Читать интересную книгу Буйный Терек. Книга 1 - Хаджи-Мурат Мугуев

Мюриды, во главе с Гази-Магомедом уже закончившие намаз, молча, недвижно и торжественно стояли на своих местах, спокойно и уверенно глядя на молодое, веселое солнце, выкатившееся из-за гор и озарившее всеми красками радуги окружавшие аул скалы.

Совещание началось часов около десяти. На площади возле мечети уже собрался весь аул. Здесь были даже женщины, группой теснившиеся в стороне. Крыши близлежащих саклей были заполнены старухами и детьми. Все обитатели аула хотели присутствовать на совете стариков и суде над муллой и глупым елисуйским беком. Предстоящий суд вызвал ожесточенные долгие споры между аульчанами. Никто из них никогда еще не слышал о чем-нибудь подобном. Некоторых, особенно женщин, пугала даже сама мысль, что мулла или хан может быть наказан.

Шум стих, как только на площади показались старики, Гази-Магомед, Шамиль и мюриды.

— Братья, правоверные! — громко сказал Шамиль. — Сегодня на джамаате мы совместно со всеми жителями аула должны решить два вопроса. Первый — как быть с долгами, как бедным людям расплатиться с ростовщиками, за большие проценты снабдившими их деньгами, зерном или хлебом; и второй — как поступить с преступником, поднявшим руку на гостя жителей аула Каракай имама Гази-Магомеда. Будьте смелы и честны. То, что мы делаем, — во имя аллаха, и то, как решите вы, сегодня же разбежится по сторонам. И в нижних, и в верхних аулах, и в Кумухе, и в Чечне, и в Дербенте — всюду будут знать люди о нашем решении, и потому мы должны отбросить все дурные и злые помыслы и с чистым сердцем, отрешившись от личных дел и корысти, решать эти дела. Помните, что за нами следят тысячи глаз и от нашей правоты и чести зависит успех дела шариата и уважение к имаму и его последователям. Поклянемся же на коране в том, что наше сердце, ум и язык будут свободны и чисты от лжи, зла и коварства!

И он, подняв над головой руку с раскрытым кораном, громко и внятно прочел короткую молитву, слова которой твердо и раздельно повторил весь джамаат.

Когда слова молитвы стихли, поднялся один из стариков и громко произнес:

— Начнем суд, правоверные! Все, у кого есть долговые расписки, кто недоволен расчетами с должниками, пусть обращаются к нам.

Все молчали, нерешительно перешептываясь. И вдруг, раздвигая толпу, вышел старшина.

— Можно мне, уважаемые? — кланяясь старикам, спросил он. — Вот что я решил, правоверные, — обратился он к аульчанам. — Корысть и нажива бывают часто сильнее справедливости. Человек подвержен греху, и если его не поправить вовремя, то грех и соблазн одолеют душу. До вчерашнего дня я сам был во власти дурных помыслов, насылаемых шайтаном на человека. Я думал, что почести и золото главное в нашей жизни, но твое появление у нас, о святой человек, твои слова и учение очистили мою душу, сняли они грязь и копоть с моего ума. Я понял, что, гоняясь за деньгами, мы все дальше уходим от аллаха. И я решил… — Подняв высоко голову и оглядывая изумленных жителей, не ожидавших таких речей от известного на весь округ скупого и расчетливого лихоимца, он выкрикнул: — Вот они, ваши расписки и зарубки о долгах! Всем, кто уплатил мне по сей день долги, я прощаю проценты, тех же, кто еще должен, прошу вернуть в срок взятое без всяких начислений. Я мусульманин и радуюсь тому, что имам напомнил нам, заблудившимся в лесу корысти, о словах и заветах пророка, — кланяясь низко народу, закончил старшина и, беря у подошедшего к нему сына расписки и бирки с отметками, положил их на землю. — Сожгите это зло во имя аллаха! — смиренно отходя в толпу, сказал он.

— Хитер, собака!.. Этот, как змея, и скользит, и вьется, и норовит уползти в тень, — тихо шепнул Нур-Али Шамилю, внимательно и с интересом слушавшему старшину.

— Ничего! Мы вырвем у нее зубы, — еле слышно ответил Шамиль.

— Что скажете, старики, и вы, правоверные, по этому поводу? — спросил Гази-Магомед.

Толпа, среди которой было немало должников старшины, обрадовавшихся неожиданной доброте последнего, заговорила.

— Что ж, это хорошо! Доброе дело говорит Абу-Рахман, мы только можем поблагодарить его за это! Да благословит его аллах за хорошее дело! — выкрикнул кто-то из близких старшины.

Гази-Магомед посмотрел на стариков, но и они удовлетворенно закивали.

— Истинные, достойные хорошего мусульманина слова сказал Абу-Рахман-эфенди, — проговорил один из стариков.

— И мы только скажем ему спасибо. Всегда помни этот день и будь хорошим человеком для всех, — добавил второй, обращаясь к старшине.

Толпа снова одобрительно зашумела, благодаря старшину.

