– А ты уверена, что имеешь право называть меня мамой?
– А что, нет? Хотя, да, ты права. Мамой тебя можно назвать с натяжкой, – забавно, но я только сейчас поняла, что у меня не просто изменился голос. Из меня так и прет яд. – Ты отвратительная мать. Хочешь раскрою тебе тайну? Не хочешь, а я все равно раскрою. Когда я была в том «концлагере», как то заведение по красивому называлось? – молчит. – В общем, когда я там была, все время я мечтала только об одном. Страшно признаться, но я всегда представляла вас с папой нищими и бесправными. Правду говорят, мечты сбываются.
– Ты зачем сюда пришла?
– Совесть съедала, что не интересуюсь судьбой родителей. Как думаешь, мне гореть в аду?
– Безусловно.
– Думаешь, там встретимся с тобой?
– Это вряд ли. Ты будешь пониже уровнем со своим сантехником.
– Ну все правильно, – как ни в чем не бывало произношу я. – Я буду на первом этаже с моим сантехником и нам будет проще всего выйти первыми оттуда, так как ближе к выходу. А вам долго придется выбираться с папой с последнего, – громко вздыхаю. Либо в меня вселился дьявол, либо во мне проснулась давно спящая… сука. – Ты когда-нибудь думала о том, что с пеленок отравляла мне жизнь? Что ты сделала для меня хорошего?
– Пошла вон отсюда.
– Обязательно. Аура была всегда здесь плохой. Кстати, о моем сантехнике, – ну гулять, так гулять. – У нас через месяц свадьба, приглашаю тебя, ну и если папу выпустят, то, конечно, вас вместе. Но при условии, что не будете буянить. Будем налаживать семейные отношения.
– Ты головой тронулась? – вот теперь, судя по лицу мамы, она конкретно возмущена.
– Ну разве что чуть-чуть. Любовь она такая. Как бы сказал мой Демьян, «шандарахнуло конкретно». Ты знаешь, это даже очень интересно. Мы теперь равны. Ты не сможешь навредить мне, потому что нет возможностей. Ну не прелесть ли?
– Я смотрю, общение с сантехником не пошло тебе на пользу.
– Очень даже пошло. Я семь месяцев живу в оазисе. Делаю, что хочу, живу как хочу. Никто меня не унижает, не угрожает, не заставляет. Кстати, знаешь, в чем наша с тобой принципиальная разница? Я все же – неплохой человек. Как бы наши отношения ни сложились, я в отличие от вас с папой, портить вам жизнь и добивать вас не намерена. Не знаю, насколько плохо у вас с деньгами и есть ли хоть что-то на простую жизнь, в общем, вы всегда можешь пожить в моей квартире. Я там все равно сейчас не живу. Ты позвони мне, если понадобится. И да, если когда-нибудь захочешь общаться на равных, уважая меня – тоже звони. Я готова пойти навстречу. Может, лет так через пять я познакомлю вас с вашими внуками, дружной семьей мы вряд ли станем, но, возможно, контакт наладим. Думаю, ты как умная женщина поняла. Передавай папе привет, будем надеяться на условный срок. До свидания, мама.
М-да… шла сюда совесть успокоить, а чувство такое словно выиграла сто миллионов долларов. На радостях сажусь к Цареву в машину и с каким-то бешеным напором целую его в губы.
– Ой-ой, полегче, ты мне зубы выбьешь.
– Тебе и без зубов будет хорошо.
– Ну спасибо, дорогая.
– Всегда пожалуйста. Я оказывается такая… сука.
– В смысле?
– Я такого маме наговорила. Все, что думала и хотелось. Это ужасно, потому что ей сейчас плохо. Но знаешь, что самое ужасное?
– Что?
– Что я не чувствую себя виноватой. Я – сука, – пожимаю плечами, при этом улыбка не сходит с моего лица. – И мне сейчас очень хорошо. Я не знаю, как это объяснить, но это так. Знаешь что?
– Оу?
– Я шампанского хочу.
– Ну погодь до вечера. У меня ж есть такой сюрприз.
– Точно. Я уже и забыла. Ну тогда поехали.
***
Как он там говорил, предчувствие нехорошее? О да, оно появилось во всей красе, когда мы припарковались у тату салона.
– Не паникуй. Маленькая настоящая татуировка, которую никто и не заметит. Тут все стерильно. Все сертификаты имеются. При нас все распакуют и ничем не заразят. Собакой твоей клянусь.
