не сразу узнала японца, поглощена созерцанием мешка. Хотелось напасть, вырвать, сжечь проклятую конуру. Да, самурай, я сделала тебя хромым! Я унизила тебя! Я совершила кучу глупостей!
Но это же не повод…
Повод, сказал кто‑то низким голосом шаманки. Такой же веский, как и повод ринуться вдогон рюкюсцу, который всего-навсего выбил шест у твоего отца. Один поступок стоит другого. Одна месть — другой.
Это справедливо.
К счастью, в отличие от ину-гами японец не обладал песьим нюхом. И не заметил слежки. Прячась, Пин‑эр тенью проводила его на окраину города, к реке, где самурай снял для жилья крошечный домик. Надвигался вечер, следовало торопиться. Она не знала, что делать. Лихорадочно перебирала один вариант за другим. Мысли путались: девушкой овладевало безумие.
Не выдержала — бросилась в дом, как вниз головой с обрыва.
— Зачем!.. За что!.. Я больше не могу…
Исэ Нобутака сидел на бамбуковой циновке, неловко вытянув больную ногу. В доме было грязно. Пахло зверем, потным телом, кислой едой. Похоже, самурай давно не мылся. Он исхудал, осунулся. Щеки заросли неопрятной, клочковатой бородой. Объявись он сейчас на Утине, зайди в представительство клана Сацума, где еще недавно делал блестящую карьеру, — никто не признал бы прежнего, гордого, щеголеватого Исэ во вшивом оборванце.
Увидев Пин‑эр, он задрожал всем телом.
— Ты!.. Ты явилась…
Они смотрели друг на друга, словно в зеркало. Месть пожирала обоих. Ину-гами, посадив двух людей на единую цепь, тащил и мстителя, и жертву к краю пропасти. Оказывается, настигать — ничуть не легче, чем удирать. Битвы с одержимыми изнурили Пин‑эр, превратив в жалкое подобие человека. Близость к адской шкатулке ничуть не меньше измучила самурая.
Пес-призрак умирал от голода. Он хотел есть. Он ел, как умел, пускай его и не кормили — подбирая крохи, обворовывая хозяина.
— Я…
— …ты!..
Похожи на бродяг, подонков, изгнанников, мужа и жену, связанных общим преступлением, Пин‑эр и Исэ не должны были встречаться до кончины одного из них. Но судьба распорядилась иначе.
— Я умоляю… простите меня!..
Девушка ползла к самураю на коленях. Протягивала руки, бессвязно лепеча извинения. Чего хотела? На что надеялась? — Будда милосерден, он и грешнику в ад кинет спасительную паутинку…
Она едва успела увернуться. Исэ запустил в нее костылем, промахнулся — костыль лишь краем зацепил плечо — и ухватил заветный мешок за горловину. Взмах, и импровизированная дубина чуть не размозжила Пин‑эр голову. Рассудок подсказывал, что это — лучшее решение. Быстрая смерть — предел желаний.
Но тело хотело жить.
Мешок с силой ударился о сосновые доски пола. Раздался глухой звук, словно в недрах мешка таился большой камень. И следом за ним — слабый щелчок. Казалось, открылась металлическая защелка. Если в мешке и скрывался ларец, его было не так‑то просто разбить вдребезги.
Взвизгнув, как испуганный щенок, Исэ разжал пальцы. Прижавшись спиной к стене, кусая губы, самурай видел, как из мешка ползет сизый туман. Он мало-помалу оформлялся в ину-гами. Пес мотал головой, переводя взгляд с хозяина на добычу.
Ну и ладно, подумала Пин‑эр. Ну и пусть. Сколько можно бегать? Ей ничего не было жаль. Ничего и никого, даже себя. Как же ты выпускал пса на охоту, самурай? — если ты боишься его больше, чем ненавидишь меня…
Приблизясь к японцу, ину-гами стал тереться об него. Так делает кошка, выпрашивая ласку. С каждым движением часть пса исчезала в теле самурая. Исэ не шевелился. Глаза его сверкали самоубийственным восторгом. Он хотел этого. Мысленно он приказывал собаке поторопиться — давай! Ну же!..
