Общая беседа никак не клеилась: поручик предпочитал помалкивать в присутствии такой важной особы, Пол Топорны вообще разговорчивостью не отличался, доктор Немертвых – тоже, разве что сами адвокат со следователем припоминали дела давно минувших дней и прежних знакомцев. Этого занятия им вполне хватило на всё время завтрака и даже немного больше.
Первым откланялся поручик, пробасивший, что ему надобно проверить, как там его гвардейцы (вообще-то он был намерен узнать, как чувствует себя младшая сиятельная госпожа и не нужно ли ей чего, но говорить, что та отравилась, было глупо, эту уловку уже использовал следователь). Следом поднялся Топорны. Этот вовсе ничего не сказал, просто кивнул собравшимся, взял свой дипломат и ушел, игнорируя взгляды неких дам по фамилии Приятненьких и Полненьких. (Те уже оставили пост в лазарете, с негодованием обнаружив, что и несчастный Сверло-Коптищев, и его камердинер, обретшие было приятную полноту, стремительно сдуваются под действием новейших антикомариных препаратов. Теперь дамы искали новую жертву, и взгляды их раз за разом падали на господина городского адвоката… Тот взгляды замечал и загадочно улыбался, чем повергал дам в некоторое недоумение.)
– Господин Немертвых, – произнес господин Мягко-Жестоких, – право, я обещал рассказать вам о вашем замечательном приобретении, но, каюсь, мы с Рупертом несколько увлеклись воспоминаниями.
Доктор сделал жест, который можно было расценивать как угодно.
– Кроме того, – добавил адвокат, – с нами не было очаровательной госпожи Кисленьких… если я верно понял господина поручика, она несколько переутомилась? Какая жалость! Я полагаю, она могла бы поведать немало интересного о мухоборах с точки зрения специалиста. Увы, мои знания о них базируются в основном на личных наблюдениях и могут быть недостаточно полны. Надеюсь, вы не будете возражать, если мы отложим разговор ненадолго? Я искренне рассчитываю, что госпожа Кисленьких составит нам компанию!
– Ну разумеется, – кивнул Немертвых и погладил трость.
– О! – воздел палец адвокат. – Как верно вы это делаете! Знаете ли, считается, что мухоборы – существа безмозглые, живущие лишь инстинктами, но я, как человек, просуществовавший рядом с одним из них много лет, должен решительно опровергнуть это мнение. Они так привыкают к рукам и ценят ласку… – Он нежно коснулся рукояти своей трости. – Цисси теряет аппетит, когда я по каким-либо причинам не могу уделять ей достаточно внимания. Поэтому гладьте, гладьте вашу крошку почаще, и она отблагодарит вас самой искренней привязанностью! Кстати, вы так и не подобрали ей имя?
– М-м… – произнес доктор, думавший над этим сложным вопросом всё утро и отбросивший десятка два вариантов как совершенно неподходящих. – Мне показалось, ей подошло бы имя Белла.
– Белла… – задумчиво произнес Людвиг Эрнст. – Белла… На мой вкус, очаровательно. Называйте ее так постоянно и, если она решит зваться именно так, вы это поймете.
– А если нет?
– Тогда вам придется придумать другое имя, – развел руками адвокат и поднялся. – Что ж, продолжим беседу чуть позже, мне еще нужно закончить с кое-какими бумагами… Руперт, было невыразимо приятно вновь побеседовать с вами и, надеюсь, я не злоупотреблю вашим гостеприимством, если присоединюсь к вам не только за обедом, но и за ужином?
– Дорогой Людвиг, – улыбнулся тот, – я буду только рад, если вы станете скрашивать наше общество так часто, как только вам будет угодно.
– А я, в свою очередь, надеюсь все-таки познакомиться поближе с вашим стажером, – улыбнулся Мягко-Жестоких. – Судя по тому, что вы взялись натаскивать этого юношу, он должен бы демонстрировать недюжинные способности!
– Это в самом деле так, – и бровью не повел Бессмертных, – только, Людвиг, одна беда: молодой человек отродясь не бывал в высоком обществе. Признаться, он и меня-то стесняется, а узнав, с кем ему выпала честь путешествовать теперь… – следователь развел руками. – Уж извините его, если при виде вас он даже приветствия выдавить не сможет.
– Право, пустяки, – отвечал адвокат и снова улыбнулся, но как-то так, что у кое-кого из наблюдавших эту улыбку по спине мурашки забегали. – Рано или поздно говорить начинают все, не так ли?
– Именно, – подтвердил доктор, и господа расстались, довольные друг другом.
Теодор Немертвых с большим интересом проводил адвоката взглядом: на выходе того подстерегали пришедшие к какому-то соглашению госпожа Полненьких и госпожа Приятненьких, готовые проделать излюбленный свой маневр (то есть зажать жертву с двух сторон и увлечь в свое логово).
– Хм, – произнес доктор, наблюдая за происходящим.
Происходило же следующее: опытным взглядом обнаружив нешуточную опасность, господин Мягко-Жестоких повел себя нетривиально. Иными словами, он поправил галстук и манжеты, аккуратно пристроил Цисси на сгибе руки и, сияя неотразимой улыбкой (в вагоне-ресторане хватало зеркальных поверхностей, позволяющих это рассмотреть), шагнул навстречу прелестницам. Прелестницы чуточку опешили, переглянулись, но от первоначального плана решили не отступать и привычно взяли адвоката в клещи. Против их (и наблюдателей) ожидания, жертва сопротивляться не стала, а, напротив, изысканнейше облобызала дамам ручки, после чего подхватила госпожу Полненьких под правый локоток, а госпожу Приятненьких, соответственно, под левый, и увлекла куда-то прочь по коридору…
– Хм! – повторил доктор уже с большим чувством.
– Не обращайте внимания, Теодор, – усмехнулся следователь. – Уж за кого-кого, а за Людвига в данной ситуации переживать нет ни малейшего резона. Я бы, пожалуй, заключил скромное пари: сколько времени ему потребуется на то, чтобы уладить это маленькое дельце?
– Четверть часа, – сказал Немертвых, доставая золотую монету.
– Это в том случае, если бы Людвиг сильно торопился, – вздохнул Бессмертных. – А в данном случае мы не можем знать, есть ли у него какие-то неотложные дела или же он совершенно свободно располагает временем… Поэтому я ставлю на полчаса.
Доктор молча кивнул, и они со следователем церемонно пожали руки…
…Купе господина Бессмертных сотрясалось. Должно быть, остальные купе отрясались тоже, потому что кто-то стучал в стенку, а кто-то грозил позвать проводника, чтобы тот прекратил это безобразие.
Понимая, что первопричиной безобразия явился его собственный поступок, генеральный следователь вздохнул и прошел в купе стажера. Дэвид Дубовны спал сном младенца… хотя, конечно, младенцы не издают подобного громового храпа и не выводят столь замысловатых рулад. Тем не менее, зрелище было умилительное: свернувшись калачиком и подложив под щеку одну ладонь, второй рукой стажер крепко прижимал к груди толстенный потрепанный справочник и время от времени (когда переставал храпеть) сладко причмокивал губами.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});