и ждала, когда спросят.
– Молодой граф с вами был? – не очень-то верилось Волкову.
Вовсе не похож наследник титула на того, кто вот так запросто будет по ночам сидеть с сестрой и пить вино.
– Нет, с младшим, с Дирком фон Гебенбургом.
Волков его, конечно, видел пару раз, то был мальчишка семнадцати лет, беспечный и наглый, как и положено избалованному младшему сыну графа. И, выслушав Элеонору, кавалер встал и повернулся к госпоже Ланге, навис над ней так, что ей пришлось запрокинуть голову, чтобы смотреть ему в глаза, а он спросил:
– А тут четыре бокала, кто же еще был с вами?
Рыжая красавица свои зеленые глаза скосила на Элеонору и не отвечает ему, кажется, так ей страшно, что дышит она часто и только носом. Волнуется.
– Господин мой, – Элеонора Августа встала и подошла к нему, взяла под руку, – то был друг брата моего, что гостит у него сейчас.
– Друг брата? – переспросил Волков, но на жену не смотрел, продолжая глядеть на госпожу Ланге.
– Муж мой, – волнуясь, говорила дочь графа, – поздно уже, не время расспросов, пойдемте в покои, спать я желаю.
– И то верно, пойдемте, – ответил он, беря лампу со стола.
А госпожа Ланге осталась сидеть за столом, как в оцепенении каком-то, только когда Волков выходил уже из залы, он на нее оборотился. Та смотрела ему вслед, и хоть и света было мало, но в лице ее он опять увидал страх.
Когда Волков лег, жена, разбудив служанку, разделась быстро и пришла к нему. И пришла, сняв с себя все одежды. Первый раз явилась совсем нагой. Легла рядом, чтобы касаться его, и спросила:
– Супруг мой, желаете ли брать меня сегодня?
– Нет, – ответил он. – Трое суток в седле, устал, и хворь донимает.
– Как досадно, – вздохнула жена.
А он ей не сказал более ничего. Врал кавалер: не донимала его уже хворь, усталость ушла, следа не оставив. Просто ярость клокотала в нем. Такая ярость, что хоть на поединок выходи, хоть за меч берись. Эта ярость не давала ему уснуть еще долго, даже когда супруга уже спала, он все думал и думал о том, что жена ему врала, в каждом своем слове врала. И что там, где звенели струны и лилось вино, вовсе не брат ее сидел с ней за столом.
Всякий раз, когда его корпорации в виде добычи доставались книги, сослуживцы несли их Волкову. Он хоть и молод был, но уже тогда понимал, что книги дорого стоят, только покупателя подождать придется. Он, конечно, отыщется, но не сразу. А у солдат времени на ожидание нет, девки и вино ждать не могут.
Вот Волков и покупал у товарищей книги, иногда и за бесценок. Порой и не хотел, но товарищи предлагали такую хорошую цену, что он соглашался отдать последние гроши, но книгу забирал. Тогда-то кавалер и стал понемногу читать. Одно время даже увлекся рыцарскими романами. Потом, правда, продал собранную коллекцию книготорговцу: простому солдату не так уж и легко таскать с собой книги. В ротных обозных телегах места и для нужных вещей всегда недоставало, а тут книги.
В общем, еще в молодости он уяснил из куртуазных романов, что ревнивые мужья всегда выглядят дураками. Да к тому же домашними деспотами, бессильными истериками, а как доходило до дела, так еще и трусами. Никогда, если у благородной дамы был муж, никогда он не показывался в романах достойным человеком, а всегда являлся посмешищем и ничтожеством. В лучшем случае трусливым, но хитрым подлецом.
Ни посмешищем, ни ничтожеством Волков быть не желал. А трусливым он и не был. Утром, как ему ни хотелось, как его ни разжигало, он не задал жене ни единого вопроса касательно вчерашней ночи. Он оставался вежлив и учтив, но не более.
А вот Элеонора Августа за завтраком была говорлива и внимательна к мужу так, как была только до свадьбы, на балу.
Бригитт Ланге тоже присутствовала за завтраком. Слушая свою все время болтающую жену, Волков то и дело бросал взгляд на рыжеволосую женщину. Та все время завтрака молчала, произнесла едва ли десяток слов. А когда он смотрел на нее, так отводила сразу глаза и глядела в тарелку.
Заканчивая завтрак, Волков сказал:
– Госпожа моя, полагаю, лучше будет для вас вернуться в поместье.
– Как пожелаете, мой супруг, – отвечала Элеонора Августа и кланялась с показным смирением. Волкову это было противно видеть, но он промолчал, только улыбался ей такой же притворной улыбкой. – Супруг мой, – произнесла она, – а вы разве со мной не поедете?
– Нет, отправлюсь в Мален, к тестю, он там, у меня к нему дело.
– Может, мне с вами поехать? – предложила жена.
– Нет, – твердо и уже без всяких улыбок возразил кавалер. – Езжайте в поместье, жена моя.
– Как пожелаете. – Элеонора Августа снова поклонилась.
Кавалер смотрел на эту не очень-то красивую женщину. Как хорошо бы сейчас просто подойти к ней, взять ее за горло и задушить. Он бы задушил ее левой рукой, рукой, которая после многих травм была слабее правой, душил бы левой, чтобы душить ее подольше. Чтобы не сразу умерла. Других чувств к этой женщине он сейчас не испытывал.
Но еще ночью, бесконечной ночью, лежа рядом с этой женщиной, он решил не горячиться. Сначала нужно было узнать правду, посоветоваться с епископом, а уже потом принимать решение.
А Бригитт, подруга Элеоноры, так и сидела, уткнувшись в тарелку и не произнося ни слова, словно это она в чем-то провинилась. Это еще больше укрепляло Волкова в его подозрениях.
«Обязательно нужно поговорить с епископом об этом. Если он даст добро на развод… Это было бы великолепно», – думал Волков. С каким удовольствием он вернул бы эту женщину ее спесивому братцу. Ах, как кавалер хотел бы поглядеть на его физиономию в тот момент. Или все-таки лучше ее…
– Думаю, что вам лучше ехать в поместье теперь, – сказал он, вставая из-за стола. – Велю собираться прямо сейчас.
Почти сразу после завтрака кавалер поспешил в Мален и уже после обеда был у графа и рассказал о том, что произошло.
Кажется, граф не верил своим ушам, он даже зажмуривался. Наверное, думал, что от этого нежеланный гость испарится, как наваждение. Он морщился, словно от боли, когда открывал глаза и видел кавалера все на том же месте, где тот и был.
– Друг мой, а вы понимаете, что после того, что вы рассказали, должно мне заточить вас в подвал? – наконец произнес он. – Затем сообщить о