– Демьян…
– Тебе понравится.
– Не думаю.
– Членом своим клянусь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
– Эм… ты серьезно?!
– Да. В конце концов, всегда можно удалить.
– Татуировку – да. А вот с членом ты как-то мне все же больше нравишься. Будет обидно его лишиться. Тебе так не кажется?
– Да, с вялой писькой будет житься печально. Но я уверен, что тату тебе понравится.
– Демьян…
– Не ной. Поднимай жопку и пошли.
Царев, как только мы пришли в салон, зачем-то закрыл мне глаза повязкой. В этот раз было страшнее, ибо это не сотрется водой, да и в крови не гуляет алкоголь, как тогда. Да и ощущения сейчас – болезненные. Немного отлегло, когда я поняла, что татуировка и вправду небольшая, судя по тому, что мне что-то набивают сбоку на указательном пальце.
– А когда можно будет посмотреть?
– Когда мы отсюда выйдем. А то ты разнесешь в пух и прах все.
– Демьян!
– Не ной.
Замолкаю от его «не ной». И молчу ровно до тех пор, пока мы не оказываемся в машине.
– Ну, может, развяжешь?
– Уже.
С непривычки от яркого света немного ослепляет. И только спустя несколько секунд, сфокусировав взгляд, я понимаю, что у меня на пальце татуировка в виде якоря. Не сказать, что она вызывает у меня восторг, но и желания немедленно ее стереть – нет. Хотя, надо признать, если бы она была уродской, я бы все равно не показала это Демьяну. И дело, конечно же, не в его клятве. Как только я хочу сказать, что она очень даже ничего, Царев поддевает мой указательный палец и скрепляет его со своим, на котором точно так же красуется свежая татуировка. Это, мягко говоря, неожиданно. И очень, очень приятно.
– Больше не будет таких розовых соплей. Собакой твоей клянусь. Но мне это показалось прикольным – якорь цепляется за якорь.
– Ну раз собакой клянешься, а не членом, значит будут еще. Я за такие розовые сопельки. Мне нравится. Это классно.
– Конечно, классно. У меня не будет вялой пи…, – прикладываю палец к губам Демьяна. – Ну вот зачем ты сейчас это делаешь?
– Чтобы испортить розовый момент. Так, ладно, гоу в парк.
– Зачем?
– Выгулять тебя надо, а то больно бледная.
Выгулял, так выгулял – первое, что пришло на ум, когда ноги уже стали гудеть от усталости. Однако, все равно хорошо, вот так просто пройтись по парку, заодно и поесть сахарной ваты.
– Наконец-то, – чуть ли не со стоном произносит Царев, как только нам на глаза попадается свободная скамейка.
И это при том, что забрались мы в откровенную глушь, где, кажется, никого нет поблизости. Усаживаемся на скамейку и синхронно протягиваем ноги со стоном.
– Лен, ты в детстве хотела стать Царевной?
– Конечно, все девочки мечтают о таком.
– Ну, я на правах царя, могу тебе помочь, – видимо, от усталости мой мозг не способен воспринимать то, что говорит Демьян. Чувствую себя тупицей. – Витамины надо будет тебе купить, – бурчит себе под нос Царев, доставая из кармана бархатную коробочку. – Царевой будешь?
– Ты… ты что, мне замуж предлагаешь?
– Ну ты тормоз, Лена, – закатывает глаза.
– Конечно, буду. В смысле буду Царевой, – левая ладонь самопроизвольно вспорхнула вверх.
– Вообще-то на правую одевают.
– Вообще-то надевают, но пусть будет так. На тебе правую, – протягиваю другую руку.
Вот уж чего я не ждала, так это в один день такого фейерверка. Татуировка и кольцо! Это же мне не снится?!
– А ты только роспись предлагаешь или платье тоже можно? И в тесном семейной кругу? Я бы твоего дедушку пригласила, Милу, Даню и… а у меня получается и нет никого больше. Тогда зачем платье? Свадьба? Для троих это странно устраивать. Правда, каравай хотелось укусить… как у всех, по нормальному.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
– Ой, прям проблема. Для массовки могу позвать нескольких друзей с их клушами. Женами в смысле. А ты куриц с работы, пусть обзавидуются, что у тебя такой мужик. Да и бабкой тебя перестанут звать.
– Мм… звучит заманчиво.