спешащий на обед Поперечка и вовсе обрадовал: главмех заболел и неизвестно, когда будет, а ему, Васильеву, возить лесоматериалы с товарной станции на строящуюся ТЭЦ и быть под загрузку надлежит к часу. Сегодня по городу его подменяет другой, но завтра замены не будет.

- Зачем вызывали-то? – не удержался от любопытства.

- Да так, по пустякам, - разочаровал ускользающий от откровенности непонятный шофёр, - спрашивали про поездку в Гродно.

- И всё?

Владимир не ответил. У него оставалось ещё немного времени, чтобы забрать и отвезти домой радиоприёмник.

Окосевший до остекленения глаз Могильный, сидя за столом в каптёрке, замедленно перебирал бумаги, отправляя большую часть в мусорный ящик.

- Капут, - бодро сообщил он. – Завтра буду за рулём эмки. Засосать больше нечего, Авдей отключился и залёг у себя под столом, а мне уходить не хочется: привык. Ты как?

- Заявление накатал, но Филонов говорит, что не отпустят, пока не укажу, куда собрался переходить.

Счастливый несчастливец покачался на скрипящем стуле, обдумывая чужую ситуацию, и сделал-таки практичный вывод:

- Как Шендерович захочет, так и будет. – И совсем неожиданно посоветовал: - Я бы на твоём месте не рыпался: лучшей работы, чем здесь, не найдёшь. Чего пришёл-то?

- Ящик забрать.

- Давай помогу.

Они вдвоём, с постоянной опасностью, что уволенный начальник выронит бесценный груз, дотащили запакованный подарок до студебеккера и втиснули в кабину.

- Бывай, - в последний раз разрешил Могила и, не ожидая ответа, неестественно прямо пошагал доревизовывать архив.

Сергей Иванович вышел на звук мотора.

- Обедать?

- Нет, - отказался Владимир, - не успею: к часу должен быть на товарной станции. Если дадите с собой чего-нибудь, возьму.

- Кружку молока – только что принёс с базара – успеешь выпить со свежим хлебом. А я пока соберу.

- Вот, - открыл Владимир кабину, - привёз.

- Что это? – недоумевающее спросил Сергей Иванович.

- Радиоприёмник вам.

- Целая радиостанция, - удивился именинник размерам дара. – Он же, наверное, бешеных денег стоит?

- Чего их жалеть, - небрежно произнёс даритель, не испытавший ещё дефицита товарного эквивалента. – Сегодня – есть, завтра – нет, послезавтра – может, будут, а радио теперь всегда с нами. – Он взялся в одиночку выгружать громадину, удивляясь собственной резвости в Вильнюсе.

- Погоди, - остановил хозяин радиоприёмника, - не списывай старика до времени.

Не торопясь, они затащили и поставили радиоокно в мир на пол в комнате владельца.

- Вечером распакуем, - пообещал Владимир и заторопился на кухню.

Пока он, заглатывая молоко и давясь сырым липким хлебом, управлялся со скудным обедом, Сергей Иванович аккуратно завернул в чистую тряпицу всё тот же хлеб и две пластинки размягчившегося солёного сала с продольными коричневыми прожилками мяса.

- Доживёшь до вечера?

- Угу, - с плотно набитым ртом согласился Владимир, кое-как справился и, вынув из кармана 200 рублей, смущённо обратился к кормильцу:

- Сергей Иванович, я без вашего разрешения пригласил в гости того командира ястребков, ничего?

- Пусть приходит, - не раздумывая, разрешил хозяин, - примем по-холостяцки. Правильно сделал.

- Тогда возьмите деньги и купите что-нибудь, только не водки, лучше – коньяка: он, как и мы – не выпивоха.

- Совсем хорошо, - обрадовался Сергей Иванович. – Сашку позовём и устроим мальчишник. Всё сделаю, езжай.

Владимир успокоенно вздохнул, сел в машину и заспешил на станцию за пиломатериалами, не подозревая, что вечерний мальчишник не получится.

Рабочая половина дня была на удивление активной и кончилась быстро. Тем более что оказалась укороченной: работяги на станции, взвинченные предстоящим авансом, лихо закидывали в кузов доски и брус, подбадривая друг друга подначками пополам с матом, и на ТЭЦ тоже при разгрузке не задерживали. Но когда к 4-м часам приехала кассирша, производственный пыл станционных угас, и рабочий день закончился. Бригадир, тоже обрадованный деньгам, щедро удвоил Владимирову выработку, и тому ничего не оставалось, как только вернуться восвояси. Поперечка чуть не взвыл, увидев возвратившегося раньше времени обрыдлого подчинённого, навязанного бригаде по каким-то неясным личным причинам главмеха, но, когда рассмотрел привезённые в общий котёл тонно-километры, успокоился, только посоветовал не маячить на виду, а заняться машиной, что Владимир и сделал.

К шести уже подходил к дому. В нетерпении взбежал на крыльцо, вошёл в кухню и остановился, улыбаясь, увидев дружную пару.

- Хорошо выглядите!

У плиты, уставленной дымящимися и плюющимися кастрюлями и шипящими и шкворчащими жирными брызгами сковородами, колдовал боевой командир ястребков, опоясанный поверх формы цветастым фартуком. А у стола, засыпанного мукой, раскатывал упругое тесто в тончайший блин боевой партизанский комиссар, тоже в фартуке, но с более скромной расцветкой. Рядом с ним на двух стульях в противнях ровными рядами лежали малюсенькие вздувшиеся булочки. Сноровистые руки комиссара, обнажённые по локоть, нарезали из блина стаканом кругляши, в которые он прятал пряно пахнущий мясной фарш, защипывая булочку с одного бока. То и дело готовые изделия, как из автомата, пополняли ряды неизвестного русского продукта, и было хорошо и интересно наблюдать за его рождением.