Сейчас пес войдет в хозяина целиком. Сейчас Исэ Нобутака достигнет предела мечтаний — воспламенен духом мести, кинется на врага. Одержимому нипочем искалеченная нога. Одержимый всегда здоров. В прошлый раз он почти победил. В этот раз, удесятерив силы, обратившись в молнию, — убьет и успокоится.
— Беги! — с болезненным злорадством выдохнул он. — Почему ты не бежишь?
Пин‑эр молчала. Она не собиралась убегать или сражаться.
Японец встал с циновки. Ему уже не требовался костыль. Ладонь взялась за рукоять меча. Из ножен, тускло блестя, пополз длинный клинок. Собаку Исэ обезглавил с одного удара. Этой отвратительной женщине тоже не понадобится второй удар. Она это понимает.
Она сама склонила голову, подставив шею под лезвие.
— А-а-а!
Взмахнув мечом, Исэ полоснул себя по бедру. Кровь хлынула ручьем — клинок рассек артерию. Но японец продолжал стоять, хотя у него теперь были повреждены обе ноги. Следующий взмах — меч нырнул под мышку Нобутаки и, выскальзывая наружу, почти лишил самурая левой руки.
Вокруг кровоточащих ран клубился туман. Складывалось впечатление, что ину-гами, побуждая Исэ казнить самого себя, с наслаждением лижет кровь. Взгляд японца выражал изумление. Боли он не чувствовал. Рубил, колол, рассекал. Там, где обычный человек давно бы потерял сознание или умер, мститель продолжал пытку.
Одержимость продлевала агонию. Пес хотел есть. Ведьма с острова Цукен забыла — или не захотела, старая дрянь! — рассказать доброму, чудесному, щедрому самураю, что делает со своим создателем вселившийся в него ину-гами.
— Тебе понадобится меч.
— Вот он.
— Острый?
Когда тело наконец упало, ину-гами вернулся в ларец.
Тихо смеясь, мечтая о помешательстве, как о спасении, Пин‑эр распахнула мешок, достала шкатулку — и закрыла ее на защелку. Все тело пронизала дрожь, больше похожая на судорогу. Сквозь дерево стенок девушка ощущала, как ворчит, засыпая, сытый пес. В его ворчании слышалась угроза.
«Только попробуй бросить меня! — хрипел призрак. — Только посмей!..»
Сидя в пустом, залитом кровью доме, рядом с искромсанным Нобутакой, держа в руках конуру с мстительным духом, Вэй Пин‑эр думала о том, что ад — не такое уж скверное место.
Сцена пятая
Смерть в ларце
1
— Князь, взгляните! — сказал Андерс Эрстед. — Вы помните эту фрекен?
— Нет, — ответил Волмонтович.
— Ну как же! Уверяю вас, вы знакомы!
— Среди знакомых мне дам нет побирушек. Да, иногда они клянчат драгоценности. Но выпросить у любовника бриллиантовое колье и выпросить у трактирщика чашку лапши — не одно и то же.
— Клянусь вам, это дочь наставника Вэя!
— Эта бродяжка? Друг мой, вы утомились. Переезд оказался трудней, чем я предполагал. Выпейте вина и идите спать. Если угодно, пусть вам приснится дочь наставника Вэя. Хотя я всегда полагал, что кавалерист-девицы, подобные штаб-ротмистру Дуровой — не в вашем вкусе…
Путешественники три дня назад прибыли в Фучжоу. Срок визита в Китай подходил к концу. В порту стояла двухмачтовая шхуна «Сюзанна», принадлежащая Ост-Индской компании. Она готовилась к отплытию в Европу, загрузив трюмы чаем и шелком. Капитан не возражал против пассажиров, способных щедро оплатить дорогу.
Разумеется, шхуна зашла сюда нелегально. Порт был