Он был у меня дома менее чем через десять минут, запыхавшийся и улыбающийся.
Мэддокс никогда не отходил от меня, когда я волновалась, и он не отходил, когда я рассказала бабушке и дедушке эту новость. Для меня очень много значило, что он был рядом со мной. Я никогда не ожидала, что мы превратимся из врагов в друзей… в лучших друзей.
Остальная часть церемонии вручения дипломов прошла как в тумане. Вскоре мы оказались на улице под голубым небом, и нас освещало солнце.
Грейсон держал Райли на руках, они смеялись и целовались. Каждый студент оказался в окружении своей семьи. Мой взгляд задержался на толпе, ища родителей Мэддокса.
Пожалуйста, будьте здесь, пожалуйста, будьте здесь. Не делайте ему больно.
Их нигде не было.
Я закипела, гнев закипал в моих венах и животе. Как они посмели? Они должны были гордиться таким сыном, как Мэддокс.
Да, он был дебоширом, полным отщепенцем.
Но, черт возьми, он был мил, и его сердце было чистым. Он работал изо всех сил, чтобы получить диплом с отличием. Снова и снова он доказывал миру, что он не просто богатый и избалованный ребенок.
Мои кулаки сжались по бокам, и я зарычала. К черту, к черту их! Они не заслужили разделить этот день с Мэддоксом.
Меня похлопали по плечу, и я развернулась и столкнулась лицом к лицу с Мэддоксом. Он стоял высокий, его плечи были расправлены, и я должна была признать, что он действительно выглядел горячо в темно-синем выпускном костюме Беркшира с кепкой на макушке.
Его губы изогнулись в легкой улыбке, и я посмотрела ему в глаза, ища разочарование, которое ожидала увидеть. Но его не было.
Именно тогда я поняла, что он больше ничего не ждал от своих родителей. Они были ему чужими, а не семьей. Потому что они никогда не были здесь для Мэддокса в самые важные дни его жизни — его футбольные матчи, его дни рождения, его выпускной.
— Что случилось с этим рычанием котенка, Сладкая Щечка? Кто-то наступил тебе на хвост? — поддразнил он.
Я ударила его по руке.
— Осторожнее, Коултер.
— Ты меня не пугаешь, Гарсия.
— Я тебя покусаю.
— Тогда укуси меня, — осмелился он.
Я щелкнула на него зубами, и он запрокинул голову, фыркая. Мой гнев на его родителей испарился от смеха Мэддокса. Я отказалась поднимать тему его родителей, не пришедших на выпускной. Он был счастлив прямо здесь и сейчас, и это было все, что имело значение.
Я скрестила руки на груди, надувшись.
Его смех стих, но он все еще улыбался. Мэддокс сунул руку в карман и выудил бирюзовую коробку Тиффани. Что…?
Мои губы приоткрылись от удивления, когда он резко открыл маленькую коробочку. Ни за что!
Шок пронзил мое тело.
— Мэддокс, — выдохнула я, качая головой. Моя шапочка соскользнула вниз, и я снова надела ее на голову, все еще глядя на коробку, которую он держал.
Это было ожерелье, изысканное, но простое, с подвеской из стерлингового серебра.
— Ловец снов, — прошептала я, касаясь пальцами замысловатой перепончатой цветочной центральной части и нежных перьев, прикрепленных к круглому центру.
— Теперь у нас есть подходящие ловцы снов.
Я рассмеялась. В памяти всплыло воспоминание, произошедшее несколько месяцев назад.
— Что это? — спросил Мэддокс, странно взглянув на предмет в моей руке. Он выглядел не впечатленным.
— Ловец снов, глупенький. — Я дала ему, и он выглядел еще более растерянным.
— Зачем ты даешь мне это?
Я знала, что Мэддоксу иногда снились плохие сны.
Мы заснули вместе прошлой ночью, на его диване, пока мы учились, и он проснулся от кошмара. Он не говорил об этом, но уныние в его глазах разбило мне сердце. Он больше не мог заснуть и в конце концов пошел в спортзал, который был открыт круглосуточно.
Может быть, это была судьба или простое совпадение, но, листая Инстаграм, я наткнулась на рекламу ловцов снов.
