Читать интересную книгу Последняя империя. Падение Советского Союза - Сергей Плохий

Пока российский президент отдыхал в Сочи, главу СССР неожиданно поддержали два самых последовательных союзника Ельцина: мэр Москвы Гавриил Попов и мэр Санкт-Петербурга Анатолий Собчак. Миллионы жителей этих городов зависели от поставок продовольствия из союзных республик. Чтобы пережить зиму, нужно было срочно восстановить экономические связи, и единственной их надеждой стал Горбачев. Выступая на заседании Политического консультативного совета при президенте СССР, Собчак заявил: “Ленинград исключили из союзного и российского обеспечения, мы перестали получать продовольствие с Украины, из Казахстана. За то, что мы поставляем, я бы прокормил десять Ленинградов. Если это не изменится – я запрещаю вывоз тракторов на Украину, прекращаю поставки республикам, не выполняющим своих обязательств”. Помощник Собчака по международным вопросам Владимир Путин вспоминал, что Собчак ездил в Москву очень рассерженным: “Что они делают? Зачем они разрушают страну?”15

Хотя лидеры России, Украины и Казахстана имели серьезные замечания к планам создания нового союза, большинство их соглашалось с необходимостью подписания экономического соглашения с целью восстановления общего рынка. Вначале Горбачев заявлял, что экономический договор будет подписан до политического. Он резко изменил свое мнение за несколько дней до запланированной на 1 октября встречи премьер-министров союзных республик (на ней предполагалось обсудить экономическое соглашение). Теперь президент СССР требовал подписать сначала политический договор. Он надеялся, что хозяйственная необходимость заставит глав республик принять его условия.

Этот внезапный шаг испугал не только республиканских лидеров, но и представителей горбачевского лагеря.

Один из инициаторов экономического соглашения Григорий Явлинский был готов подать в отставку. Когда он рассказал о случившемся Анатолию Черняеву, тот взорвался. Черняев записал в дневнике: “Он [Горбачев], что! спятил? […] Никакого Союзного договора не будет! Он что – не видит, что ‘Россия’ его провоцирует, – чтоб все [остальные республики] разбежались, а она в ‘гордом одиночестве’ будет потом им диктовать свои условия, ‘спасать’ их в обход Горбачева, который уже совсем не будет нужен!”16

По-видимому, Горбачев считал иначе. Он был уверен: российский президент и остальные главы республик нуждаются в нем. Самовластное поведение Ельцина вызывало беспокойство последних. Они хотели, чтобы центр умерил растущие амбиции России. Но центр был нужен и Ельцину: лидер РСФСР мог использовать его как рычаг влияния на остальные республики. Почувствовав изменение ситуации, Горбачев вернулся к тактике, которую он ранее успешно применял в отношениях с аппаратчиками: пригрозил подать в отставку. Он сказал Ельцину, собиравшемуся в Сочи: “Я участвовать в похоронах Союза не буду!” Однако это не сработало. Напротив, принимавший экономический форум 1 октября 1991 года Нурсултан Назарбаев отбросил предложение Горбачева связать экономический договор с политическим. Он подчеркнул, что республикам нужно прежде всего экономическое соглашение. Горбачева даже не пригласили на встречу. А главы правительств восьми союзных республик, в числе которых были Россия и Казахстан, парафировали договор, предметом которого было восстановление торговых и хозяйственных связей17.

Горбачев не сдавался. Он настаивал на включении вопроса политического договора в повестку дня заседания Государственного Совета, назначенного на 11 октября (главы республик должны были обсудить экономические проблемы). Он поручил советникам разослать руководству республик проект нового договора. Документ подготовили Георгий Шахназаров и Сергей Шахрай. Последний представлял Ельцина, и это повлияло на содержание проекта: в нем был представлен конфедеративный подход. Горбачев потребовал переписать документ перед рассылкой в республиканские столицы. По его мнению, выражение “союз государств” нужно было заменить словосочетанием “союзное государство”, предусмотреть принятие союзной конституции и избрание президента союза общенародным голосованием, а не депутатами парламентской ассамблеи. Шахназаров возразил Горбачеву, что тот уже согласился на проект конфедерации, то есть “союза государств”. Глава СССР парировал: “Будешь мне лекции читать […], это я и без тебя знаю, в университете учил. Сейчас речь не о словечках, а о существе дела. Извольте написать: Союзное государство. Никаких возражений слушать не хочу”. Проект разослали главам республик в виде, отредактированном согласно пожеланиям Горбачева18.

