Соколов. – Это было до поездки за границу?
Протопопов. – Я не искал…
Соколов. – Вы не подтверждаете, что Распутин неоднократно говорил вам, что стоит побывать у государя и вы будете министром.
Протопопов. – Нет, не то, что неоднократно, а один раз это было сказано.
Соколов. – Сколько лет вы знакомы с Бадмаевым?
Протопопов. – Лет 20-25.
Соколов. – Когда вы стали встречать Распутина у Бадмаева?
Протопопов. – Когда я был болен.
Соколов. – Когда это было?
Протопопов. – Около трех лет назад.
Соколов. – Вы сказали, что встречались с Распутиным раз 12-15.
Протопопов. – Я подсчитывал это, я его видел раз 15.
Соколов. – Какие разговоры были у вас с Распутиным при ваших встречах на политические темы?
Протопопов. – Политических тем я не затрагивал, но, допустим, он терпеть не мог Хвостова или Белецкого. Он скажет: «А плохой, плохой». А о политике я не мог с ним говорить – какие могли быть с ним политические разговоры? Последнее время он, действительно, давал некоторые советы, даже практического свойства: например, для того, чтобы не было хвостов, сделать так, чтобы в одну дверь пускать, а в другую выпускать.
Соколов. – Вы сообщили, что он говорил вам о своем влиянии в Царском.
Протопопов. – Нет, он так не говорил, это было ясно. Он, повидимому, ни перед кем не скрывал, что он там человек близкий.
Соколов. – С кем?
Протопопов. – Близкий для всей семьи.
Соколов. – С бывшей государыней, государевыми дочками; а из лиц, окружающих государыню?
Протопопов. – Самый близкий к государю и государыне человек – это была Вырубова. Она была свой человек.
Соколов. – Эту близость с Вырубовой, с Распутиным, вы вынесли из разговоров с Распутиным или другими?
Протопопов. – Все про это говорили.
Соколов. – Вы сообщили, что когда Крупенский передал вам адрес прогрессивного блока, вы передали копию декларации Штюрмеру. Что же Штюрмер, узнав, что это передал Крупенский, член прогрессивного блока, счел нормальным это явление? Или как он отнесся к этому, в виду того, что Крупенский был должностным лицом, как к чисто случайной его товарищеской услуге?
Протопопов. – Я лично думал, что я Штюрмеру покажу адрес, но что он не будет оглашать его; для меня было большим сюрпризом, что он снял копию.
Соколов. – Я спрашиваю, как Штюрмер отнесся к этому?
Протопопов. – Я поступил нехорошо, передав это Штюрмеру, но я думал, что можно будет сговориться, может быть будет ответ на это.
Соколов. – Штюрмер знал, что Крупенский член прогрессивного блока?
Протопопов. – Я не знаю.
Соколов. – Создается такое положение: Крупенский – член Государственной Думы, член прогрессивного блока, сообщающий главе правительства о том, что предполагает прогрессивный блок; как он отнесся к роли Крупенского?
Протопопов. – Он ничего не говорил.
Соколов. – А как вы отнеслись, как к товарищеской услуге или как к выполнению служебного долга?
Протопопов. – Я не считаю, чтобы Крупенский был на жалованье, в качестве информатора того, что происходит в думской среде; он часто сообщал мне.
Соколов. – Значит, вас не поразила явка Крупенского с таким докладом?
Протопопов. – Я скажу, что это дело неладное, неладное.
Соколов. – Вы приписываете это его дружеским к вам отношениям?
Протопопов. – Да, но я считаю, что это было не больно хорошо.
Соколов. – Из вашего показания я вывел следующее: когда вы задумали возможность роспуска Думы, вы считали этот роспуск опасным. Какие перспективы вам рисовались?
Протопопов. – Я считал, что это потрясет страну, потому что цементировала…
Соколов. – Вы считали, что могут возникнуть волнения и беспорядки?
Протопопов. – Совершенно понятно.
Председатель. – Вы устали. Может быть сделать маленький перерыв.
Протопопов. – Я не устал. Я так благодарен, что вы меня спрашиваете, у меня так накипело.