Конечно, дарить ему это было глупо, но я вспомнила ловца снов, который моя мама вешала мне на изголовье кровати, когда я была ребенком. Она сказала, что это отгонит все мои дурные сны и монстров.
Я вообще не думала об этом, когда заказывала. Правда, мы с Мэддоксом были слишком стары, чтобы в это верить, а он явно был слишком мачо для чего-то такого ребяческого, но, может быть…
Блин.
Я даже не знала, зачем мне этот ловец снов, и теперь я сомневалась в себе. Первым подарком, который я подарила Мэддоксу, был ловец снов. О, какая история, которую можно рассказать всему миру и нашим друзьям.
Его брови поднялись.
— Ты серьезно думаешь, что я повешу это на свою кровать?
Это был не тот ответ, на который я надеялась. Мои плечи поникли, и я закусила губу, чувство горького разочарования скрутило мой желудок. Я подумала, может быть, он будет немного более… благодарным?
Я поднялась на ноги и, прищурившись, посмотрела на него, уперев руки в бедра. Трахните его.
— Слушай, если тебе это не нужно, можешь выбросить. В любом случае это было дешево, так что мне все равно.
Мэддокс не сказал ни слова. Он просто вернулся к тому, чтобы смотреть на ловца снов, как будто это была самая странная вещь, которую он когда-либо видел.
Я думала, он выбросил его, как я ему и сказала.
За исключением того, что на следующий день, когда я вошла в его комнату… вот оно.
Глупый ловец снов, который я ему подарила, висит на изголовье кровати. Он выглядел таким неуместным в его спальне, но Мэддокс держал его рядом с собой, прямо рядом с собой, пока спал.
Мы больше никогда об этом не говорили, но каждый раз, когда я входила в его спальню, это было первое, что замечали мои глаза, и это всегда было там.
И несколько месяцев спустя он все еще был у Мэддокса. Это был мой первый подарок ему.
Ловец снов, которого он не хотел, но никогда не выбрасывал.
Я перекинула завитые волосы на плечи и посмотрела на Мэддокса.
— Можешь надеть его на меня?
Он достал серебряное ожерелье из коробки Тиффани, и у меня пересохло в горле, когда его руки скользнули по моему затылку. Он стоял близко, теснясь ко мне, но я не могла жаловаться. Тепло его тела заставило меня покраснеть, а его пальцы были теплыми на моей коже — дразнящее прикосновение, такое легкое, как перышко, что я едва его чувствовала.
Мэддокс надел ожерелье мне на шею, а амулет ловца снов положил на основание горла, где ему и место.
— Красиво, — прохрипел он, его дыхание ласкало кончик моей мочки уха. Мне стало жарко и перехватило дыхание, хотя мы столько раз были так близки: мы обнимались, мы спали в одной постели, Мэддокс катал меня на спине. Мы всегда соприкасались, так или иначе, но иногда… это было больше, чем просто дружеское прикосновение. Как сегодня.
Мои глаза закрылись, когда его большой палец коснулся пульсирующей вены на моей шее. Его прикосновение задержалось там, чувствуя биение моего сердца сквозь горло.
— Ожерелье или я? — спросила я, мои глаза все еще были закрыты. Почему… я только что спросила об этом?
— Ты, — сказал он. — Всегда ты. — Его голос был мягким и горячим, заставляя меня чувствовать то, что я не могла объяснить, не могла выразить словами.
Я наклонилась к нему, мои ладони легли ему на грудь. От сильного удара его сердца мои глаза распахнулись. Взгляд Мэддокса метнулся к моим губам. Его руки упали на изгиб моих плеч, скользнули вниз по моим рукам, а его пальцы обвились вокруг моих бедер.
Между нами пролетел один удар сердца.
Я отстранилась, разрывая момент между нами. Мэддокс моргнул, прежде чем судорожно выдохнуть. Моя кожа все еще горела от того места, где он прикоснулся ко мне, и я ненавидела, как мне вдруг стало холодно от того, что я отстранилась от него.
Мэддокс тоже сделал шаг назад, оттягивая нас дальше друг от друга. Он провел пальцами по своим волосам, которые он подстриг с тех пор, как я впервые назвала его Пуделем. Он думал, что это заставит меня перестать называть его этим дурацким ласкательным именем, если его волосы больше не будут такими длинными и вьющимися, как раньше.