нормально). Вот и получилось так, что новогоднюю ночь он встречал в пути и, благо что состав почти пустой, один в купе.
1 января 1994 года утром Тота прибыл на Казанский вокзал. Даже на вокзале людей совсем мало, а город вообще пустой. Холодно. Ветер. Колючий снег.
Вроде и провел Тота в столице немало лет, и знакомых и их телефонов и адресов аж два блокнота, а податься, оказывается, некуда. Будто прибыл в первый раз в незнакомый город.
Как обещал матери, по прибытии Тота первым делом стал искать переговорный пункт, чтобы позвонить в Грозный. Оказывается, в связи с праздником функционирует только центральный телеграф на Тверской.
Как назло, ни домашний, ни театральный номера не набираются. В Грозном к этому привыкли – перебои во всем.
Весь день Тота бродил по Тверской, через час-полтора повторяя заказ; уже очень устал и промерз до костей, но услышать мать очень хотел и услышал. Он думал, что её успокоит, но, как всегда, она его успокаивала, сообщила неожиданную новость:
– Тота, вчера принесли телеграмму от ректора. Поздравляет и просит срочно ему позвонить.
– Тота, срочно приезжай. – По голосу бывшего ректора Тота понял, что веселье в разгаре.
– А я в Москве. Сегодня прибыл.
– А номер телефона? Где остановился?
– Пока нигде.
В трубке тишина. Долгая пауза, покашливание, и после этого уже совсем изменившимся, серьезным тоном бывший ректор сказал:
– Немедленно приезжай ко мне.
Когда Тота прибыл к шефу, празднование Нового года продолжилось.
– Тота! – поднял рюмку бывший ректор. – Мы проиграли бой, но не сражение!.. Сегодня ночуешь здесь. А завтра всё решим.
Решили. Точнее, бывший ректор решил так:
– Слушай меня… После праздников я получаю кафедру, завкафедрой. Ты там доцент, параллельно поступаешь в докторантуру. Значит, у тебя работа, комната в общежитии и московская прописка.
– Так это всё у меня было и два года назад, – без обиды усмехнулся Тота.
– Но-но-но! Как сказал классик, шаг вперед – два шага назад, – и, перехватив взгляд Тоты, произнёс: – Ты на меня обижен?
– Конечно, нет.
– За квартиру небось обижен.
– Даже не думал, – улыбнулся Тота. – Я ведь маме в самом центре такую квартиру взял.
– М-да, – грустно вздохнул профессор, – ты так говоришь, будто эта квартира не в Грозном, а в Париже или хотя бы в Москве.
Они замолчали, задумались.
– Ничего, – сказал бывший ректор. – Я тебе помогу с докторской.
– А кому ныне нужны эти степени и вообще наука?!
– Нужны. Всегда нужны! Вот увидишь! – убеждал бывший ректор, и Болотаев вновь окунулся в изучение проблем экономической эффективности нефтяных месторождений России. Правда, теперь ему не надо было особо мотаться по бескрайним просторам Сибири. Эту работу теперь исполняли молодые аспиранты и дипломники, а Болотаев делал свод, анализ и готовил конструктивные предложения в виде научных статей для различных сборников и журналов, что в итоге должно было стать основой докторской диссертации, научным консультантом которой был бывший ректор, который, в свою очередь, словно отрабатывая какую-то повинность, с особым усердием помогал Болотаеву.
Это была жизнь ученого. В условиях России начала 90‐х – это почти что нищенское существование и такой же незавидный статус, словом, неудачник.
В прежние времена Болотаев и представить не мог такую унылую жизнь, без страсти и азарта. Да, видимо, побои в родном городе, особенно последние, вроде бы окончательно и бесповоротно вышибли из него всякую прыть и искру. Даже его шеф удивлен:
– Что-то с тобой случилось. Тота, я тебя не узнаю. Какой-то ты стал грустный, тихий.
– За маму волнуюсь. В Грозном всё хуже и хуже.
– Ну вывези ты её оттуда.
– Не едет. Ни в какую… Говорит, что там её дом и она обязана его украшать.
– М-да, – тяжело вздохнул профессор. – В такой ситуации одно спасение – наука!
– Кому она нужна?! – грустен голос доцента.
Однако, когда он в руки взял даже на вид очень солидную монографию «Эффективность нефтяных месторождений Западной Сибири», стало весьма и весьма приятно, и почувствовал он себя достойно, к тому же его фамилия была первой.
– Как-то неудобно, – сказал Болотаев шефу.
– Всё верно, – постановил бывший ректор. – По алфавиту вначале буква «Б», а потом «Н» – Никифоров. А если по-серьезному, то ты ни разу нюни не пустил и даже не упомянул об отобранной квартире, а тем более о трудах в торговом центре. Так что это маленькая компенсация. К тому же тебе докторскую защищать. – И после паузы: – Ты её матери пошли.
Так Тота и сделал, хотя и думал, что мать вряд ли поймет значение и тем более содержание книги. Однако реакция матери была неожиданной.
– Вот это дело! Вот это молодец! – говорила мать, а потом, после паузы, уже вполголоса: – Тота, пришла весточка: в старой квартире, что в микрорайоне, нас затопили… В общем, там я увидела этот допотопный чемодан. Той девушки.
Она замолчала, и Тота молчит, не знает, что сказать, и если бы мать спросила, что он там делает или зачем привёз, он бы стал говорить, что её отец чеченец и в её уголовном деле так и написано, что она по национальности чеченка, и только поэтому и так далее. Но мать после паузы также тихо и, как показалось Тоте, очень участливо поинтересовалась:
– Она ещё в тюрьме?
– Да, –