Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А как выкрасть? — тихо спросил Небольсин.
— Это дело, барин, возможное. Выкрасть — пустяки, как вот потом укроешь ее? Не к кунакам же подаваться? — раздумчиво сказал Дормидонт.
— Только, ваше благородие Александр Николаевич, одно и есть — выкрасть, а упрятать тоже можно, — возбужденно сказал Савва. — Нам бы лишь за реку, за Терек, перейтить, а там, — он присвистнул, — легче легкого!
— Помолчал бы ты, разбойник, все тебе легко. А дело-то, сынок, не простое. Подумай, как ее украдешь?
— А очень просто. Нехай она с нами к реке пойдет, а из-за кустов чечены на конях кинутся… Ее на коня, меня по шее, вот и все. А там ищи ветра в поле!
— Молодец ты, Саввушка, правильно рассчитал. Я и сам так надумал сделать. Выкрадем Нюшу, когда будете на казачьей линии, по станицам идти.
— Значит, взаправду уходим? — спросил Дормидонт.
— Да, только не скоро, наверное, недели через две-три. Я тоже уезжаю, в Тифлис еду.
— Наслышаны мы и об этом, батюшка, очень это Нюшу огорчило. Потому и послала нас к вам. Пускай, говорит, едет, а я жить без него не буду…
— Глупости… Скажи ей, Дормидонт, что я все обдумал, пусть будет спокойна. Дальше Екатериноградской мы ей уехать не дадим. Ты, Саввушка, зайди ко мне денька через три, я тебе подробно расскажу, что станем делать.
— Вот это по-моему, вот это добре, а то что сестрице Нюше слезы лить да об петле думать, — обрадовался Савва.
— Чистый абрек, навроде чеченов, прости господи, — любуясь сыном, проговорил Дормидонт. — Ему бы только ружье да шашку!
— А что ж, тятя, разве лучше соха да онучи? Нехай пять лет да свои, чем пятьдесят — да все крепостные!
— Молчи, дурак, — оборвал его Дормидонт, опасливо поглядывая на Небольсина.
— Правильно говорит Савва, — сказал Небольсин, — жизнь в рабах — тяжелая, ужасная жизнь, и пора покончить с нею!
— Дай вам бог здоровья, батюшка барин, за ваши добрые слова, — вздохнул Дормидонт, — есть и среди бар хорошие люди, только не дал им господь помочь хрестьянам! Раздавили, сказывают, царские войска хороших людей, в Сибирь да на каторгу послал их Миколай Павлыч…
— И на виселицу, — тихо проговорил Небольсин.
— Вот видишь, тятя, а ты говоришь — терпи… Дождешься, пока самого в кандалы да в железа закуют. Я, батюшка Александр Николаич, так думаю, помогу вам Нюшку выкрасть, а сам сбегу… Не хочу я в Россию возвращаться…
— А чего ж делать станешь? — с любопытством спросил Дормидонт.
— В казаки пойду или к чеченам подамся!
— Фу ты, басурман, скажешь тоже, к нехристям гололобым, — всплеснул руками Дормидонт.
Небольсин, услыша скрип открываемой калитки, предостерегающе поднял руку. Через окно было слышно, как кто-то окликнул сидевшего у калитки Сеню.
Небольсин узнал Петушкова.
— Никак нет. Они в крепости. Обещались часам к десяти вернуться, — бойко соврал Сеня.
— Та-ак… Ты, любезный, скажи поручику, что я сегодня снова зайду. Дело, передай, имею.
— Вот и об нем, об их благородии, Нюша велела сказать, — тихо заговорил Дормидонт.
— «Благо-родие», — презрительно проткнул Савва, — вы не серчайте, батюшка Александр Николаевич, а такой дрянной человек этот подпоручик, что и слов найти сразу не соберешься.
— Ты помалкивай, Савва, уж в который раз тебе говорю, — остановил его отец, — молод еще людей хаять, а что насчет их благородия Петушкова, это точно… гнилой как есть барин, навроде ореха с червоточиной… — И, пригнувшись к Небольсину, Дормидонт рассказал ему про донос Петушкова.
— Нюша просила вас остерегаться его. Расскажите, говорит, барину все, что было, нехай знает, какой у него дружок.
— Значит, князь не поверил? — что-то обдумывая, спросил Небольсин.
— Не поверил, да ведь окромя Петушкова, никто про вас да про Нюшу не знает, а он, как увидел, что князь ему не верит, перепужался страсть как и давай отбой бить, я, мол, вроде ошибся, темно было, лица не разглядел…
— Князь ничего не сказал Нюше?
— Смеялся дюже, дураком и подлецом называл Петушкова.
— А что Нюша?
— Что? Ахтерка, умеет чего надо показать, как на тиатре, — засмеялся Савва.
Спустя полчаса Дормидонт с Саввой тихо вышли из хаты.
— Берегите Нюшу. Расскажите ей все, что мы надумали. А за Тереком сделаем все так, как решили.
— Спасибо тебе, барин, — низко поклонился Небольсину Дормидонт.
