— Исцелите её, — произнёс я, поочерёдно вперившись взглядом в тётушку и в сестру.
Лютиэна вскинула брови. От неё потянуло удивлением.
Как будто она не верила, что меня может волновать жизнь Каны.
Означало ли это, что я в её глазах был бесчувственным чудовищем? Или она предпочла бы бросить девушку умирать, потому что та человек? С равной вероятностью могло быть и то, и другое.
Меня тряхнуло, когда в воздушный полог прилетела очередная порция выстрелов. Несмотря на то что повсюду бурлила боль, кипела смерть, я уставал.
— Быстрее!
Больше Фаниэль и Лютиэна не спорили. Видимо, сообразили, что я с места не сдвинусь, а без меня их шансы выбраться из западни не очень-то высоки. К тому же я льстил себе надеждой, что они и не согласились бы бросить меня.
В сестре, во всяком случае, я был уверен.
Изумрудное свечение охватило обеих эльфиек. Исцеление заняло много времени — куда больше, чем мне бы хотелось.
И когда они убрали от неё ладони, Кана не открыла глаза. Её дыхание стало ровнее, пули выпрыгнули из ран, из которых перестала сочиться кровь… но девушка не очнулась.
— Она была на пороге того света, — выдохнула Фаниэль, когда я уставился на неё, — Мы вытащили её, но окончательное выздоровление истощило бы нас. Вместо одного полутрупа ты получил бы два.
На лице Петра показалось облегчение.
— Спасибо вам!
Уголок рта Фаниэль дёрнулся. Если бы не я, она бы и не подумала спасать всего лишь человека.
Справедливости ради, если бы не я, Фаниэль бы уже погибла.
Пётр осторожно взял Кану на руки. Меня посетила неуместная мысль.
Принимая помощь, неизбежно привязываешься к тому, кто тебе помогает. Но крепче этой связи та, что возникает, когда помогаешь сам. Возможно, это потому, что разумные привыкли ценить свои затраченные усилия.
Так что теперь у Каны таки появился шанс влюбить в себя Петра.
Если она переживёт этот день.
Мы представляли собой странное зрелище: сидели посреди открытой площадки (Дженни носилась над головами, показывая неприличные жесты воюющим), а вокруг кипел бой. Свистели и грохотали снаряды, шипели огнемёты, превращавшие индейцев и неосторожных солдат в кучки обгоревшего мяса, тявкали пулями винтовки и ружья…
За то время, что я не уделял Бигби, он успел отползти на порядочное расстояние. Поразительная регенерация оборотня давала о себе знать: детектив уже двигался на карачках. В него попала пара шальных пуль, но это Бигби не смутило.
Отличная решимость! Пора бы последовать примеру детектива. Ну, не той части, где его избили и выкинули.
Хотя страдания смертных лились на меня со всех сторон, они не перекрывали энергии, затрачиваемой на подчинение реальности. Я выбрал направление, махнул остальным, чтобы следовали за мной.
Если ничего не изменится, я смогу спасти как минимум себя и Лютиэну, что уже хорошо. А если повезёт, выберутся все.
Так я думал, пока из-за холма не выехал железный монстр. Или что-то в этом духе.
В отличие от других машин, эта штуковина катилась на рядах колёс, облечённых в замкнутые ленты. Её облепляли стальные пластины, и при движении она фыркала и гудела, словно хвасталась своим прибытием.
Венчала её башня, из которой торчало вытянутое дуло. И дуло это смотрело на нас.
Глава 27
За тысячи лет жизни я накрепко усвоил простую истину: беда редко приходит одна.
Золотое правило подлости сработало и сейчас.
Пушечная машина находилась достаточно далеко от меня, чтобы можно было безболезненно обезвредить её волей; перед ней же, похоже, подобные ограничения не стояли.
За мгновение до выстрела я услышал (нет, почувствовал) куда большую угрозу, исходившую с небес. Выставил барьер, расщепляющий материю.
Секундой позже ракета, попавшая в него, растворилась без единого звука. Правильнее сказать, что она расщепилась на основные стихиальные элементы, но прямо сейчас мне было не до точных формулировок.
Поскольку моя сущность утонула в боли.
