«закрыт» для европейцев. Но власти уезда смотрели сквозь пальцы на корабли, возившие опиум из Индии. Слишком большие деньги крутились в деле, чтобы свято чтить законы. Англичане не торговали «дурманом» напрямую. Они продавали опиум местным купцам-посредникам, у них же брали товары, представляющие интерес для Британской империи, и отправлялись в обратный рейс, подсчитывая барыши. А местные чинуши, начиная с градоправителя, махали «варварам» платочками с крепостных стен — спасибо за взятки!..
Не зря Фучжоу означало — «Край счастья».
— Князь, вы упрямы, как…
— Как Волмонтович. Это наша фамильная черта. Упрямство и склонность к дурацким шуточкам. Еще мой предок, Михал Волмонтович, сражаясь под Обертыном против господаря Петрилы…
Князь замолчал. Сняв окуляры, что было для него признаком глубокого волнения, он уставился на оборванку, о которой шла речь. Сидя на мостовой у входа в харчевню, девица жадно поглощала лапшу. Соус тек у нее по лицу, пачкая одежду. Чуть ли не вцепившись в чашку зубами, нищенка быстро-быстро орудовала палочками — словно боялась, что еду отнимут.
— Матка боска! Это же панна Вэй! Бедняжка, она выглядит, как шавка под забором…
— Я же вам говорил!
Встав из-за стола, Эрстед медленно направился к Пин‑эр. Так идут к животному, демонстрируя добрые намерения, — чтобы не испугать. Руки он держал перед собой, прихватив со стола миску с курятиной.
Девушка напряглась, готова вскочить и бежать.
— Госпожа Вэй! Что вы делаете так далеко от Пекина? Ваш досточтимый отец не спит ночами. Ваш брат…
— Кто вы? — взвизгнула несчастная.
— Я — друг вашего отца. Я бывал у вас дома. Вспомните! Если я в силах чем-нибудь помочь — располагайте мной…
— Вы? Помочь?
Машинально Пин‑эр схватила мешок с ларцом. Никто не посягал на ее имущество, но страх перевешивал доводы рассудка. Да, этот лаовай приходил к отцу. Отец рассказывал: варвар искусен в заморском ци‑гун… А вдруг он — колдун?
Все варвары — колдуны…
— Ничего не говорите, — велел Эрстед, видя, какая буря чувств кипит в душе китаянки. — Идемте за наш столик. Нет, здесь вы есть не будете. Эту чудесную курицу вы съедите, как подобает девушке из благородного семейства — за столом. Хозяин принесет вам чая. Не стесняйтесь! Мой долг вашему отцу куда больше, чем стоимость ужина для его дочери…
Он говорил тихо, внятно, успокаивая собеседницу.
— После ужина вы зайдете ко мне. Я снял дом, не желая останавливаться в гостинице. Вас никто не потревожит. Мы с другом — приличные люди. Мы не воспользуемся вашим положением…
Пин‑эр захохотала.
— Если захотите, — Эрстед старался не показать, что хохот девушки привел его в ужас, — вы все расскажете нам. Если нет — промолчите. Я с удовольствием оплачу ваше возвращение в Пекин…
Метнувшись вперед, Пин‑эр вырвала у него миску. На миг показалось, что девушка вцепится зубами не в кусок курицы, а в незваного благодетеля. К счастью, этого не произошло.
— Да! — с набитым ртом выкрикнула дочь наставника Вэя. — Да, да, да…
— Нет, — твердо возразил Эрстед. — Сперва вы сядете за стол. Иначе я оставлю вас на мостовой. Вэй Бо ничем не заслужил такого позора. Будь вы моей дочерью, я бы велел отстегать вас розгами. Решайте — идти со мной или остаться здесь…
Он вернулся к князю и сел спиной к девушке. Темные окуляры Волмонтовича хорошо играли роль зеркала. Минута, другая, и Эрстед увидел, как фигурка, искаженная линзами, растет в круглых стеклах, приближаясь.