— Мы побережем сестру, а ты, барин, не обижай ее, как вместе жить станете, — сурово сказал Савва.
Небольсин остался один.
Новость, принесенная родными Нюши, разбередила его душу. Поручик не боялся за девушку. Пока он был рядом, возле нее, он сумел бы защитить ее.
— Хватило бы только у нее сил еще немного вынести этот ад, — прошептал Небольсин.
— Александр Николаевич, прикажете засветить огоньку? — входя в комнату, спросил Сеня.
— Зажигай.
— А я гостя от вас отвадил. Подпоручик Петушков приходил. Обещался снова зайти, так как прикажете, Александр Николаевич, допустить его до вас или спать ляжете?
— Пусти, я поздно лягу.
— А что, Александр Николаевич, правду балакают в слободке, будто скоро отселе все, окромя служилых, за Терек уйдут?
— Правда!
— Ох и скучно тут станет тогда, Александр Николаевич! Теперь и то бывает, хочь волком вой от скуки, а какая тогда тоска будет! Хорошо, что мы, спасибо генералу, в Типлис отселе поедем.
— Да и там, Сеня, особенного веселья не будет, — остановил его Небольсин, — город хоть и большой, да азиатский.
— Что вы, Александр Николаевич, армяне говорят — ба-альшой город, и дома кирпичные, в три этажа есть, а улицы мощеные, и русских полно, ля фам и ле вин боку[78], насчет веселья — все есть: и тиатер, и балаганы, и солдатские праздники с каруселями. Опять же христианская сторона, грузины все православные, нашей веры, церкви есть. Разве ж сравнить с этой дырой, прах ее возьми.
— Ну, в сравнении с Внезапной Тифлис, конечно, столица, все равно, как Москва с деревней.
— Вот-вот, я об этом и говорю, — обрадовался Сеня. — Поживем там, Александр Николаевич, годика три, а потом получите вы полковника, и тогда назад, в Москву, или в Питербург, а там и жену молодую, княжну какую-нибудь возьмете.
Небольсин смеялся, слушая болтовню Сени.
— Уже нашел, Сеня, свою княжну.
Сеня поднял голову:
— Неужели…
Но Небольсин, остановив его движением руки, проговорил:
— Я с тобой после поговорю об этом, а теперь иди открывай дверь, к нам, кажется, снова идет подпоручик!
Действительно, в калитку негромко стучал Петушков.
— Здравствуйте, Александр Николаевич, — входя в комнату и вешая фуражку на гвоздь, небрежно сказал Петушков.
— Здравствуй, — коротко ответил Небольсин.
— Заходил к тебе давеча, не застал. Был в крепости? Что нового? — не замечая холодного приема, продолжал Петушков.
— Все, как и раньше. А что у тебя, Петушков, как идет твоя жизнь?
— Да вроде по-старому, хотя и есть изменения… Видишь ли, — усаживаясь у стола, развязно начал подпоручик, — наконец боги вняли моим увещеваниям, и я, благодаря аллаха, покидаю сию отвратительную крепость.
— Да-а? — протянул Небольсин. — И куда же направляешь стопы?
— Недалече, но во всяком случае в город. В Кизляр. И ухожу с повышением в чине, — соврал Петушков.
— Что ж, третья звездочка сделает тебя совершенным Аполлоном, — серьезно сказал Небольсин.
— Конечно, — согласился подпоручик, — и жалование, и рацион, и прогоны, все уже будет по чину. Так вот я потому-то и зашел к тебе, Небольсин, что, памятуя о долге, о тех восьми червонцах, кои я у тебя позаимствовал… К сожалению, уезжая столь неожиданно, — забывая о только что сказанном, продолжал Петушков, — не смогу тебе, друг любезный, вернуть их, но укажи мне твой адрес, и при первой же почте переведу сей долг.
— Адреса пока не ведаю, так как не предполагаю оставаться в Тифлисе…
— Что ты, что ты, душенька. Надо пользоваться расположением главнокомандующего и, пока он еще в силе, укрепиться в Тифлисе.
— В какую часть переводишься? — перебил Небольсин, которому был неприятен и сам Петушков и его разговоры.
Подпоручик запнулся и с деланным смехом воскликнул:
— Представь, в провиантские офицеры иду… Ну, как сам понимаешь, чести мало, а… денег много, как поется у Моцарта.
— Да, чести действительно мало, хотя и к чему она тебе! — с нескрываемым презрением сказал Небольсин.
— То есть, как это «к чему»? У всякого офицера и дворянина она обязана быть, — обиделся Петушков.
— Мало что «обязана быть», да ведь не у каждого ж она есть, — барабаня по столу пальцами, ответил Небольсин.
Петушков опешил. «Видно, что-то знает», — нерешительно глянув на поручика, подумал он.
- Улпан ее имя - Габит Мусрепов - Историческая проза
- Чингисхан. Пенталогия (ЛП) - Конн Иггульден - Историческая проза
- Победа. Книга 3 - Александр Чаковский - Историческая проза