Это был правильный шаг, ибо взорвавшийся снаряд нанёс бы куда больше вреда и поглотил куда больше сил для нейтрализации последствий… однако откат от настолько явного насилия над реальностью был чудовищен.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я упал на колени, сотрясаясь от жгучей, пронизывающей боли. Её я передать Нани не сумел бы при всём желании. Она не принадлежала его телу.
А потом машина выстрелила.
К счастью, её снаряд не мог похвастаться той же скоростью, что смерть, накрывшая нас с небес. Неимоверным усилием я перехватил бомбу — и отправил её назад, придав металлу соответствующий импульс.
От такого трюка я едва из кожи не выпрыгнул.
По правде говоря, это бы сильно пригодилось, ведь тогда ко мне вернулись бы силы.
С оглушительным грохотом снаряд врезался в машину и взорвался. Та, однако, осталась относительно невредима; по крайней мере, экипаж не пострадал настолько, чтобы перестать испытывать эмоции.
Да, в ней что-то загорелось, наружу вырвался язык пламени. Но эффект оказался не очень-то впечатляющим.
А вот если бы прилетело к нашей компании, наши внутренности разметало бы по всей прерии.
Я посчитал это несправедливым. И ещё более несправедливым было то, что у странной машины были, по всей видимости, стационарные боевые артефакты. Как иначе можно объяснить всплеск магии, окутавший башенку на вершине бронированного механизма? Но это можно пережить. А вот появление четырёх гигантских огненных шаров было намного неприятнее.
Они помчались в нашу сторону, набирая скорость с каждым мгновением.
Это было совсем некстати. После свершённых мной подвигов я получал заслуженную награду — валялся в колючей траве и старательно удерживал свою сущность от распада. Нет-нет, на какие-то огненные шары меня хватит…
И только я потянулся к ним волей, как две эльфийки вспомнили, что их вообще-то тоже убивают. Вспомнили — и подключились к бою.
Подчиняясь песни-заклинанию Лютиэны, вздыбилась земля, чтобы встать на пути у пламени. Вверх потянулась трава, задерживая губительный импульс, погашая яростную стихию своей гибелью.
Одновременно с тем башня машины утонула яркой вспышке. Когда сияние рассеялось, нарост, контролировавший потоки магии, исчез вместе с верхним слоем брони.
— Дальше не пробить, — бросила тётушка, — несколько слоёв защиты. Но без направляющего контура экипажу танка больше не получится пострелять по нам магией.
«Верно, не доведётся», — молча согласился я, поднимаясь на ноги. Ко мне бросилась Лютиэна, обняла, помогая встать. В иной ситуации эмоции, которыми сестра обдавала меня, были бы неприемлемы: волнение за меня, надежда и то чудное розоватое ощущение, что я принял за любовь. Всё это демонами не усваивалось.
Но как я уже упомянул, ситуация обязывала использовать всё, что подвернётся. И потому я позволил паразиту приникнуть к чувствам Лютиэны.
Стало полегче.
Однако на нашем пути по-прежнему стоял танк.
Пусть изрядно запёкшийся, он мешал. Он угрожал.
Может, внутри сидели чьи-то отцы, или мужья, или простые бездельники, которым Триумвират пообещал обращаться с ними чуть лучше, чем с остальным отребьем. Для меня это не имело значения. Я лишь надеялся, что за мгновение до смерти они осознают, что все сказанные им слова были ложью.
Всего лишь грубой прелюдией к огню, который обглодает их плоть.
От танка тянуло смесью гнева и страха, и страх нарастал. Я вскинул руки — не потому, что не мог прогнуть бытие без нелепых жестов, как местные пародии на магов. Я хотел показать, что то, что случится, моя заслуга. Чтобы все, кто наблюдал за нами, уяснили это и ужаснулись.
Их испуг стал бы огромным подспорьем.
Танк содрогнулся, глубоко, болезненно. Завизжал раздираемый металл. Моя воля металась в тесноте танка, заставляя его вздуться. Но это было не главное.
Главным была система артефактов, создававших огненные шары.
Воля вгрызлась в ту бумажную нелепицу, которую здешние военные звали предохранительными чарами.