большую желтую луну, Сергей вспомнил, как он любил смо-
160
треть на нее сквозь листву больших вишневых деревьев, лежа на лавочке. Как теплый воздух, напоенный весной, юностью и беззаботностью, наполнял его грудь. И тихая радость от всего этого приятно обволакивала его сердце. Он мог часами лежать
в одиночестве на лавочке, смотря вверх, и размышлять, в сущ-ности, о всякой безделице, слушая ночных певцов — зеленых древесных лягушек. И только крик его мамы:
— Сережа, пора домой, завтра рано вставать! — выводил его из этого блаженного состояния.
И, как обычно, крикнув в ответ:
— Ща иду, ма! — он плелся домой, внутренне негодуя, что его позвали и обломали кайф…
Но сейчас он был готов просидеть сто этих холодных ночей при свете этой чужой желтой луны, замерзнув тысячу раз с пустым желудком, чтобы снова услышать:
— Сережа, пора домой, завтра рано вставать!..
Эта была чужая ночь… Что-то еще было в этом прохладном воздухе в середине ноября возле города Чирчика. Непонятно как, но Пожидаев чувствовал что-то плохое. И легкое бес-покойство овладело им. Сергей замер и прислушался, но, кроме тишины и отдельных негромких голосов переговаривающихся между собой солдат, ничего не услышал. Окончательно замерз-нув, он направился в палатку, но вдруг уже возле самого входа замер и вместо: «Сережа, пора домой…» — услышал:
— Эй!
Кто-то или что-то окликнуло его каким-то жутким голосом…
Сергей машинально обернулся и глянул на залитый лунным светом палаточный городок. Он мирно спал. Пожидаев тряхнул головой и, войдя в палатку, тут же начал закутываться в ши-нель, при этом напряженно прислушиваясь, не прозвучит ли опять это жуткое «Эй!». Но в палатке стояла мертвая тишина. Молодые повара спали как убитые. «С голодухи, что ли, уже меня глючит», — подумал Сергей. Тепло стало быстро распро-страняться по всему телу, мысли начали путаться. Страшный окрик растворился где-то на задворках сознания, и он крепко заснул… Был третий час ночи…
Через час он проснулся от неистового гула, который, каза-лось, исходил со всех сторон. Ничего подобного за свои про-
161
житые восемнадцать лет он никогда не слышал. И сердце от этого шума так запрыгало в его груди, что, казалось, оно вот-вот выпрыгнет из неё. Это был не просто какой-то сильный шум,
в нем была какая-то невероятная разрушающая сила, сплетен-ная из криков, стонов, матов, визга, треска, топота, какого-то звона, глухих ударов и еще чего-то… С каждой секундой мощь «неистового гула» нарастала, и его не только стало слышно. Щит, на котором лежал Сергей, начал тихонько вибрировать, давая понять ему, что эта страшная разрушительная сила вот-вот накроет их палатку.
Тут Сергей обнаружил, что он уже сидит на своей «крова-ти», и по смутным силуэтам он понял: вся палатка тоже. Все сидели и молчали, вслушиваясь, как «неистовый гул» по мере приближения превращается в какой-то «страшный шквал» че-ловеческих страстей, который наполнил их вены адреналином до предела…
Вдруг в палатку забежал кто-то, не говоря ни слова, схо-ду упал с краю и, накрывшись чем-то, тут же растворился
в темноте. Через секунду забежало еще пятеро, их силуэты подсвечивал лунный свет, прорвавшийся в палатку через от-крытый полог. Один из них начал светить фонариком, двое других стали чиркать спичками… Через мгновение тот, что с фонариком, произнес:
— А… сука, вот он! — и, схватив за ногу первого вбежавшего
в палатку, начал тащить его на улицу.
— Не бей, брат, не бей! — начал кричать ночной гость и хва-таться за деревянные щиты.
В это время один из тех, что чиркал спичками, спросил:
— Черные есть?! — и снова зажег спичку.
— Нет, — ответил кто-то из поваров. — Мы русские, с Западной Украины приехали.
— Вставайте, русичи, черных убивать будем! — с этим криком он схватил за вторую ногу все еще упирающегося и что-то кричащего ночного гостя и исчез вместе с ним на улице.
Этот клич, словно неведомая могучая сила, подхватил кур-сантов 169-го ВШП. И в мгновение ока они сами не поняли, как все оказались на улице.
В палаточном городке творилось что-то невероятное. Уже были сметены с лица земли многие палатки. Их брезент был
162
жалобно расплющен по земле. И одиноко торчащие подпорки
и колья, освещенные желтым лунным светом, сиротливо тор-чали из земли. Повсюду валялись чьи-то вещмешки, какие-то вещи, мусор, и где-то на окраине палаточного городка начало подниматься зарево пожара.
Толпы народу бегали от палатки к палатке. Некоторые короткими перебежками передвигались поодиночке. Все они периодически то смешивались между собою, то разбегались в разные стороны. И было непонятно, кто убегает, а кто догоня-ет. Но после этих «смешиваний» на земле оставались лежать в неподвижных, неестественных позах какие-то солдаты. Кто-то просто сидел на корточках, кто-то ползал на четвереньках, кто-то прятался под брезентом снесенной палатки, кто-то выдергивал сиротливо торчащий кол, кто-то просто убегал, растворяясь в желтом лунном свете… Весь этот хаос сопрово-ждал тот самый «страшный шквал»…
Прохладный воздух в палаточном городке, в котором еще несколько минут назад беззаботно купался лунный свет, стал упругим от человеческих страстей, от всего этого неистовства
и на физическом уровне начал давить на поваров. Он словно ис-торгал из себя лишнее, и повсюду летали различные предметы…
Один из них, оказавшийся камнем, издав глухой звук, отскочил от головы одного из курсантов 169-го ВШП. Тот ойкнул и при-сел, закрыв место удара рукой. Тут же сквозь пальцы тонкими струйками потекла кровь. Кровь, подсвечиваемая луной, каза-лась черной. И это стало сигналом к действию. Двадцать пять бойцов, стоявших до этого в нерешительности, бросились к ближайшей толпе… Огромный отряд примерно из шестисот человек, к которому присоединились повара, бежал к столовой, пытаясь отрезать бегство азиатов через центральные ворота…
Сергей летел, не ощущая под собой земли. Стадное чувство буйствующей толпы поглотило сознание, сделав его единым с разрушающим организмом. И теперь он сам был частью этого страшного шквала. Новое чувство, которое охватило Пожидае-ва, было неведомо его сознанию. Он был как будто в экстазе и, срывая голосовые связки, присоединился к общему кличу:
— Бей черных! — надсадно завопил он. И, судя по всему, это новое чувство явно