– Да, конечно. А твой дядя, он не поверил?
– Все твердили, что я была не в себе. Доктор Сэлкотт объяснил, что от сильного удара по голове я сразу потеряла сознание. Но я не потеряла. Не потеряла! – настойчиво повторила она. – Так как не оказалось никаких доказательств, они даже слушать ничего не хотели о том, другом человеке. Они вообще не хотели об этом говорить, лишь благодарили Бога, что я чудом осталась жива. Но за что мне это спасение – ведь я знаю, что виновата во всем, я знала… я должна была остановить их.
Ник молчал, не в силах утешить ее. Он чувствовал, какое тяжкое бремя вины и ответственности возложила она на себя, и понимал, что излечить от горечи самоосуждения способны только время и приходящая с годами жизненная мудрость. А сейчас можно лишь удивляться, что ей удалось преодолеть ужас пережитого и довериться ему.
Какое страшное потрясение – видеть мертвую сестру – растерзанную и изнасилованную, слышать чей-то дьявольский голос, спокойно предлагавший добить ее. И после этого ее не выслушали, ей не верили, просили обо всем забыть! Вот в чем причина преследовавших Сару кошмаров. Конечно, родственники и друзья хотели ей добра, а вместо этого обрекли на неизбывные муки.
Сара вздохнула, напряжение постепенно спадало.
– Вы правы, мне действительно легче. Как вы догадались, что станет лучше, если я расскажу вам?
– У всех есть свои кошмары, Сара.
– Да, – прошептала она. – Даже у вас. Ник взглянул ей в глаза, еще не осознав, насколько поражен этими словами. Казалось, она смотрит ему прямо в душу, легко отверзая врата, которые он считал наглухо замкнутыми. Перед мысленным взором пронеслась вереница образов друзей и врагов. События, которые свершились, и мечты, которые не сбылись. Вослед исчезающему одиночеству он прошептал, почти касаясь ее губами:
– Больше нет.
Поцелуй был нежен и легок, он ни к чему не обязывал, но она с такой страстью рванулась навстречу, что в его глазах моментально вспыхнуло желание.
– Сара, мы должны остановиться. Ты еще не готова…
Внезапно охрипший голос Ника в противоречивом сочетании с решительностью его отстраняющего движения подсказали Саре, что на этот раз ей самой придется принимать решение. Теперь только от нее зависело, как сложится их будущая жизнь.
Внезапно мелькнула мысль, что, возможно, ей придется дорого заплатить, если их отношения изменятся. Ведь он любит другую женщину, и ей никогда не занять место Мэриан в его сердце. Но она любила его всем своим существом, сердцем, умом, душой. Выбора у нее не было.
– Не готова? – спросила она, смущенно улыбнувшись. – Но… Одно я знаю точно, Ник: я не хочу, чтобы вы уходили.
– Я и не собирался уходить. Теперь ты каждую ночь будешь со мной. – И тихо добавил: – Однажды ночью, когда ты доверишься мне, я снова буду ласкать тебя так, как сегодня днем.
– Эти обязательства, которые мы добровольно…
– Нет. Будь они прокляты!
От неожиданности она едва не вскрикнула, широко раскрыв глаза. Искаженное яростью, его лицо потемнело. Он выглядел как дикарь, с которого в один миг сошел лоск светского воспитания.
Страх, исконный женский страх парализовал и в то же время заворожил ее.
– Я не желаю знать никаких чертовых обязательств, – вырвалось из искривленного гримасой рта. – Я хочу ласкать тебя и ощущать твои ласки. Хочу видеть твое нагое тело в своих объятиях и целовать его там, где мне вздумается. Хочу любить тебя и владеть тобой. А потом я хочу начать все сначала. Вот что я хочу, Сара. Всегда хотел.
Наступившая тишина оглушила ее. С трудом совладав с пересохшими, отказывающимися слушаться губами, она прошептала:
– Какое… неожиданное предложение…
– Напугавшее тебя до смерти, – тихо и уже спокойно произнес он.
В его тоне было столько неприкрытой горечи, что она рванулась к нему:
– Нет, это неправда! – И вспыхнула, увидев, как недоверчиво поднялась у него бровь. – Конечно, немного пугает, но… – Застенчиво улыбаясь и низко опустив голову, чтоб он не видел ее лица, добавила: – Думаю, большинство невест малость трусят в первую брачную ночь.
– Сара…
Она чувствовала на себе его пристальный вопрошающий взгляд, но ни за что на свете не смогла бы сейчас поднять глаза, столько было в них надежды, любви, нетерпения.
– Сара, ты хочешь стать моей женой не только на словах?
– Да, – без колебания прошептала она. Он протянул к ней руки и обнял так нежно и трепетно, как будто она была фарфоровой статуэткой.
– Я никогда не сделаю тебе больно. – Это прозвучало как клятва. В голосе чувствовалось столько уверенности и нежности, что она смогла наконец поднять глаза. В его взгляде пылало желание, но оно больше не пугало.
– Я верю вам, Ник.
– Полностью?
– О чем вы?
– Ты уверена, что не испугаешься?
При воспоминании о сцене в библиотеке она смутилась и виновато потупилась.
– Вот об этом и речь, – подтвердил он, внимательно наблюдая за ней. – Достанет ли у тебя решимости не останавливать меня, даже испытывая страх?
Как ответить? Издерганная и далекая от какой-либо уверенности в себе, она все же приняла решение: ее сердце и жизнь принадлежат ему. Она знала, что готова отдать ему всю себя, не требуя ничего взамен.
Эмоции переполняли ее, она не могла говорить, только подвинулась ближе и застенчиво коснулась губами его рта.
Этого было достаточно. С подавленным стоном, звучавшим и клятвой и просьбой одновременно, Ник прижал ее к себе, нежным движением языка раздвинул губы и властно завладел ее ртом.
Томная слабость разлилась по всему телу. Казалось, она уже знала, чего ждать от его поцелуев, но такого еще не было. Обворожительно медленно. Чарующе властно. Он целовал ее так, будто все время в мире принадлежало им, будто собирался всю ночь открывать ей захватывающе дивную науку поцелуя.
Он ласкал ее пылающее сквозь тонкий шелк рубашки тело: округлости налившихся сладкой тяжестью грудей, мягкую упругость живота, плавный изгиб бедер. Он был так нежен. Контраст между нежностью его прикосновений и размером и мощью рук заставлял ее дрожать то ли от возбуждения, то ли от страха. Она больше не пыталась в этом разобраться. Все ее существо хотело только одного – чтобы он продолжал и продолжал ласкать и целовать ее.
– Любимая, хочешь, я погашу свечу?
Сара с трудом поняла его, медленно поднимаясь из глубин, где не было места словам, а только чувствам и ощущениям. Она открыла затуманенные глаза, и ее тут же бросило в жар – столько неприкрытой страсти было в его взгляде, сосредоточенном на руке, которая расстегивала пуговки ее ночной рубашки. Она чуть слышно застонала и замерла, боясь даже дышать.