— Но чтобы он был и в дальнейшем хорошим человеком и настоящим мусульманином, мы обязаны отвести его подальше от греха, так, чтобы соблазны не мучили его, — сказал Гази-Магомед. — Каким же образом мы можем сделать это? Простым. Выбрав на его место старшиной другого, бедного и не подверженного соблазнам человека.

Хохот прервал эти слова.

— Пусть Абу-Рахман-эфенди продолжает на досуге размышлять о боге, о коране и о том, что сказал пророк. Мирские дела, торговля, ростовщичество и власть уже не будут мешать ему заниматься спасением души. Поэтому я думаю, что сейчас на место спасающего свою душу Абу-Рахмана вам надо выбрать другого старшину! — закончил Гази-Магомед.

Старшина даже переменился в лице: секунду-другую он озадаченно озирался по сторонам, но вдруг рассмеялся и, выбравшись из толпы вперед, поклонился.

— О имам, поистине ты святой и всеведущий человек! Ведь ты прочел мои мысли, я только что хотел просить сменить меня. Ты святой человек, о Гази-Магомед! — поклонился он еще ниже.

— Умен, собака, и потому еще опасней для нашего дела, — сумрачно проговорил Шамиль.

— Ну что ж, если ты и сам просишь об этом, Абу-Рахман-эфенди, мы не можем не считаться с тобой. Как вы думаете, братья? — спросил Гази-Магомед.

— Что ж, он хоть и неважный был старшина, трудно было с ним, но аллах, как видно, открыл ему глаза. Пусть отдохнет, пока другой будет трудиться на его месте! — послышались голоса.

— Значит, ты, Абу-Рахман, уже больше не старшина. Надо, братья, выбирать другого, — сказал Гази-Магомед.

— Кого же? — спросил один из стариков.

— Мухтара! — выкрикнул кто-то.

— Нет, лучше Иссу! Он умеет ладить с людьми, — предложил Старшина.

— Иссу нельзя. Он ладит только с теми, у кого есть буза и много денег, — возразил кто-то из толпы.

— Да к тому же он твой родственник, Абу-Рахман! Дай уж нам отдохнуть от тебя и твоей родни! — насмешливо сказал Нур-Али.

И вдруг почти все, и старики, и молодежь, словно впервые увидев его, громко закричали:

— Нур-Али! Выбираем Нур-Али в старшины! Чего уж там, лучше его не найти!

Нур-Али озадаченно смотрел на кричащих.

— Его! Выберем Нур-Али! — закричали и те, кто стоял в конце площади, и даже женщины, сидевшие на крышах, закивали головами.

— Ну что ж, Нур-Али, народ делает правильный выбор. Благодари его за честь! — сказал Гази-Магомед.

Смущенный Нур-Али низко поклонился народу.

— Спасибо! С помощью аллаха и вашей, братья, я буду помогать делу шариата!

— Возьми, Нур-Али, мухур старшины у Абу-Рахмана и веди дело так, чтобы люди благодарили и уважали тебя! — сказал Гази-Магомед.

И Нур-Али взял у бывшего старшины аульскую печать.

— А теперь ведите сюда арестованных! — приказал Шамиль. Головы всех присутствующих повернулись в сторону арестной ямы, откуда караульные выводили муллу и племянника елисуйского бека.

Арестованных поставили в центре площади. Головы их были непокрыты, руки связаны за спиной.

Елисуйский бек стоял неподвижно, и только его злые глаза с беспокойством и плохо скрытой ненавистью озирали людей.

На лице муллы было написано смирение и скорбь за людей, незаслуженно обидевших его. Он переступал с ноги на ногу, благожелательным, добрым взглядом окидывая людей.

— Начнем с тебя, мулла! — сказал Шамиль. — Объясни народу и старикам, куда ты намеревался, бежать, что увозил с собой и почему.

— Я не хотел зла никому, аллах свидетель, я лишь думал съездить к своим родным в Ашильты.

— Зачем же ночью? — спросил Шамиль.

— Разве закон запрещает кому-нибудь ездить по ночам? Каждый сам избирает время для поездки! — смиренно сказал мулла.

— Но у тебя нашли много денег, расписок и палок с зарубками и отметками твоих должников. Зачем же ты все это увозил в Ашильты?

— Я не хотел, чтобы мои кровные деньги, заработанные трудом и потом, пропали. Я не считаю вас вправе лишать меня и мою семью достатка. Это похоже на грабеж! И аллах, который все видит, рассудит нас и, возможно, очень скоро!

По толпе пробежал шумок. Старики переглянулись.

— Не тебе говорить о грабеже, нечестивец! Первый грабитель и вор — это ты сам. Это ты грабил, обирал народ в течение многих лет. Это ты отдавал в рост абазы[76], чтобы взять за них рубли. Это ты, разбойник, снабжал голодных людей зерном, для того, чтобы потом за одну меру брать четыре! Это из-за тебя, грязная свинья, оборванные и голодные дети твоих должников не могут ни разу в жизни поесть досыта! — возмущенно и грозно закричал Шамиль.