2
Пин‑эр устроилась на диванчике в углу — подальше от шкатулки, водруженной на стол, поближе к двери. Девушка была напряжена, как взведенная пружина. Удирать? сражаться? — она сама не знала, какой путь изберет в случае опасности.
Смотреть на конуру ину-гами Пин‑эр избегала.
«Всему есть предел. Силы на исходе, она на грани отчаяния, — понял Эрстед. Выслушав длинный, сбивчивый рассказ, он сочувствовал девушке, как ребенку, умирающему от чахотки. Хотя, вне сомнений, Пин‑эр сама была виновата в своих злоключениях. — Иначе не согласилась бы на помощь лаовая. Ладно, начнем исследование. Итак…»
Ларец прямоугольной формы: 7×8×12 дюймов. Дерево неизвестной породы. Полировка. Окантовка из меди. Работа искусная, в старинном стиле. Металлические части блестят, как новые. В противоположность китайским изделиям, никаких излишеств: резьбы, лака, росписи.
Защелка — голова собаки с оскаленной пастью.
Эрстед потянулся к шкатулке. Позади скрипнул диван. Острый укол тревоги остановил датчанина: опасность! Если девица решит, что он собрался открыть ларец, если неверно истолкует его действия…
«Она меня убьет. И сбежит с ларцом».
На лбу выступили бисеринки пота. Главное — не делать резких движений. Когда завоевываешь доверие пса, битого судьбой и людьми, суета — залог неприятностей…
— Не волнуйтесь. Я не стану ее открывать. Я обещал.
Он помедлил и вновь протянул руки к шкатулке.
Ладони еще не успели коснуться дерева, как в кончиках пальцев началось легкое покалывание. Перед осмотром Эрстед по привычке закатал рукава рубашки. И теперь ясно видел: волоски на предплечьях встали дыбом.
Электризация? Все признаки налицо. Почему он ничего не ощутил, беря ларец у Пин‑эр? Шкатулка хранилась в мешке. Наэлектризовалась об ткань? Нет, маловероятно… Эрстед на шаг отступил от стола. В углу еле слышно вздохнули.
С облегчением или с разочарованием — бог весть.
— Мне понадобятся приборы и помощник, — счел нужным пояснить он. — Нет, не вы. Князь, прошу вас, зайдите в гостиную.
Последние слова Эрстед повторил по‑немецки, не повышая голоса. Вряд ли кто‑то за пределами комнаты мог его услышать — если только не прятался за дверью. Однако не прошло и минуты, как дверь отворилась и в комнату вошел князь Волмонтович.
При появлении князя Пин‑эр вскочила.
— Не удивляйтесь: у моего друга очень тонкий слух. Присаживайтесь, Казимир. И обождите, — Эрстед снова перешел на немецкий. — Ваша помощь не будет лишней. Как в процессе исследования, так и в случае… м‑м‑м… Если фрекен решит, что я плохо знаю физику, она набросится на меня. Нервы, сами понимаете.
Волмонтович уселся в кресло и замер, как истукан.
— Как чувствовал: взял в дорогу гальваноскоп… — Эрстед открыл баул. — Надо же, какой заряд! Боюсь, шкалы не хватит. Ничего, есть сменные пружины…
Гальваноскоп он возил в разобранном виде и теперь занялся сборкой. Установил на штативе постоянный магнит. Разместил меж полюсами валик с витком проволоки. Выше прикрепил шкалу, разграфленную делениями, и подвижную стрелку.
Закончив, он критически оглядел конструкцию и извлек моток провода.
— Чуть не забыл! — хлопнув ладонью по лбу, Эрстед вновь нырнул в недра баула. Он будто скинул с плеч лет двадцать. Глаза пылали азартом, щеки разрумянились. — Сначала магнетическая составляющая… Вот!
Он победно продемонстрировал зрителям компас в оловянном корпусе. В другой руке Эрстед держал мерную ленту.
— Ну-с, приступим!
Отойдя к дальней стене, он сориентировал