Собравшись с силами, Пожидаев напряг все мышцы, да так, что кисти рук, сжимающие автомат, который висел у него на шее, побелели. Теперь каждая прожитая им минута превращалась
в час мук, а наступающая новая грозила перерасти в два часа, а то и в три…
Все же загадочна эта самая русская душа. Когда еще со-всем недавно Сергей попал под ураган, то у него даже мысль не промелькнула оставить свой пост: там на одной чаше весов была угроза жизни, а на другой — трибунал. Здесь же на одной чаше — трибунал, а на другой — потеря имиджа, статуса «нор-мального пацана». Но именно в этой ситуации он начал думать, как технично свалить с поста, понимая, что до 7-00 ну никак…
В 6-00, после подъема, началось движение в войсках, и по штабу изредка начали шарахаться офицеры. Сергей в это время клял себя на все падежи и даже, наверное, придумал пару-тройку новых за то, что упустил время, когда никого в штабе
173
не было и шанс «по тихой грусти» был упущен. Все поджилки
у него тряслись от чрезмерного напряжения и усталости, хэбэ прилипло к телу от пота, и тонкие струйки его бежали по лицу, хотя в штабе было довольно прохладно. Но Сергей уже давно не чувствовал ни то, что он уже абсолютно мокрый от пота, ни температуры окружающей среды, ни усталости, ни боли в животе — ничего. В эту минуту его мир сузился до нестерпи-мого физиологического желания и борьбы с его преодолени-ем. И с каждой новой секундой он понимал, что неумолимо проигрывает…
Тут почему-то мысли у него вдруг уехали в сторону от противостояния плоти и духа, и он начал прикидывать, что произойдет, когда обнаружат отсутствие караульного возле знамени, какой будет кипиш и как его опять выведут перед всем полком, как когда-то его выводил зампотыл, как будут клеймить позором, что он опорочил высокое звание советского солдата, как кто-то с грустью, а кто-то с усмешкой будет смо-треть на него… Потом картинка резко изменилась, и Сергей увидел себя на лавочке со своими кентафуриками — Коляном и Шуриком. Дует весенний ветер, и белые лепестки цветов, слетая с больших вишневых деревьев, кружат в теплом воздухе хороводы, благоухая последними ароматами. В этой весенней идиллии есть один неприятный момент: он проигрывает своим друзьям в карты в «козла». Тут кто-то ему настойчиво шепчет на ухо: «Расслабься, ты сильно напряжен, твои мозги не могут нормально думать, и поэтому ты проигрываешь…» Но он знает, что ему зачем-то нужно быть в напряжении, несмотря ни на что. И он отвечает этому «шёпоту»: «Нет, нельзя, так нужно…» Тут у него дрогнула голова, и он понял, что на какое-то время вылетел из реальности… И опять началась борьба физиологии с человеческой волей…
В эту минуту в штаб зашел какой-то чижик с ведром и шваброй и тут же принялся полоскать тряпку. Это был словно спасательный круг, брошенный утопающему, когда, казалось бы, никакой надежды нет. И те чувства, которые испытывает этот утопающий, когда летит спасательный круг, наверное, испытал Сергей, увидев этого чижика.
— Иди сюда! — сквозь зубы не то сказал, не то как-то провыл Сергей.
174
Молодой боец посмотрел на него удивленно и спросил почему-то на аристократический манер:
— Это вы мне?
— А кому еще? Иди сюда. На, возьми мой калаш и постой тут пять минут, пока я в сортир слетаю, — так же сквозь зубы не то сказал, не то провыл Пожидаев.
— Не, я не могу, так нельзя… Мне убирать штаб надо, — и, нагнувшись над ведром, начал дальше полоскать тряпку.
Сергей абсолютно не имел ни одной лишней секунды, да
и настроение, если честно, у него было неподходящее, чтобы вести дискуссию, и поэтому он решил резко сократить этот начинавший разгораться диспут:
— А ну быстро сюда. Завалю, сука! — с какой-то яростью уже явно провыл Пожидаев.
Чижик продолжил полоскать тряпку, решив не поддаваться на провокацию, но щелчок передернутого затвора мгновенно заставил его поднять глаза на караульного. В эту же секунду он обомлел: в него целился Сергей…
Сглотнув слюну, боец залепетал, опять же, как аристократ:
— Хорошо, хорошо. Успокойтесь, пожалуйста, — и, бросив тряпку в ведро, несмело стал приближаться к Пожидаеву, за-вороженно смотря пятикопеечными глазами на дуло автомата, которое было направлено ему в лицо. Что-то подсказывало чижику, что караульный не шутит…
В этот момент в штабе никого из офицеров не было, и, по-ставив возле знамени полка молодого солдата с автоматом, которым только что угрожал ему, Пожидаев стремглав полетел в сторону туалета…
Когда в 7-00 его сменили, то он тут же пошел в санчасть и уже не вернулся оттуда, т. к. из кишечника уже шла кровь — признак заражения дизентерией.
Через десять дней, приехав из Шиндандского госпиталя, Пожидаев был приятно удивлен: полк неожиданно вернулся из рейда и готовился к новому, а это означало, что эпопея с бесконечным караулом закончена. Вот только тогда Серега еще не подозревал, что его конфликт со старшим лейтенантом Зубаревым получит неожиданное продолжение…
175
Глава XIV
Приглушенный свет от лампочки в 60 Вт струился с потолка 20-местной палатки, накладывая черные тени, как печати, на лица солдат, лежащих в различных позах на кроватях. В этом тусклом свете сразу невозможно было разобрать, кому при-надлежат эти позы. Вновь вошедший в палатку определял, кто
и где лишь по схеме в своей голове, в которой было записано, где и чья шконка. На одной из них, по своему обыкновению накурившись чарса, валялся недавно вернувшийся из госпиталя рядовой Сергей Пожидаев.
Лежа на спине, он тупо курил, в этот раз в его голове была пустота, ни одной мыслишки там не теплилось. В палатку вошел водитель БТРа Алик Адуашвили, носящий почему-то грузинскую фамилию, хотя был похож на грузина не больше, чем морская свинка на лежавшего через две кровати от Сереги таджика Анвара. Ориентируясь в голове по схеме расположения кроватей, он подошел к Пожидаеву и уселся на пустой шконке напротив.
— Кавказ! Поедешь наводчиком со мной в рейд? — сразу пере-шел к делу Алик. — Комбата будем возить, —