К разочарованию Горбачева, вопрос о политическом договоре был снят с повестки дня заседания. Председатель Президиума Верховного Совета Украины Кравчук сообщил, что украинский парламент проголосовал за приостановку участия республики в переговорах о новом Союзном договоре до референдума 1 декабря. Изменение позиции Украины Горбачев воспринял с явным неудовольствием. Ранее Кравчук участвовал в обсуждении документа под предлогом возможного вступления Украины в обновленный Союз в случае, если на референдуме граждане откажутся поддержать постановление Верховного Совета о независимости. Союз Кравчук видел только конфедерацией. Но теперь Украина вообще выходила из переговорного процесса. Горбачев предложил Государственному Совету принять обращение к парламенту республики с призывом отказаться от этого решения. Кравчук ответил: “Верховный Совет подтвердит свое решение”, на что Горбачев отреагировал: “Бог с вами, а мы очистим душу!”19

После изменения повестки дня в центре внимания оказалось экономическое соглашение. Документ представил советник Горбачева Григорий Явлинский. Это была его третья попытка убедить власть имущих в ценности своего взгляда на экономические реформы. Впервые он пытался сделать это еще в 1990 году в процессе выработки программы “Пятьсот дней”. В тот раз Горбачев сначала поддержал проект, но позже отказался от реформ. В июле 1991 года Григорий Явлинский и Джеффри Сакс из Гарварда подготовили новый план экономических преобразований. Документ был представлен на саммите “Большой семерки” в Лондоне. Мировые лидеры отвергли его как слишком умеренный. Теперь Явлинский предлагал переработанную версию.

Анатолий Черняев положительно охарактеризовал доклад Явлинского о проекте экономического соглашения. По его словам, это был “ликбез, культпросвет для элементарно безграмотных президентов республик”. Черняева потрясло непонимание главами республик основных принципов рыночной экономики: “Поразительный примитив”. Черняев был совершенно прав. Мало кто из республиканских лидеров, сделавших карьеру в условиях плановой экономики, понимал принципы рынка. Зато они прекрасно понимали интересы своих республик – и собственные. Именно поэтому они настаивали на коллегиальном управлении центральным банком, несмотря на возражения Явлинского20.

Главы республик заняли позицию, которая не предвещала ничего доброго идее единого финансового пространства. Это не могло устроить присутствовавших на встрече Анатолия Черняева и Бориса Панкина. Последний, наблюдая за прениями в Государственном Совете, испытал шок: всесильный некогда центр “помещался теперь в одном кабинете, причем половину его составляли руководители независимых республик”. Министр с ужасом наблюдал, как новые лидеры решали судьбу остатков страны: “Кем были незнакомые новые члены Государственного Совета? Кто эти новые ханы из периферии Советского Союза?”

Кравчук напомнил Панкину одного из гоголевских персонажей, и тот описал украинского лидера как “полноватого” человека с чувством “достоинства и представительностью”. Глава Азербайджана Аяз Муталибов напомнил Панкину “приосанившегося парня из бакинской подворотни, расставшегося по возрасту со своей закадычной компанией, но не утратившего ее закадычных примет”. Сапармурат Ниязов из Туркменистана был похож на “председателя передового колхоза”, а Аскар Акаев выглядел как “работник просвещения 20-х годов”. На самом деле сорокашестилетний киргизский президент был одним из ведущих специалистов по оптике в СССР и не так давно возглавлял Академию наук Киргизской ССР. Он единственный из среднеазиатских президентов выступил против путча. По мнению Панкина, республиканские президенты были провинциалами, не понимавшими особенностей управления огромным государством21.

Панкин и Черняев были подавлены. Десятилетиями им вместе с другими либерально настроенными аппаратчиками приходилось служить верхушке, присылаемой в Москву периферийной элитой. В Горбачеве они нашли провинциала, способного к самосовершенствованию, готового изменять страну в соответствии с предложенными ими стандартами. Однако теперь Горбачев стремительно шел ко дну вместе с государством, которым они дорожили. На глазах власть переходила в руки колониальных администраторов, оказавшихся еще менее просвещенными, чем старая партийная элита. Представители последней в Москве хотя бы отчасти приобретали имперский лоск. Варвары захватили Рим.