Председатель. – Вы в состоянии продолжать?
Протопопов. – С радостью.
Соколов. – Не было ли на эту тему у вас разговоров с вашим товарищем Волконским, которому вы сообщили о вашем намерении распустить Государственную Думу, а Волконский сказал, что это опасно делать?
Протопопов. – Нет, многие мне рассказывали, что Волконский передает все разговоры, которые я с ним имею. Я с ним был очень дружен. Я застал его на уходе, ибо А.Хвостов хотел его устранить. Я просил государя не устранять, я относился к нему с полным доверием. Я не знаю, что я ему сказал, может быть иной раз я ему и высказывал какие-нибудь мысли; я к нему относился как к товарищу, у меня была 10-летняя с ним дружба.
Соколов. – Как ваша мысль вам рисовалась?
Протопопов. – Я не мог быть органически против Государственной Думы.
Соколов. – Вы говорили, что так как Государственная Дума повышает настроение, и так как настроение это опасно, то это привело вас к соображению о роспуске, хотя бы в виде временного перерыва. Значит, в конце концов вы нашли возможным распустить Государственную Думу и вместе с тем предусматривали, что из этого могут произойти волнения в населении.
Протопопов. – Я все-таки колебался до конца, думал – можно распустить, нельзя распустить, и в душе, когда я об этом думал, я колебался – никогда не пришел к убеждению, что можно распустить.
Председатель. – Когда в Совете Министров зашел вопрос о роспуске Государственной Думы, вы вотировали за роспуск?
Протопопов. – Нет.
Председатель. – За перерыв?
Протопопов. – Да.
Соколов. – Когда вы убедились, что перерыв может повлечь за собой народное волнение…
Протопопов. – Конечно, конечно, я думал. Заметьте только, когда я пошел – в министерство ли Штюрмера или другое министерство, я служил тому режиму, которого теперь нет, естественно я думал о том, что служить нужно. Я говорю, может быть это была роковая ошибка, что я пошел, но она была совершена; конечно, я думаю, что да, это была роковая ошибка. Но совершенно естественно ведь и при новом режиме, если останусь жив, я останусь на что-либо способным, я буду при нем жить и служить родине, чтобы быть полезным, как смогу, и буду считать нарушением закона…
Соколов. – Вы предусматривали возможность волнений в населении за перерывом занятий в Государственной Думе, но все-таки считали, что этот перерыв нужен для сохранения режима, и когда был выбор, охранять ли режим или вызвать волнение населения, вы предпочли охранять режим, чем избегнуть волнений в населении?
Протопопов. – Я никогда так не думал, охранять режим или вызвать волнение в населении: во-первых, одно исключает другое – вызвать волнение в населении, это не спасает режим, а сломит его.
Соколов. – Почему же вы, предусматривая возможность волнений в населении, все-таки согласились на перерыв в занятиях Государственной Думы.
Протопопов. – Последний раз, 25-го, были уже волнения громадные. Перерыв тогда прошел единогласно, не было ни одного человека, который возражал бы против.
Соколов. – Чем же мотивировали это вы и ваши товарищи министры в тот момент, когда волнения начались?
Протопопов. – Думали, что на следующий день волна упадет.
Соколов. – Под влиянием?
Протопопов. – Нет, не роспуска, а потому, что пошли слухи, что рабочие стали на работу.
Соколов. – Но для чего же нужен был перерыв?
Протопопов. – Чтобы волнения вновь не начались.
Соколов. – Вы приписывали Государственной Думе, считали ее возбудителем настроения и концентрацией этого настроения.
Протопопов. – Да, это была ошибка, потому что если бы Государственной Думы не было, это было бы хуже.
Соколов. – Вы сообщали, что из департамента полиции к вам шли слухи о нарастании движения. Как рисовалось в отчете департамента полиции это движение?
Протопопов. – Движение это рисовалось мне таким образом, что вся Россия взбаламученное море, и притом – где слои, которые были бы довольны? Таких нет. – Где слои, на которые можно было бы опираться, внушали бы доверие? Таких нет, – вот какую картину представляла вся Россия.